— Где этот парень сейчас? — Дэниел подошел к старику.

Тот усмехнулся, показав желтые, прокуренные зубы:

— Мы с ним повздорили, мальчик, уж не помню, из-за чего. А я, хоть и был правшой, а как потерял руку под Гаваной, — пришлось взять шпагу левой. Ну да у меня и ей неплохо получается, — старик расхохотался, — так что его тем вечером на кладбище унесли.

Белла едва слышно выругалась и громко сказала: «Моя сестра Мирьям жива, она скоро выходит замуж! Так что, господа, в честь этого, — девушка шутливо поклонилась, — мы с Дэниелом ставим вам еще по стакану, и я спою вам песню про то, как Ворон спас свою невесту от костра».

— Пошли, — велела Белла, закончив, передав кабатчику виуэлу, — поговоришь с моим капитаном. Сегодня вечером надо отплывать, нельзя терять время.

— В Лондон? — недоуменно спросил Дэниел, проталкиваясь вслед за сестрой через полуденную толчею на рынке.

Белла остановилась и терпеливо ответила: «Нет. На юг, разумеется, в пролив Всех Святых.

Если мой брат жив — я его найду, Дэниел. Ты ведь меня нашел, — она улыбнулась, и встряхнула головой. «И там похоронена моя сестричка, маленькая, на тех островах, куда отца выбросило. Надо привезти ее к Мирьям. Ты найдешь их на карте, а то я там никогда не была? — озабоченно спросила Белла.

— Найду, конечно, — Дэниел вздохнул, и отстранив разносчика лимонада, сказал: «Вот только мне велели ехать с тобой в Лондон, Белла».

— И поедем, — удивилась она, подходя к аккуратному, беленому дому с красной, черепичной крышей. «Найдем Николаса, и сразу поедем. Опять же, — она подняла бровь, — Энрикес достойно платит, а у тебя семья, тебе деньги нужны».

— Нужны, — неохотно признал брат. «И все равно — ты веришь какому-то пьянице…»

Белла застучала в невысокую, выцветшую, синюю дверь. «Верю, — обернулась она, — потому что у нас тут надо держать уши открытыми. Мой отец так делал, и я тоже».

— Не работаем! — раздался сварливый голос из-за двери. «К закату приходите».

— Это Вороненок, — сказала Белла, приблизив губы к замочной скважине.

— Твой капитан еще не успел проголодаться, — рассмеялись изнутри. Дверь стала медленно распахиваться и Дэниел, подняв голову, прислушался.

— Белла, — он схватил ее за плечо, — тебе сюда нельзя!

— С каких это пор мне нельзя в бордель? — удивилась сестра, переступая через порог.

Она кинула привратнику мелкую монетку, и, устроившись на сундуке, кивнула наверх:

«Энрикес там».

— Скажи, — Дэниел обернулся, уже с лестницы, — а ты знаешь такого капитана Лава?

— Шваль, мерзавец, по нему петля плачет, — равнодушно ответила Белла, и, достав из кармана замшевую тряпочку, принялась полировать ногти.

— Заходи! — услышал Дэниел низкий, красивый мужской голос, и, толкнув дверь, отведя глаза, еще успел подумать: «Надо запомнить, Эухении должно понравиться».

— Девочки, — смуглый, широкоплечий, с короткой, черной бородой мужчина, щелкнул пальцами, — придется вам прикарманить мое золото до следующего раза.

Он шлепнул невысокую, белокожую брюнетку пониже спины, и та, как была, обнаженная, слезла с кровати. Светловолосая девушка последовала за ней, а мулатка остановилась напротив Дэниела, — она была ему вровень, и задумчиво проговорила: «Я бы не отказалась, капитан, вернуться к вам в постель — вместе с вашим гостем. А? — девушка обернулась и Энрикес рассмеялся: «Я запомню, дорогая моя, и он — капитан кивнул на Дэниела, — тоже».

Энрикес оделся, и, передав Дэниелу бутылку вина, почесав растрепанные, черные, кудрявые волосы, сказал: «Капитан Мозес Коэн Энрикес, еврей, кому это не нравится, — может отведать моей шпаги. А теперь быстро — кто ты такой и почему, ради тебя, я должен выгонять трех лучших шлюх в Порт-Рояле из своей кровати?».

— Дэниел Вулф, — юноша протянул руку. «Я ходил с капитаном Ньюпортом на «Золотом Драконе». У меня к вам записка от капитана Джона Смита. И еще, — добавил Дэниел, широко улыбаясь, — я брат Вороненка.

— Не похож ты на сэра Стивена, — испытующе заметил Энрикес, проглядывая письмо.

— Мы от одной матери, — объяснил Дэниел, и увидел, что карие глаза капитана похолодели, и остановившись, перечитали какую-то строчку в записке. «Ну, Вороненка ты нашел, — Энрикес помедлил, — парень ты, я вижу, сообразительный, и не будешь болтать о том, о чем не надо.

А вот зачем тебе Питер Лав?».

— Он убил семью да Сильва, — коротко ответил Дэниел, — это наши дальние родственники, ну, меня с дядей он тоже захватил в плен, но мы бежали с его корабля, и спасли девушку, донью Ракель да Сильву, она — единственная, кто выжил.

Энрикес длинно, витиевато выругался и велел: «Дай бутылку!»

Выпив, он помолчал и сказал:

— Как подумать, я у этого….на корабле обедал, и он мне, сука, в глаза смотрел и клялся, что в жизни не встречал барка «Святая Маргарита». Пошли, заберем Вороненка, — коротко велел Энрикес, пристегивая шпагу. «Сейчас вернемся на «Викторию», к вечеру отплываем. Будешь у меня навигатором, ну, доля в добыче, все как положено, ты не мальчик, знаешь».

Дэниел кивнул и неуверенно, помявшись, спросил: «Вы должны были их вывезти в Старый Свет, да, капитан? Ну, семью да Сильва. Я слышал, вы ведь спасаете конверсо».

— Должен был, да не успел, — красиво вырезанные ноздри чуть раздулись. «Ничего, мальчик, капитан Лав — Энрикес проверил пистолеты и усмехнулся, — мне заплатит. Слишком мало нас, евреев, осталось, чтобы вот так просто спускать это с рук. А девушка, — он посмотрел на Дэниела, — донья Ракель, с ней все в порядке?».

— Она с моим дядей, мистером Питером Кроу, он племянник Ворона, — почему-то добавил Дэниел. «Он ее довезет до Старого Света, не беспокойтесь».

— Племянник Ворона, — хмыкнул Энрикес, спускаясь по лестнице. «Ну, тогда и вправду — волноваться не о чем».

— Давай, — он подогнал Вороненка, которая, все еще сидя на сундуке, задумчиво чесала бровь пистолетом, — дуй на «Викторию», вечером снимаемся с якоря.

— Мой брат жив! — радостно сказала Вороненок, соскакивая на выложенный грубым камнем пол. «Ну, Николас. Старый Бейли сказал, что один парень ему клялся, что «Независимость» видели в проливе Всех Святых».

Энрикес поморщился. «Если старый Бейли достаточно выпьет, он и сэра Фрэнсиса Дрейка, своего покойного капитана, видит. И даже с ним разговаривает. Все, — он подтолкнул Вороненка к двери, — хватит болтать, пора приниматься за дело».

Дэниел проводил глазами каштановую голову сестры и подумал: «Надо бы домой весточку послать, да, впрочем, пока она дойдет, мы уже и вернемся».

Он посмотрел на мачты кораблей в порту и, прибавив шагу, поспешил за Энрикесом.

Вокруг не было ничего, кроме темно-синего, чуть волнующегося моря и огненного, багрового заката — в той стороне, где лежали берега Южной Америки. Энрикес посмотрел, как Дэниел прокладывает курс на карте и одобрительно сказал: «Молодец. Я там поспрашивал кое-кого, в порту — Лав в Бразилию собирался. Ну да мы его нагоним, моя «Виктория» быстроходней, тем более мы пустые пока».

— Я тогда постою следующую вахту, капитан, — попросил Дэниел. «Вороненок все равно спит уже».

— Ты ведь уже стоял, — удивился Энрикес, но, увидев глаза юноши, улыбнулся: «А впрочем, да, это ведь тебе не вино через пролив возить».

Он шутливо подтолкнул Дэниела, и тот, вскинув голову, вдохнув крепкий, соленый ветер, прошептал: «Наконец-то».

«Виктория» шла на юг, — туда, где слабые еще звезды висели на высоком, лиловом, вечернем небе.

Белый попугай покачался на жердочке и хрипло крикнул: «Куэрво! Куэрво!». Маленькая, белокурая девочка, остановившись перед ним, порылась в кармане передника и, бросив птице семян, велела: «Поешь!».

Попугай закрыл глаза и подставил шею под нежный пальчик, просунутый через бронзовые прутья большой, в человеческий рост, клетки. Девочка рассеянно погладила его, и, прислушавшись, сказала: «Дедушка?».