У нее в ридикюле оказался и второй блокнот, старый, потрепанный, с пожелтевшей бумагой. Марта лежала, откинувшись на подушки, они допивали вино. Менделеев все никак не мог оторваться от ее нежного плеча, от тонких, ласковых пальцев. «Подожди, - шепнула Марта, - я тебе привезла кое-что».

Свеча догорала, окно было распахнуто в жаркую, звездную ночь. Над развалинами замка поднялась неровная, бледная половина луны.

- Я не верю, - он листал страницы, вчитываясь в четкий, летящий почерк, - не верю, Марта…, Откуда это? - Менделеев едва дышал.

- Миру от Антуана Лавуазье, с благодарностью. Дорогой ученый будущего! Это всего лишь мои размышления о связях элементов, об их месте в стройной картине природы, что даровал нам Господь. Пользуйся ими для блага и величия науки, - прочел он. Марта улыбнулась:

- Это мое, семейное. Лавуазье, во время революции, в Париже, оставил блокнот одному из моих предков. Получилось…, - Марта повела рукой, - что его некому было передать, все это время. А потом я прочла в газете, что ты здесь…, - Менделеев ее не слышал.

Он шевелил губами:

- В Карлсруэ, на конгрессе, мы так ни о чем и не договорились. Никакой классификации элементов, никакого порядка…, Лавуазье думал об этом, он предугадал будущее…, - Менделеев, растерянно, сказал:

- Я даже не знаю, как…, Марта…, - он оглянулся:

- Мне надо в кабинет, прямо сейчас, пока все это…, - он обнял ее и поцеловал теплые, бронзовые волосы: «Как мне тебя благодарить, Марта?»

- Работай, - женщина уютно устроилась на подушках, - работай, пожалуйста. Я тебе принесу завтрак, а потом ты опять будешь работать. Я пока здесь, - она помолчала. Менделеев, опустившись на пол, прижался лицом к ее руке:

- Пока, - подумал он горько, - именно, что пока. Марта, Марта…., - блокнот жег ему руки. Он все-таки не выдержал. Открутив газовый рожок в кабинете, достав свои тетради, Менделеев, на цыпочках, вошел в спальню.

Она спокойно дышала, свернувшись в клубочек, закинув руку за голову. Он натянул на ее плечи шелковое одеяло и перекрестил высокий, белый лоб. «Будь счастлива, - Менделеев, на мгновение, закрыл глаза, так это было больно, - будь счастлива, Марта».

Он вернулся в кабинет и сел за работу.

Трехкомнатный люкс в гостинице «Stephanie Les Bains» герр Беккер, коммерсант, заказал телеграммой из Берлина. За постояльцем послали ландо к поезду из Франкфурта. Герр Беккер брал комнаты на месяц, чуть ли не самые дорогие в гостинице.

Портье взглянул на большую, в кожаном переплете книгу с записями о гостях: «Нет, самые дорогие у мадам Гаспар. Красавица, ничего не скажешь. Вокруг нее мужчины так и вьются. И богата, Я видел, какие у нее бриллианты».

Мадам Гаспар, маленькая, с изящно причесанной, бронзовой головой, каждый вечер спускалась по мраморной лестнице отеля, выпрямив спину. К вечернему платью были приколоты цветы. Мадам Гаспар пела нежным сопрано, Она посещала музыкальные вечера, сидела за карточным столом и танцевала. В казино, как совершенно точно знал портье, она тоже ходила. Женщина играла аккуратно, в баккара, а к рулетке не приближалась. Ей доставляли букеты. За американкой ухаживал князь Карл Монакский.

Монако, в обмен на территориальные уступки Франции, получило от Наполеона Третьего признание суверенитета княжества и компенсацию в четыре миллиона франков. Князь Карл договорился о строительстве железной дороги. Принципал приехал в Баден-Баден изучить работу казино. В конце года Монако открывало в новом городе, Монте-Карло, бывшей рыбацкой деревне Спелюж, большой игорный дом.

- Это не страшно, - размышлял портье, - летом и осенью к ним никто не поедет, жарко. Лазурный Берег хорош только зимой. Пока они железную дорогу построят…, Гости привыкли к удобству. В экипажах никто трястись не будет. И он женат, князь Карл. Мадам Гаспар разве что любовницей его станет..., Однако она, кажется, держит его на расстоянии, как и других, - портье оглядел оживленный вестибюль.

Было одиннадцать утра. Постояльцы расходились с табльдота на прогулки, в павильон с ваннами. У гранитных ступеней входа экипажи ожидали едущих на пикники. Пахло кофе, хорошим табаком, цветами. В «Stephanie Les Bains» в шелковое, постельное белье от Frette, Payre & Chaboud клали саше с лавандой и розами. Шуршали газеты, повизгивали левретки. Дамы брали в Баден-Баден своих собачек. В большой, серебряной клетке щебетали яркие, тропические птицы. Журчал мраморный фонтан. Портье полюбовался зеленой, сочной травой лужайки у гостиницы. Дети, под надзором бонн, играли в крокет.

В раскрытые, французские двери ресторана было видно, как официанты убирают веджвудский фарфор со столов. Портье нашел глазами нового работника, молчаливого, исполнительного, аккуратного месье Дешана, из Страсбурга, и похвалил себя: «Хороший выбор. Очень добросовестный человек, рекомендации у него отменные».

Месье Дешан, согласно письму хозяина гостиницы в Страсбурге, три года трудился у него метрдотелем. «Посмотрим, - решил портье, - может быть, следующим летом поставим его на вина. Он отменно в них разбирается. Я его сам проверял».

Месье Дешан, как и остальные служащие гостиницы, жил в скромных домиках, на окраине парка. Баденские отели предоставляли персоналу комнаты, вычитая за это деньги из заработной платы. Горничные, лакеи и официанты размещались по двое,

- У них чаевые, в казино, - портье отряхнул свой элегантный, форменный сюртук, - пусть не жалуются. Люди в выигрыше всегда щедры.

У ступеней остановился отельный экипаж. Портье, мгновенно, наметанным взглядом, оценил багаж постояльца. Сундуки и саквояжи были от Гойяра, из Парижа. Герр Беккер оказался высоким, выше шести футов, широкоплечим, но изящным, с коротко подстриженными, рыжими волосами. Бороду он не носил. Портье подумал: «Вряд ли ему больше сорока». Лицо у герра Отто Беккера было спокойное, холеное, с легким, красивым загаром.

- В Остенде, наверное, отдыхал, - портье поклонился.

Портье искоса взглянул на отполированные ногти, на рыжие волоски, на длинных пальцах. Ресницы у герра Беккера тоже были рыжие, а глаза голубые, холодные.

Портье поинтересовался, не желает ли герр Беккер позавтракать в номере, как опоздавший к табльдоту. Коммерсант щелкнул крышкой золотого, с бриллиантами, брегета, и отмахнулся:

- Не стоит. Я перекусил во Франкфурте. Принесите мне кофейник и свежие газеты.

Серый костюм гостя был сшит из отличной, английской шерсти. Шелковый галстук цвета голубиного крыла скалывала булавка с крупным сапфиром. Такие же сапфиры сверкали на запонках. Пахло от герра Беккера пряно, волнующе, сандалом.

- Интересно, - пробормотал себе под нос портье, - будет ли ему везти в игре. Денег у него много, это очевидно.

Постоялец поднимался по устланной ковром лестнице. Мальчик в форменной курточке нес его саквояж. Портье, оглядел постояльцев, что устроились в плетеных креслах на террасе. Месье Дешан, склонившись над плечом какой-то итальянской графини, ловко наливал ей кофе.

- В Италии опять воевать будут, - вспомнил портье газету, - они, пока Венецию не присоединят, не успокоятся. Неугомонный синьор Гарибальди. Другие в его возрасте с внуками возятся, а он по горам бродит, с добровольцами. Австрийцы Венецию не отдадут, а пруссаки им помогут.

Вспомнив о Пруссии, портье услышал берлинский акцент нового постояльца и нахмурился:

- Не берлинский, слишком мягкий. Может быть, он из Данцига. Хотя паспорт с берлинским адресом.

Месье Дешан неслышно двигался за спинами гостей. Портье порадовался:

- Таким и должен быть лакей, официант. Сморгни, и не запомнишь. Он взрослый человек, серьезный. Не сравнить с красивыми мальчиками, что на итальянских озерах работают. Понятно, что вдовам средних лет они по душе, но нам такой репутации не нужно. За этим пусть дамы в Италию ездят, что они и делают, - портье усмехнулся. Забыв и о герре Беккере, и о Дешане, он погрузился в изучение меню сегодняшнего обеда.