Агафья поежилась от северного, острого, холодного ветерка и захлопнула дверь сеней.

Лошади медленно ступали по узкой, лесной тропе.

— Уже скоро, — обернулся один из шотландцев к Джованни. — Вы простите, ваша милость, что дорога такая, сами видите, — горы. Ну да за перевалом легче будет.

Мужчина усмехнулся и, остановив лошадь, наклонился к окну возка: «Как вы тут?»

Мияко взглянула на дочь, что спала на бархатном сиденье в обнимку с толстым, рыжим щенком, и, ласково прикоснувшись к руке мужа, ответила: «Сначала читали, потом в карты играли, а теперь, сам видишь, — она кивнула на спокойное личико девочки, — тут воздух не такой, как в Лондоне».

— Да, — Джованни посмотрел вокруг. «На Японию похоже, любовь моя. Помнишь, ту хижину, где мы с тобой переводили, у водопада?»

Мияко кивнула и, покраснев, тихо сказала: «Я так рада, что мы будем все лето вместе, сэнсей. Вы же больше никуда не поедете, ну, сейчас?»

— Принцесса Элизабет, слава Богу, повенчалась, — задумчиво ответил Джованни, поднеся к губам ее руку, — а вот наследный принц Генри умер, и остался у нас один Чарльз. Теперь надо о его браке думать.

— Он же ровесник Александра! — удивилась Мияко. «Еще тринадцати лет не было».

Джованни вздохнул. «Дорогая моя, как раз в ближайшие десять лет мы и будем заниматься его сватовством, поверь мне».

— Папа! Дедушка! — услышал он, и, поцеловав пальцы жены, подумал: «Десять лет, да.

Александру будет двадцать три, двойняшкам — двадцать. Дожить бы». Он пришпорил коня, и остановился рядом с мальчиками.

— А я тебе говорил, — Александр подтолкнул Пьетро. «Что ты вот так будешь стоять, открыв рот. Я тоже — подросток рассмеялся, — так же стоял».

Среди серых, высоких скал падал вниз мощный водопад. Долина лежала перед ними — просторная, с округлыми, мягкими очертаниями лесистых холмов, обрамленная заснеженными вершинами гор. Залив — огромный, уходящий вдаль, переливался, сиял под нежным, весенним солнцем. Пахло хвоей и солью, и Александр услышал сзади тихий голос одного из шотландцев: «А там, — он протянул руку, — на западе, — море».

— А это что? — Пьетро указал на остров в заливе, где среди каменных стен поднималась в небо неприступная башня.

— Это и есть Эйлин-Донан, — ответил ему Александр. «Родовое гнездо Кеннета. Туда, к замку, мост ведет, ну да впрочем, — мальчик рассмеялся, — он сейчас поднят, конечно, нас ведь ждут.

Когда лошади медленно пошли вниз, по каменистой дороге, Пьетро вдруг, оглянувшись на отца, сказал: «Счастливый ты! Еще три года в школе и все, будешь у принца Чарльза пажом.

А мне еще, — мальчик вздохнул, — шесть лет осталось. Ну да зато я потом в Оксфорд поеду, как твой отец».

— Я тоже буду в Оксфорде, — Александр наклонился и сорвал какой-то ранний цветок. «Пажом — ведь это так, потому что у меня титул есть. Вообще, я хочу быть как дедушка, — он улыбнулся, — ну потом, когда вырасту.

— А я стану издателем, — Пьетро улыбнулся. «Папа обещал, что следующим летом мне можно будет уже в типографии помогать, там, где книгу дедушки Виллема выпустили, и записки тети Мэри. Ты, кстати, закончил эту книгу, сэра Энтони Ширли, о Персии?»

— Очень интересно, да, — Александр вдруг рассмеялся. «Вот бы еще об Африке почитать, Стивен так много о Марокко рассказывал».

— Стивену везет, — мрачно отозвался младший мальчик. «Он еще в Новый Свет поедет, и ты — тоже там был, а я, как привязанный, — то дома, то в школе, хорошо еще, папа попросил и нас раньше на каникулы отпустили».

— Ничего, — Александр перегнулся в седле и потрепал дядю по плечу, — помнишь, мы с тобой договорились, — как только тебе исполняется восемнадцать, едем в Италию. Ты же наполовину итальянец, и я — подросток усмехнулся, — в Риме родился. Побродим по Тоскане, отправимся в Венецию, — так что не грусти.

— Аниту только брать не будем, — Пьетро оглянулся на возок, — иначе вместо картин мы только лавки и увидим. И не книжные лавки, — он улыбнулся, — а с кружевами и другим девчачьим хламом.

Александр привстал в стременах и помахал рукой: «А вон и мама, с младшими, на мосту нас встречает».

Джованни спешился и протянул руки к детям.

— Дедушка! — Колин и Джеймс, — высокие, крепкие мальчики, в маленьких килтах, — бросились к нему. Маленькая Мораг, что сидела на руках у Полли, капризно сказала: «Деда хочу!», и Полли, обняв отца, глядя на то, как он целует внуков, подумала: «Господи, а ведь еще в этот Ольстер ехать, через два года. Так далеко, так далеко».

— Ну, ну, — сказал Джованни, привлекая к себе дочь. «Не плачь, девочка, мы тут до августа пробудем, успеем тебе надоесть».

Полли всхлипнула и, посмотрев на то, как дети, окружив возок, тискают щенка, спросила: «От Цезаря, что ли?»

— Да, — смешливо кивнул Джованни. «Кобелька, что он тем годом привел — на корабль брату твоему отдали, а этим годом — я сказал, что вам увезу, пусть здесь охотится».

Колин подошел к ним. Подергав деда за край плаща, мальчик поднял черноволосую голову:

«Он будет с нами спать, можно? Мы его Элрой назовем, это значит: «рыжий».

— Ну конечно, — Полли рассмеялась. «А теперь бегите, покажите бабушке Мияко и все остальным замок».

Анита взяла на руки Мораг, и, пощекотав ее, сказала: «Ну вот, мы с тобой тут две девочки, милая моя племянница, так, что пусть мальчишки что хотят, то и делают, а я тебе буду косы заплетать. Сестричка, — она потерлась головой о тартановую, сине-зеленую юбку Полли, — а можно мне такое платье, шотландское, как у тебя?

— Сошьем, конечно, — Полли проводила глазами мачеху и детей и услышала ласковый голос отца: «А где дикарь?»

— Папа! — возмущенно сказала Полли. «Кеннет закончил, университет Абердина, он знает латынь…

— Он ходит в юбке, — подытожил отец, и, наклонившись через каменные перила моста, вдохнув соленый ветер с моря, повернулся к дочери: «Да шучу я, милая, шучу».

— На охоте, уж и приедет скоро, — Полли взяла отца за руку, и внезапно улыбнулась: «А вы, папа, будете рады — те переводы, что вы мне на Рождество прислали, я уже сделала, так что заберете в Лондон». Она чуть покраснела, и Джованни спросил: «Что такое?»

— Я тут Библию стала переводить, из Нового Завета, на шотландский язык, — смущенно сказала Полли. «Так, немножко, на досуге. Кеннет мне помогает».

Джованни остановился и привлек ее к себе: «Мы так же с Мияко познакомились, она мне тоже с переводами помогала, там, в Японии. Я очень рад, милая моя, ну да впрочем, ты же моя дочь, а у меня всегда с языками хорошо было».

Когда они уже входили на замковый двор, Полли спросила: «Папа, а от Николаса ничего не слышно?»

Джованни вздохнул: «Ну, если все идет удачно, — то они уже должны быть там, на мысе Надежды. Осенью узнаем».

— Как все долго, — озабоченно ответила Полли и про себя подумала: «Господи, только бы с моей сестрой все хорошо было, только бы они все вернулись домой».

Кеннет разлил вино по бокалам и, попробовав, хмыкнул: «А знаете, неплохо. Я уж и привыкать к нему стал».

— Неплохо, — сварливо отозвался тесть. «Лучшее бургундское, какое только было в Эдинбурге». Джованни откинулся в кресле и протянул ноги к камину. «И все равно — сыро, — подумал он. «Ну конечно, вода вокруг».

Кеннет все стоял у большого, выходящего на залив окна.

— Я очень надеюсь, — прервал молчание Джованни, — что в Ольстере ты будешь следить за семьей. Сам знаешь, ирландцы….

Голубые глаза мужчины сверкнули и он ответил: «Во-первых, там у нас будет замок, совершенно неприступный, как и здесь. Во-вторых, я для того туда и еду, чтобы привести их к покорности, ваша милость».

— Да называй ты меня по имени, — отмахнулся тесть, и задумчиво продолжил: «К покорности.

Вот, мы с тобой оба — хорошие протестанты, хоть я больше двух десятков лет трудился на благо папы римского, — а все равно, — мужчина отставил бокал, — не нравится мне это, Кеннет.