Человек разогнулся - он тоже был в разбитых, старых сапогах и заношенной, матросской куртке. Он тихо сказал, глядя на нее светло-голубыми глазами: «Здравствуй, сестричка».

Они сидели на причале, держась за руки. Джон, затягиваясь сигаркой, превозмогая кашель,  вспомнил вчерашний вечер. Невестка разливала чай, а потом он, повертев в пальцах оправленный в золото медвежий клык, улыбнулся: «Сыну вашему достанется».

Ева немного покраснела: «Откуда он, дядя Джон?»

Герцог указал на разложенный атлас - до ужина они рассматривали карту Австралии.

-Дед герцогини Беллы был отсюда, - он положил ладонь на карту, - из Сибири, как ее называют. Еще во время оно. Это был миссис де ла Марк первый муж. Какой-то князь, - Джон усмехнулся, - туземный. От него и осталось. А ты, милая, - он ласково посмотрел на невестку, - ты от старшего сына миссис де ла Марк, архитектора, того, что в Венеции жил. И с ди Амальфи ты в родстве, через графа Ноттингема. И с Горовицами, через внучку миссис де ла Марк, ту, что в Картахене сожгли, Сару-Мирьям. Все мы одна семья, - вздохнул герцог, - так что давайте там, в Австралии, продолжайте наш род.

Джо посмотрела на горизонт и, деловито, сказала: «Если солнце село в тучу - жди к утру большую бучу. Она и поднимается. Мы вовремя, братик».

-Ты уверена? - Джон поцеловал ей руку.

Сестра пожала плечами. Спрыгнув в бот, женщина  помогла ему устроиться на скамье.

-Это не лечится, - коротко ответила Джо, отвязывая канат. «Я читала Давида книги. Сам знаешь, - сестра  рассмеялась, - у меня три врача в семье. Через год, а то и меньше, я, может быть, ходить не смогу - появятся опухоли в позвоночнике. Или в груди, или в печени, или в желудке, как у его величества. Так лучше, - подытожила Джо. Опустившись на колени, плотнее завязав шарф на шее у брата, она озабоченно спросила: «А вот ты? Ты  уверен, Джон?»

Герцог закашлялся и кивнул: «Конечно. Девочки взрослые, Джон тоже, у Мадлен  внуки..., Я готов, милая. Хватит уже, - он болезненно вдохнул, - устал я».

-Я буду с тобой, - просто сказала Джо. Поставив парус, оттолкнув бот от причала, она весело заметила: «Как выйдем из гавани,  нас потрясет немного. Но я хочу до настоящей бури добраться, - женщина прищурилась и свистнула, - впрочем, она уже близко».

-Какой она моряк отменный, - еще успел подумать Джон. Потом он привалился к борту и нашел в себе силы улыбнуться: «Напоследок пострадаю от морской болезни».

Уже когда острова не было видно, когда все вокруг ревело, и бот, словно игрушку, бросали огромные, закрывающие небо, ледяные волны, Джо протянула ему руку и крикнула: «Сейчас!»

-Она всегда была первой, - ласково подумал Джон. «Она старше меня,  конечно. Сестричка, как я ее люблю».

Все вокруг стало прозрачным, светлым, их несло течением, а Джо все держала его пальцы - крепко. Джон вдохнул. В  первый раз, за много лет, ему не было больно, - было хорошо, понял он, закрывая глаза, - было так, как надо.  Джон увидел, как сестра, коротко взмахнув рукой, - отдаляется от него. Выдохнув, он стал погружаться в бездонную, тихую пропасть.

-Чаю, рав Коэн, - Аарон наклонил над стаканом серебряный чайник. Дома было тихо, с кухни доносились запахи обеда, в раскрытые окна были видны зеленые листья гранатового дерева, и слышался блаженный, детский смех.

-Истинно, - сват искоса поглядел на спокойную улыбку рава Горовица, - кто бы мог подумать? Год ему до семидесяти, а ребенок родился. И жена, на двадцать лет его младше. Из Польши своей вернулась, ради него.

-Отменный чай, - похвалил сват. Аарон, весело развел руками: «Заварки жалеть не надо». Он подвинул свату блюдо с ореховым пирогом: «С  чем пришли, рав Коэн?»

-Уютно у них, - рав Коэн оглядел отполированные половицы, открытые шкафы, уставленные серебром, резные стулья, кружевную, белоснежную скатерть. «Хорошая семья, конечно. У рава Горовица все дочки плодовитые. Шестнадцать внуков у него, восемь правнуков. Эта, Динале, Малки дочь, что в прошлом году в Цфат замуж вышла, - тоже ожидает, я слышал. В добрый час, в добрый час. И двойняшки помолвлены уже, на Хануку под хупу пойдут». Рав Коэн откашлялся: «Тянуть нечего».

-Насчет вашей внучки, рав Горовиц, - он зашуршал листами потрепанного блокнота, - Дины. Семнадцать лет ей, у меня записано..., - сват прервался и подумал: «Приданое хорошее дадут, Американка эта, младшая его дочь, говорят, у себя в Новом Свете на золоте обедает. Рав Азулай ездил пожертвования собирать, рассказывал,  какой у них в Вашингтоне особняк. Госпожа Эстер, в память брата своего и жены его,  дала денег на то, чтобы ешиву расширить. Истинно, добродетельную жену кто найдет, цена ее выше рубинов. Четыре сотни учеников у нас, а все равно, Господи, - рав Коэн вздохнул, - мы до сих пор на одном пятачке все жмемся.  За стенами бы начать строиться, да опасно это, и грех, грех. Сказано же, надо ожидать Мессии, он восстановит престол царя Давида».

-В наше время и в наши дни, амен, - услышал он голос рава Горовица. Покраснев , рав Коэн понял, что говорил вслух.

-Жена его, - сват отпил еще чая, - из Польши не с пустыми руками приехала. Интересно, откуда у нее деньги появились. На мельнице разве столько заработаешь? Хотя правильно это, что они под хупу встали. Они были женаты когда-то, да развелись. Двадцать лет назад, что ли. Это хорошо, достойно - взять обратно жену разведенную. Замужем она не была, а что там она, в Польше делала, никого не касается.

-Да, да, - закивал рав Коэн. «Я к вам пришел, рав Горовиц, потому что Дина, да удостоит ее Всевышний долгих лет жизни, - сирота, под опекой вашей..., Сами понимаете, - он пожал плечами, - до Лондона, где мать ее обретается, - письма долго идут...»

-Долго, - согласился Аарон, пробуя пирог. «Вы ешьте, рав Коэн, - ласково попросил он, - это моя жена пекла. Вы сукку уже поставили? - поинтересовался он.

-Сегодня начну, - отозвался сват. «А вы?»

-Мы все вместе сукку возводим, как обычно, - рассмеялся Аарон. «У господина Судакова, у них места много.  Дочка моя средняя  с мужем -  сами строят, старшие внучки тоже, а мы  к Судаковым пойдем. Там и ночевать буду, с Моше и сыном его».

Сват порадовался: «Сам о них заговорил, все легче. Судаковы тоже семья не бедная. Моше преуспевает, с вином своим, с этрогами, да и строительства  не бросает. И сын его  в ешиве первый ученик».

Рав Коэн вспомнил веселые, серые глаза Моше Судакова. Тот, наливая свату чая, развел руками: «Сами понимаете, мы родственники. Дети друг другу по душе пришлись. Но, конечно, без свата нельзя, рав Коэн, не положено. Вы не волнуйтесь, - он подвинул свату ореховый пирог, - ваше вознаграждение таким же и останется».

Из сада пахло цветущим жасмином. Рав Коэн, оглядев большую, просторную гостиную Судаковых, обставленную мебелью красного дерева, с арабскими коврами на каменном полу, с фарфором и хрусталем в шкафах, - открыл свой блокнот.  Госпожа Судакова, что сидела напротив него, улыбнулась. «Отец ее генералом у Наполеона был, - вспомнил сват. «Брат, старший, в Америке, и семья его там. Полковником стал, в армии.  А мы здесь..., - он оборвал себя и деловито покусал карандаш: «Приступим, господин Судаков, госпожа Судакова». Он отпил чая: «Я еще  Циону запишу, в книжку мою. Четырнадцать лет девочке, года через два сватать можно».

Дверь заскрипела. Независимый голос сказал: «Это мы еще посмотрим, рав Коэн». Она была высокая, в отца, тонкая. Темные, тяжелые волосы  - заплетены в косы, серые, большие глаза посмотрели на него. Рав Коэн вздохнул: «Красавица, конечно. Впрочем, сказано: «Обманчива прелесть, и лжива краса, лишь женщина, боящаяся Господа, достойна похвал». Ох, молодежь, молодежь. Еще и Ционой зовут, имя новое придумали. Рав Горовиц дочку свою четвертую - Авиталь назвал. Впрочем, это, наверное, госпожа Горовиц постаралась. Он у нас известный подкаблучник, да и что еще ждать от отца четырех дочерей. Женщины им вертят, как хотят. Всю жизнь так было».