-Пусть побудет в постели несколько дней, - велел Хантли, - а потом не позволяйте ему, долго бегать босиком по воде. Хотя лето на дворе..., - он развел руками. Врач, глядя на нее, озабоченно спросил: «А вы сами как себя чувствуете, миссис Бенджамин-Вулф? Вы очень бледны, кажется, что вы устали».

-Я просто волновалась за Теда, - вздохнула Мораг и указала на дверь гостевой спальни. «Вы найдете все, что нужно, обед будет накрыт в малой столовой».

Мораг спустилась вниз. Рассеянно посмотрев на зеленеющий, ухоженный двор, на куртины роз, женщина  подергала ожерелье на белой шее. Она была в домашнем, закрытом, болотного шелка платье, черные волосы были украшены серебряным гребнем с жемчугами.

-Я буду обедать с доктором Хантли, - велела она, услышав шаги дворецкого. «И заложите экипаж,  надо будет отвезти его обратно в Бостон. Пусть кучер переночует в городе, может быть, есть какая-то свежая почта».

Мораг  все ждала другого письма - не того, что она получила после Пасхи, - сухого, холодного. Она ждала извинений, раскаяния, обещания приехать. Сидя за круглым столом  палисандрового дерева, что-то отвечая врачу, заставляя себя, есть, она все думала: «Может быть, конверт там лежит, в городе. Завтра его сюда привезут, и все будет хорошо».

-Отличное бордо, миссис Бенджамин-Вулф, - одобрительно  сказал Хантли. «Впрочем, у вас всегда был один из лучших винных погребов в городе. А что мистер Бенджамин-Вулф, он закончил свои дела в Лондоне?»

-Да, - попыталась улыбнуться Мораг. «Он везет сюда свою мать, отчима, всю семью. Они в Америке все лето пробудут. И мои родители приедут, моя младшая сестра осенью выходит замуж, в Амстердаме, они ее провожают, - Мораг повертела вилку и нарочито весело добавила: «На десерт - лимонный бисквит, доктор Хантли».

-Вы совсем не пьете, - удивился врач, - позвольте, - он наклонил бутылку с вином.

Золотистое бордо заиграло на солнце. Мораг, заставив свою руку не дрожать, подняла бокал уотерфордского хрусталя.

-Отчего же, - незаметно прикусив губу, проговорила она. «Вы правы, доктор - вино действительно прекрасное». Мораг выпила залпом сразу половину бокала: «За здоровье маленького Теда!»

Проводив врача, Мораг поднялась наверх и постояла в светлом, увешанном картинами коридоре. Она посмотрела на коллекцию китайского фарфора в ореховом шкафчике и вспомнила веселый голос мужа: «Хватит вам сидеть в городе летом! На озера все-таки далеко ездить, поэтому я купил отличный дом в Рокпорте, со своим участком пляжа. Тед все равно -  в Бостонскую Латинскую школу пойдет. Не хочу я его в Экзетер посылать, пусть дома учится».

Дом был совсем новым, - трехэтажным, с парком, конюшнями и отдельным коттеджем с комнатами слуг.

Мораг тогда рассмеялась: «Всякий раз, когда ты приезжаешь из Нью-Йорка, ты что-то мне даришь. Аметисты, выезд, теперь дом...»

Тедди только сладко потянулся, - они лежали в постели и зевнул: «У меня там очень хорошие клиенты, вот и все».

Она  приоткрыла дверь детской и услышала тихий голос няни: «Мастер Тед хорошо поел, миссис Бенджамин-Вулф, и спит сейчас».

-Спасибо, миссис Дигби, - Мораг постояла, вдыхая запах трав. «Я схожу, прогуляюсь».

В своей спальне она переоделась в уличное платье светлого муслина. Накинув на плечи кашемировую шаль, оглянувшись, женщина  открыла ящик комода. Письмо лежало в стопке кружевных сорочек. Мораг сунула его за чулок. Только оказавшись на берегу, выйдя на причал, она выдохнула.

-Четыре месяца, - мрачно думала Мораг, глядя на белые барашки - океан  волновался. «Правильно, Натан в марте приезжал, на неделю. Господи, как я могла быть такой неосторожной? Тедди после Рождества в Англию отплыл. Он никогда в жизни не поверит, что это его ребенок. Он со мной разведется, сразу же. А если у мамы трав попросить, когда она приедет? Но я ведь уже покупала их, после того, как письмо получила. Меня только тошнило, и больше ничего. А если...- она замерла, вспомнив   грязную улицу в бедном квартале Бостона, и резкий, с грубым акцентом, голос, женщины: «Акушерка  за углом принимает, на второй этаж поднимешься и увидишь ее дверь».

-Там я трав и купила, - Мораг сжала тонкие пальцы. «Но ведь говорят, можно как-то иначе от этого...- она подышала, - избавиться. Господи, что, же мне делать?»

Она развернула письмо.

-Я ничем тебе помочь не могу, - читала Мораг ровные строки, - в любом случае я тебя хотел уведомить о том, что перед Песахом состоялась моя помолвка с мисс Джудит Шифтел, из Саванны. Она дочь Моше Шифтела, главы тамошней еврейской общины и племянница Мордехая Шифтела. Ее дядя во время войны за независимость был главой снабжения Континентальной Армии, он хороший друг папы.

Не пытайся писать моим родителям - моему слову они, разумеется, поверят больше, чем твоему. Я тебе советую сказать Тедди, что это его ребенок.  Счастливо оставаться, Натан».

-Может быть, он еще одумается, - горько сказала Мораг, смотря на бумагу в своей руке. «Одумается, приедет. Тедди  мне даст развод, он не будет меня удерживать..., Стану еврейкой...- она почувствовала у себя на щеках горячие слезы. Скомкав письмо, разорвав его, женщина  пустила клочки по ветру.

Темно-синяя вода Гудзона  колыхалась под легким ветром. Зады верфи Чарльза Брауна выходили прямо на реку.  Констанца, - она была в мужском наряде, в простой, холщовой куртке и таких же штанах, узел рыжих волос - прикрыт вязаной шапкой, - взглянула на судно, что стояло у причала. «Вот эти колеса, мистер Фултон, - женщина постучала карандашом по крепким, белым зубам, - они будут приводиться в действие паровой машиной?».

-Именно так, - Фултон, в запачканной углем, суконной блузе, подал ей руку. Констанца рассмеялась: «Вы шокируете рабочих, мистер гений. Все уверены, что я  мужчина».

Она устроилась на верфи Брауна разнорабочим, еще две недели назад. Когда Фултон встретил ее, с ящиком гвоздей в руках, и удивленно посмотрел вслед, Констанца только подмигнула.

-Не может быть, - Фултон вспомнил затянутую шелковыми обоями гостиную, мраморный стол, и женщину, - высокую, стройную, в атласном, отлично скроенном платье. Она посмотрела на него темными, пристальными глазами и разлила  кофе в серебряные чашки: «Я слышала массу восторженных отзывов о вашей работе, дорогой мистер Фултон. Ваша подводная лодка, ваши торпеды…Я хочу сделать большой репортаж, в своей газете. Он будет, так сказать, предварять первый коммерческий рейс парохода».

-Но, миссис Вулф…- начал он. Женщина отмахнулась: «Просто миссис Констанца, я не использую свою фамилию в профессиональной сфере».

-Еще неизвестно, будет ли наше предприятие удачным, - мрачно заметил Фултон, отпивая кофе.

-Ваш деловой партнер, - Констанца посмотрела в лежащую перед ней тетрадь, - наш бывший посол в Париже, мистер Ливингстон, получил от сената штата Нью-Йорк права на развитие пароходства на реке Гудзон.  Я настолько уверена в вашем успехе, мистер Фултон, что приобрела акции компании, - она улыбнулась, - теперь вы просто обязаны передо мной отчитаться, как это положено в деловом мире. И пустить меня на пароход.

-Женщинам вход на верфи запрещен, - развел руками Фултон. «Но я вам все расскажу, конечно».

-А, - только и сказала она, приподняв бровь.

А потом Фултон забрал у нее ящик с гвоздями и сердитым шепотом спросил: «Вы что тут делаете?».

-Подношу материалы строителям, - удивилась Констанца. Он, вдохнув легкий запах цитрона,  вдруг улыбнулся.

-Не волнуйтесь, мистер Фултон, - Констанца потянула ящик к себе, - я была  чесальщицей, ткачом, стеклодувом, работала на табачной плантации, лила сталь, толкала вагонетки с углем…, Так что гвозди я могу отнести, - она пошла дальше и Фултон спросил: «Но зачем?»

-Я предпочитаю все видеть собственными глазами, - бросила она через плечо.

Они поднялись по трапу. Констанца, осматривая палубу с рубкой и двумя мачтами,  усмехнулась: «Это на случай, если паровая машина сломается».