-Через пять лет, дорогой, лично приеду на первый рейс и проверю, - Марта подняла бровь. Она покосилась на страницу альбома невестки. Сидония покусала карандаш. Марта тихо спросила: «Думаешь, приживутся такие рукава?». Она указала на рисунок платья - с пышными юбками, затянутой талией и поднятыми вверх плечами.

-Уже носим фонариками, тетя Марта, - Сидония набросала широкополую шляпу, увенчанную каскадом бантов, перьев и кружев. «Сами знаете, мы больше не воюем, время скромных нарядов прошло. В ближайшие тридцать лет женщины будут похожи на павлинов, - невестка быстро нарисовала фигуру в профиль.

-Такого, - сочно заметила Марта, разглядывая бант позади платья, - точно никогда не наденут. Даже худышки, как мы с тобой. Кому хочется, чтобы здесь, - она указала на лист альбома, - было больше, чем надо?

Сидония только покачала головой в шелковой шляпе: «Наденут, наденут. И корсеты еще туже будут, помяните мое слово». Она потянулась и пощупала материю на платье свекрови, вдруг: «И цвета другие появятся. Это пока война шла, все носили серое и синее, а теперь  - я просмотрела отчеты за прошлый год по торговле тканями, - теперь в моду входит ярко-желтое, малиновое, изумрудная зелень. Такой шелк уже выигрывает в продажах».

-Райские птицы, - подытожила Марта. «Перья на голове в два фута высотой, и банты на заду. Придется носить, если мадам ди Амальфи, - она подтолкнула невестку, - требует. Ты наряды для Юджинии уже отправила в Ньюкасл?»

Сиди кивнула: «Интересно, зачем Юджинии бриджи, сюртук и зимний редингот с меховым воротником? И цилиндр заказала. Хотя она говорила, у них там маскарады при дворе устраиваются. У нее отличная фигура, после родов совсем не располнела, судя по меркам. Впрочем, я  тоже, - она усадила сына к себе на колени. Мартин поднялся вместе с Джованни в вагон: «Сейчас отправляемся!»

Поезд чуть дернулся. Джованни, устроившись рядом с женой, сказал: «Тони уже на локомотиве, как и хотела. За ней присмотрят за ней, не волнуйся. Да и вообще, шесть миль в час - не так уж это и быстро, на конной тяге так ездят».

-Еще попробуй найти конную тягу, которая будет везти восемьдесят шесть тонн, - отозвалась Изабелла. Она тоже раскрыла альбом: «Надо поговорить с Питером про новую линию. Придется строить станции, оформлять залы ожидания..., -  она вдохнула запах гари. Дети закричали: «Едем! Мы едем!»

Они и вправду ехали. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.

-Мама! - Мэри восторженно высунулась в окно, ветер развевал ее темные кудряшки. «Мамочка! Так много людей, и все  машут! Как здорово!»

-Это папа сделал, - зачарованно подумала девочка. «Как будто волшебство. Нет, - она тоже помахала рукой, - знания человека. Человек может все».

Мэри вспомнила кабинет отца, маленькую модель паровой машины, тетради с расчетами на столе, и ласковый голос матери: «Папа скажет тебе спокойной ночи, и пойдет работать, милая». 

-Папа всегда работает, - вздохнула Мэри и, улыбнувшись, протянула руки: «Папа!»

От него пахло углем и железом, у него были крепкие, жесткие ладони. Мэри попросила: «А можно нам тоже на железной дороге переночевать, папочка?»

Майкл поцеловал ее: «Мы там спать не будем, малышка. Будем все проверять, перед первым рейсом. А завтра в поезде с тобой увидимся».

Мэри скосила глаза. Заметив дым из трубы локомотива, она крикнула: «Там мой папа! Он нас везет!». Поезд въехал на мост. Девочка, повернувшись, велела: «Все посмотрите! Так красиво!»

-Мог ли я подумать, - вздохнул Джованни, так и, держа жену за руку, - полвека назад я императору Хунли тележку самодвижущуюся показывал. А еще через полвека, пожалуй, такие поезда уже и под землей будут ходить. Этого мы уже не увидим, а жаль, конечно. 

Он оглянулся. Незаметно пожав пальцы Изабеллы, Джованни шепнул: «Люблю тебя».

-Я тоже, - жена ласково подтолкнула его. «Вставай, посмотрим, что там у нас за окном».

За окном были поля, перелески,  голубое, еще теплое небо. Поезд миновал мост. Майкл, повернувшись к Стефенсону, заметил: «Он еще сто лет простоит, Джордж, на совесть построено».

Тони сидела на груде угля, открыв  рот. Стефенсон, оглядев ее, спросил у Бена: «Это тот самый кузен Энтони, что ли?»

-Кузен, кузен, - уверила его Антония. Ей разрешили подбросить угля в котел. Потом локомотив двинулся, пассажиры в открытых тележках - ахнули, и не осталось больше ничего, кроме ветра в лицо, кроме солнца, что било ей в глаза, ничего, кроме счастья.

Она внезапно поднялась. Бен предостерегающе сказал: «Тони! Осторожней!»

-Ты мне руку дай, - лукаво велела девочка. Бен подчинился и Тони, недоуменно, спросила: «Что это ты покраснел?»

-Здесь паровой котел, - ядовито ответил юноша, - жарко.

Тони, взяв его за ладонь, рассмеялась, и, сняв шапку, замахала ей: «Мы едем! Ура!»

Каштановые волосы  упали ей на спину. Тони, выдохнув, повернувшись к Бену, повторила: «Едем!»

-И будем ездить всегда, - уверенно ответил ей юноша. «Больше не остановимся, Тони».

-Не остановимся, - Тони тряхнула головой. Поезд взобрался на холм, откуда уже были видны доменные печи и черепичные крыши Стоктона.

-Полный ход! - приказал Стефенсон, и локомотив покатился под гору. Ветер вырвал шапку из руки Тони. Девочка, расхохотавшись, раскинула руки: «Хорошо-то как!»

Над заснеженными деревьями Летнего Сада повис багровый, морозный закат. Два мальчика,- постарше, с белокурыми, коротко стрижеными волосами, и маленький, - рыжеволосый, - сидели на широком подоконнике. В комнате было жарко натоплено, горел камин. Мишель улыбнулся: «В Брюсселе никогда так холодно не бывает».  Он подышал на покрытое морозными узорами стекло и написал на нем: «Мама».

Мать еще осенью уехала, вместе с дядей Пьером, - сначала в Москву, а потом на юг. Как она сказала: «Киев - замечательно красивый город, милый, мне очень хочется посмотреть на его архитектуру. После Нового Года мы с дядей Пьером вернемся, так что не скучай»

Мишель не скучал. Кузен, хоть и был еще малышом, но с ним было интересно. Их водили в Летний Сад, катали на лодке по каналам, дедушка Теодор занимался с Мишелем математикой. Он разрешал мальчику повозиться с минералами в своем кабинете, в Академии Наук, и  показал ему коллекции Кунсткамеры.

-А потом поедем в Брюссель, - радостно подумал Мишель, - там дядя Поль уже на второй курс университета перешел. 

Он и провожал их в Россию. Мишель знал, что дядя Поль - друг мамы. Мать уже объяснила ему, что мужчины и женщины живут вместе тогда, когда чувствуют взаимное влечение.

-А если оно уходит? - серьезно спросил Мишель. «Или если встречаешь кого-то, кто тебе нравится больше?»

Мать пожала острыми плечами и стряхнула пепел. «Тогда, конечно, тоже надо уйти. Бесчестно обманывать человека, и притворяться, что любишь его. Мы с дядей Полем пока не ограничиваем себя в выборе друзей, а там, - мать встала и прошлась по своему кабинету, - там посмотрим. Тебе он нравится? - вдруг поинтересовалась мать, наклонившись, поцеловав Мишеля в лоб.

-Ты знаешь, что да, мамочка, - кивнул мальчик. «И он тебя любит, это сразу видно».

Тонкие губы матери улыбнулись. Джоаннв поправила строго причесанные, разделенные прямым пробором волосы, - на пальце засверкал синий алмаз, - и велела: «Отдохнул? Пора и за диктовку».

-Трудящиеся имеют право на регламентацию рабочего дня, - методично диктовала Джоанна, - на организацию профессиональных союзов и касс взаимопомощи..., - она посмотрела в сторону простой, окрашенной стены и хмыкнула: «Золотые руки у Поля. Так сделал тайник, что ничего и не заметно. Впрочем, адвокатом он тоже будет отменным. Уже за сочинения свои высшие оценки получает. Всего пять лет назад он в школу пришел - только подписаться тогда мог, и все. Даже читать не умел».

В шкапу были письма и те бумаги, которые не стоило видеть посторонним. После смерти Байрона в Греции Джоанна сожгла их корреспонденцию - на всякий случай. Она была вне подозрения - сама принцесса  Анна, жена  наследника голландского престола,  навещала школу, очень хвалила работу Джоанны и попросила ее заняться устройством ремесленного училища для девушек из бедных семей. Джоанна была принята при дворе, ее мать дружила с королем Франции и чуть ли ни всеми европейскими монархами. Женщина, тихо усмехнувшись, вспомнила те документы, что лежали в шкапу: «Прямо у них под носом».