Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Он почувствовал, — как всегда, — что ее тело сразу отзывается, — на первое же его прикосновение, и, подняв руку к ее губам, приказал: «Попробуй».

— Да, — сквозь зубы сказала она, — да!

Уже потом, прижавшись щекой к ее спине, слушая ее сдавленные стоны, Федор проговорил:

«Ты помни, Лизавета, ты — моя жена, и так будет всегда, до самой смерти нашей».

Она глухо зарыдала, мотая головой, и прошептала: «Я помню, любимый»

— Вот и хорошо, — он придавил Лизу к постели, и, вцепившись зубами в ее плечо, наполняя ее собой, добавил: «Не забывай».

Джон поднял голову и оглядел мужчину, что стоял на пороге, заполняя собой дверной проем.

— Я сын миссис Марты, — угрюмо сказал тот, — синьор Теодор. Можно войти?

— Пожалуйста, — Джон отступил в сторону, и мужчина, пригнувшись, шагнул в переднюю.

— Пойдемте на кухню, — предложил Джон, — там очаг горит. Я как раз поленту сделал, с сыром, будете? И ветчина у меня есть.

— Спасибо, я только что со стройки, проголодался — мужчина сел на лавку и рассмеялся:

«Обычно подо мной мебель разваливается, дома я сам всю делал, а в гостях приходится быть осторожным. Давайте, — он отрезал огромный кусок ветчины, — и оглянулся, — Джон тут же подвинул ему бутылку вина.

— Я помню вашего батюшку, — прожевав, выпив одним глотком половину бокала, проговорил Теодор. «Мне надо, чтобы вы ему кое-что передали».

Выслушав его, Джон осторожно спросил: «Может быть, вам все-таки не стоит туда ехать, а?»

Теодор повертел в руках изящный серебряный бокал и хмуро ответил: «Я не собираюсь сидеть тут, и смотреть на то, как мою страну делят на части эти мерзавцы. Что я за человек тогда буду? Как только я увижу, кто приедет в Самбор вместо моего брата, — кто-то же наверняка у них есть в запасе, — Теодор нехорошо усмехнулся, — я перейду границу и отправлюсь в Москву».

— Вас же там хотели казнить, мне синьора Изабелла говорила, — напомнил ему Джон, раскладывая по тарелкам поленту.

— Ах, вот как, — тяжело проговорил мужчина, и, помолчав, добавил: «Ну, чтобы меня казнить, им придется потрудиться, это я вам обещаю. Но не думаю, — он прервался, и одним движением ложки опустошил половину тарелки, — чтобы меня там, на плаху положили. Может быть, даже вотчины вернут, не то чтобы я туда за ними ехал, конечно».

— И все равно, — упрямо сказал Джон, — что вам Москва?

Теодор отложил ложку и поднял ладони. «Я вот этими руками свой город строил, — хмуро ответил он, — и учился у такого архитектора, который синьору Микеланджело по таланту равен, так что теперь, мне позволить, чтобы все это разграбили какие-то, — он витиевато выругался, — проходимцы?»

— У вас очень хороший венецианский диалект, — внезапно заметил Джон.

— Я, знаете ли, — Теодор опять принялся за еду, — все больше не с дожем разговариваю, а с рабочими своими, а они люди, — мужчина улыбнулся, — простые. У нас легче так сказать, чем долго объяснять что-то. А вы, — он взглянул на Джона голубыми, в золотых искорках глазами, — если бы с вашей страной такое было, — сидели бы и ничего не делали?

— Нет, конечно, — удивленно ответил Джон и, помолчав, твердо проговорил: «Хорошо, я сразу же выеду и все расскажу отцу. Вашего брата предупредят, и будут ждать, — он улыбнулся, — гонца от Его Святейшества. Ну, а там с ним уже поговорят, по душам.

— Спасибо, — мужчина выпил еще и, поднявшись, протянул руку. «Там моя жена завтра вам письма принесет, для семьи, не откажите в любезности взять с собой».

Джон внезапно побледнел. «Синьор Теодор, давайте я отвезу синьору Изабеллу с детьми в Лондон, там они будут в безопасности, у вашей матушки»

— Вот как, — процедил мужчина. «Нет уж, моя жена отправится со мной, — куда бы я не поехал, и дети — тоже. Мне так как-то, — он помедлил, — спокойней, знаете ли. Всего хорошего, — он поклонился и вышел, а Джон, опустившись на лавку, посмотрев на остатки обеда, прошептал: «Ну что ж, теперь все ясно».

Он прошел в детскую, и, собрав свои рукописи, взвесив их на руке, усмехнувшись, — бросил в очаг. Пламя взвилось вверх и Джон, глядя на кружащийся по кухне пепел, на мгновение закрыл глаза, вдыхая запах гари.

Они прогуливались по площади, у собора, и Джон вдруг сказал: «Смотрите, какой день сегодня хороший, непогода закончилась, вам ехать веселей будет».

Изабелла протянула перетянутую кружевной лентой стопку писем и спросила: «Вы ведь сегодня в Лондон?»

— Да, — мужчина помолчал, — вещи я собрал, рукописи сжег, так что меня тут ничего не задерживает.

Женщина ахнула: «Зачем! Вы же мне читали, это очень, очень, хорошо».

Тонкие губы чуть улыбнулись, и Джон ответил: «Я теперь буду заниматься другими делами, синьора Изабелла, вряд ли у меня хватит времени на поэзию».

— Почему? — темные ресницы чуть дрогнули.

Джон посмотрел на сапфировое ожерелье на нежной, белой шее и тихо ответил: «Чтобы быть уверенным в том, что с вами все в порядке».

Она помолчала и сказала: «Простите меня. Я, правда, люблю своего мужа, лорд Джон, и буду любить всегда».

— Вам совершенно не за что просить прощения, — он вздохнул. «Пойдемте, я провожу вас домой, у вас сейчас много хлопот».

Уже у палаццо, она вдруг обернулась и приказала: «Зайдите со мной».

Джон вскинул голову вверх и посмотрел на серую, вытертую лестницу. Ее лицо — нежное, чуть раскрасневшееся от холода, — было совсем рядом. «Не надо, — он сглотнул, — не надо делать что-то из жалости, синьора Изабелла».

— Я не из жалости, — женщина чуть вздохнула и поцеловала его — глубоко, схватившись рукой за перила, пытаясь устоять на ногах. Они, наконец, оторвались друг от друга и Джон сказал:

«Я прошу тебя, прошу — поехали со мной! Собери детей, я подожду тебя здесь. К вечеру мы будем уже далеко, он не найдет тебя!».

Изабелла покачала головой, и грустно улыбнувшись, погладив его по щеке, попросила:

«Береги себя, пожалуйста».

Он еще успел услышать ее легкие шаги, а потом дверь комнат хлопнула, и вокруг не осталось ничего, кроме одиночества.

Джон вышел к набережной канала, и, стоя над серой, тусклой водой, вздохнув, сказал: «Ну что, папа, теперь ты можешь спокойно уходить в отставку».

Интерлюдия

Рим, 17 февраля 1600 года

Священник остановился на мосту через Тибр и посмотрел в сторону мрачной громады башни Нонья напротив. На востоке вставал нежный, уже весенний рассвет, и мужчина, откинув капюшон рясы, почувствовал, как темные, с проседью волосы, шевелит теплый ветер. Тибр разлился после зимних дождей, берега реки были покрыты, свежей, зеленой травой, и священник, взглянув на воробья, что сел на перила моста, вдруг сказал себе, вздохнув: «Ну, может быть, и удастся».

— Святой отец, — знакомый охранник вежливо наклонил голову. Священник, даже не думая, благословил его, и стал ждать, пока поднимется огромная, ржавая железная решетка. Он шагнул вглубь сырого, низкого коридора, и, как всегда, положил руку на простой, медный крестик, что висел у него на шее, — просто, чтобы чувствовать ее рядом с собой.

Заключенный стоял у окна и смотрел на реку. Он, даже не поворачиваясь, сказал: «Доброе утро, отец Джованни. Сегодня, да? Хороший день такой, даже обидно».

Джованни тихо ответил: «Я больше не могу оттягивать, синьор Джордано. Мне очень, очень жаль. Вы же знаете, если вы раскаетесь, то…

— Меня задушат, да, — Джордано Бруно усмехнулся. «Ну, если я не раскаялся за последние, — сколько я здесь? — девять лет, то вряд ли сделаю это сейчас».

Джованни оглянулся и сел на грубую, деревянную скамью. «Я принес вам письмо, — сказал он, — как обычно. Вы можете взять его, — он помедлил, — с собой, вас не будут обыскивать».

— Она не знает? — спросил Бруно, рассматривая римские крыши.

— Я сам не знал точную дату до последней недели, — неслышно ответил Джованни.

«Простите, было уже никак не успеть, — он замялся, — сообщить».

— Когда-нибудь, — задумчиво сказал Бруно, — человек будет летать по воздуху. Синьор да Винчи, — вы слышали о нем?

465
{"b":"860062","o":1}