- Он ее старше, - понял Леклерк, - лет на двадцать. Такие мужчины не склонны к необдуманным поступкам.

- Она ушла, не дождалась вас, - Леклерк увидел, что барон смутился. Профессор, успокаивающим тоном, заметил:

- Ваша жена здорова. Она вам все расскажет, обещаю. Или, если вы хотите, - он взглянул на свой золотой хронометр, - я все объясню. Однако меня ждет мадам Леклерк, к ужину...

- Я вас провожу, - горячо сказал барон: «Я волнуюсь, профессор, она молодая женщина..., Пожалуйста, ничего от меня не скрывайте. Я готов на все ради того, чтобы мадам Элиза оправилась».

Виллем шел по узкой улице, слушая профессора. Выяснить, куда на самом деле отправляется невестка, было легче легкого. Дождавшись, пока сын и его жена уйдут на прогулку, барон, как следует, обшарил вещи Элизы. Виллем нашел, в папке, переписку с неким профессором Леклерком, из университета в Лувене, специалистом по женским болезням. Виллем узнал дату и время консилиума, на который приглашали Элизу. Барон пробормотал: «И в прошлом году она туда ездила, якобы молилась. Посмотрим, что у нее не в порядке».

Они распрощались с Леклерком у двери его особняка. Профессор, озабоченно, заметил:

- Постарайтесь поддержать вашу жену, господин барон. Женщине, молодой, трудно жить с такими новостями. У нее может начаться меланхолия, расстройство нервов..., Будьте рядом с ней и помните, приютить сироту, вырастить его, это долг каждого христианина.

- Конечно, - кивнул Виллем. Профессор заметил слезы в его глазах:

- Тоже переживает, бедняга. Однако он спокойный человек, взрослый..., Все будет хорошо, - уверил себя профессор, и проводил глазами его мощную, в летнем пиджаке, спину.

На вокзале Лувена Виллем расположился в ресторане, и заказал обед. Он отхлебнул пива:

- Меланхолия, нервное расстройство..., - он усмехнулся, - пусть дорогая невестка всем этим в монастыре страдает, если она такая верующая. Заставлю Виллема аннулировать брак. Все ее деньги останутся нам, а она пусть принимает обеты. Женился на бесплодной калеке, дурак. Обвенчаю его с подходящей девушкой. Дорогая невестка мне не откажет, - Виллем подождал, пока накроют на стол, - теперь она у меня в руках. Она, наверняка, все будет скрывать от мальчишки. Развлекусь с ней, а потом вышвырну на улицу, - он потушил сигару и принялся за сосиски с кислой капустой.

Вагон третьего класса, из Льежа в Мон-Сен-Мартен, был забит людьми. К деревянному потолку поднимался табачный дым. Пассажиры, в простых, холщовых куртках, в суконных картузах, со старыми саквояжами, сидели прямо на заплеванных половицах. В открытые окна виднелись слабые, летние звезды над бесконечными полями. Вдалеке поднимались вверх терриконы шахт «Угольной компании де ла Марков».

- Говорят, в этом году пять сотен человек нанимают, - один из рабочих растоптал прохудившимся ботинком окурок, - на «Луизе» новые штольни пробили, и на других шахтах тоже. Главное, - он взглянул на вечернее небо, - первым в очереди оказаться, и понравиться главному штейгеру.

Его собеседник, высокий, молодой, белокурый мужчина, поскреб в бороде:

- Я слышал, они весной две тысячи человек уволили. С десяток шахт закрыли. А вы радуетесь, что пятьсот на работу возьмут, - он курил дешевую папиросу. Руки у него были большие, с крепкими, длинными пальцами, с несмываемыми пятнами угля и следами от ожогов.

- Надо добиваться, чтобы компании устанавливали справедливую оплату труда, - заключил мужчина, -в Германии, на заводах фон Рабе, после осенней забастовки, хозяева на это пошли. Хотя все равно, -он взглянул на двери тамбура, - капиталисты нас грабят.

- Закрыли шахты, где пласты истощились, - вмешался рабочий, сидевший на скамье напротив.

- Насчет забастовок, - мужчина вздохнул, - а жить на что? - он кивнул в сторону соседнего отделения, где худенькая женщина устало, качала ребенка в шали.

- Хорошо, - помолчал рабочий, - что Господь его брата к себе прибрал. Двоих мы бы не вытянули. И так жена их обоих на работу носила. Присмотреть-то некому за детьми.

- Я работал на заводах фон Рабе, - коротко заметил белокурый мужчина.

- В литейном цеху. Мы организовали кассу взаимопомощи, и во время забастовки никто не голодал. Нам посылали деньги товарищи со всей Германии. Франсуа Вильнев, - он пожал руки рабочим.

Ладонь у него была жесткая, сильная, глаза, пристальные, голубые. На лбу виднелась резкая, решительная морщина. И подбородок у него был упрямый, крепкий. Говорил Вильнев, как образованный человек. Вскоре в их отделение подтянулись другие мужчины. Завтра, в шесть утра, «Угольная компания де ла Марков», начинала нанимать персонал на следующий год. В вагоне говорили, что на пятьсот мест претендует, чуть ли не пять тысяч человек. Поселок наполняли приезжие, надеявшиеся получить место на шахтах.

Волк рассказывал рабочим о деятельности Интернационала в Германии и Франции, и спокойно думал: «Диверсия, на самой глубокой шахте компании, на «Луизе». Хватит полумер. Только актами террора можно добиться капитуляции хозяйчиков. Очень хорошо, что инженеры не видят рабочих, одни штейгеры. Но мы с ее братом никогда не встречались, он меня не узнает. И штейгеры понятия не имеют, кто она такая. Надо будет проследить, чтобы она не попадалась на глаза Виллему, вот и все. Она погибнет, при взрыве, а я уеду в Лозанну».

В Швейцарии, осенью, должен был состояться конгресс Интернационала. Волка пригласили выступить с докладом о работе среди пролетариата. Ему надо было добраться и до Женевы. Книга выходила в свет. Издатель был очень доволен рукописью. Он хотел заключить с Волком еще один контракт. «Идеи социализма сейчас очень популярны, - читал Макс письмо, полученное на его безопасный ящик, на женевском почтамте, - а вы, доктор де Лу, отлично владеете пером. Я предрекаю вашим книгам большой успех».

После Швейцарии он собирался навестить Париж, посетить адвокатов, и увидеть семью. К Рождеству Волка ждали в Дублине. Ирландские товарищи нуждались в обучении военному делу и подрывной технике, с ними занимались давние приятели Волка, из Америки. Он предполагал устроить где-нибудь в глуши подпольный лагерь.

- Потом опробуем ребят в деле, - решил Волк, - устроим дорогому дяде Джону веселую жизнь. Фении будут рады от него избавиться. Он у них в списке приговоренных к смертной казни.

Осенью на заводы в Эссен приехал молодой граф фон Рабе. Маргарита, через несколько недель работы у него в канцелярии, наотрез отказалась туда возвращаться. Волк был очень недоволен. Маргарита, разрыдавшись, призналась, что наследник фон Рабе предложил ей бросить работу и пойти к нему в содержанки.

Граф хотел поселить ее в хорошей квартире, в Кельне. Волк обрадовался: «Отлично. Мы получим безопасный адрес. Граф фон Рабе не станет там болтаться целыми днями. Устроим тайник, начнем передавать корреспонденцию, читать его документы...»

Он попытался объяснить Маргарите, что дело борьбы за новое общество требует жертв. Она, как коммунист, должна была подчиняться приказам Интернационала. Девушка мотала головой и плакала:

- Я не могу, не могу..., Не проси меня, Волк, я люблю тебя, я никогда тебя не оставлю..., - в постели, она прижалась к нему: «Я всегда, всегда буду с тобой, куда бы ты ни отправился...»

Девушка заснула. Волк лежал, затягиваясь папиросой, искоса глядя на ее русые, рассыпанные по подушке волосы. «Еще забеременеть вздумает, - недовольно вздохнул Макс, - хотя, она пьет снадобье. Я сам проверяю. За это можно быть спокойным».

Весной Маргарита сказала ему, что ждет ребенка. Она клялась, что принимала настойку, каждый день. Девушка, всхлипывая, говорила, что средство, наверное, оказалось недейственным. Однако Волк подозревал, что Маргарита подменила лекарство, втайне от него.

Она ушла из конторы и нанялась поденщицей. Девушка мыла полы в пивных и лавках в их рабочем квартале.

- Ты его полюбишь, Макс, - горячо говорила Маргарита,- полюбишь наше дитя. Мальчика, или девочку..., - она, ласково, брала его руку и клала на живот. Макс заставлял себя не морщиться. Она подурнела, на лице появились темные пятна, ее часто тошнило. Руки девушки растрескались и покраснели от холодной воды, ноги отекали. Она, все равно, шила приданое для младенца, улыбалась и говорила, как они с Максом и ребенком будут жить в Швейцарии, в Женеве, у озера. Ни в какую Женеву Макс ее возить не собирался. После удачно проведенной забастовки он уволился с заводов. Оставив Маргариту в Эссене, Волк уехал в Лейпциг. Они с Либкнехтом и Бебелем провели подпольное заседание будущей социалистической партии. Волк получил разрешение на диверсию в Бельгии и послал письмо в Варшаву, господину Воронцову-Вельяминову.