Он потушил окурок и стал быстро писать.

На большой, подвальной кухне были разожжены все плиты. Из встроенных в стены очагов шел запах свежевыпеченного хлеба. Дина Судакова, в простом, холщовом платье, с волосами, прикрытыми туго замотанным платком, наклонилась над большим, медным противнем, с аккуратно разложенными, жареными курицами.

- Пять сотен человек за столы усядутся, - весело подумала Дина, - самая большая свадьба в этом году.

Женщины начали готовить три дня назад. Дина, посмотрела на свой хронометр:

- Дождусь всех, и пойду за нашей невестой. Я ночь не спала, а она пусть отдохнет. Еще не рассвело. Вчера вечером Бет, сидя в гостиной дома Судаковых, тихо спросила:

- Тетя Дина, как это будет? Мы в Америку вернемся, с Джошуа…

- Вернетесь, - уверенно заметила Марта. Она любовалась белым, атласным платьем, надетым на деревянный манекен. Марта повторила:

- Вернетесь. Помни, - она наклонилась и поцеловала высокий, цвета карамели лоб, - приедете в Париж, и получишь французский паспорт. В нем раса не указана, и в Америке, - зеленые глаза засверкали искрами, - тоже так будет, еще при нашей жизни.

Дина Судакова кивнула:

- Марта права, милая. Француженка и француженка. Язык у тебя, как родной…

Бет прошлась по тканому, арабскому ковру в гостиной. Открытые шкафы красного дерева были уставлены тяжелыми книгами в кожаных переплетах. Тускло блестели заглавия, сверкало в лучах заходящего солнца серебро высоких подсвечников. Осень выдалась теплая, сухая. Бет остановилась у окна и посмотрела на золотые листья гранатового дерева в маленьком дворике дома Судаковых, на высокое, голубое небо Иерусалима.

Женщины молчали. Тикали большие, ореховые часы на стене.

- Тетя Дина, - Бет провела ладонями по своему простому, шерстяному платью, - сказано: «Правды, и только правды добивайся». Это будет ложь…, - ее голос угас.

Дина переглянулась с Мартой. Зеленые глаза пожилой женщины окружала мелкая сеточка морщин. Марта со значением взглянула в сторону книг на полках. Дина вздохнула: «Милая моя, рав Судаков тебе, то же самое сказал. Я помню. Никакой лжи здесь нет. У тебя есть все права на французское гражданство. Когда у тебя и Джошуа дети появятся, - Дина улыбнулась, - тогда им все и расскажете, конечно, - она поднялась:

- Марта, пойдем готовить. Невесте не след это делать. Плиты у нас разожжены, на кухне, в ешиве. Мирьям нам поможет, когда с вызовами закончит.

Оказавшись во дворе, госпожа Судакова, кисло, сказала:

- Ты ей больше об этом напоминай. Тебя она слушает, как видишь. Мы не американцы, - жена раввина махнула рукой, - она мне все время говорит, что там люди другие.

Марта уверила ее:

- Все хорошо будет, тетя Дина. Спасибо, что меня приютили.

Госпожа Судакова вздернула бровь:

- Исаак все равно, в Цфат поехал, сразу после праздников. Только к хупе вернется, вместе с Джошуа. Ты семья, милая, - она поцеловала Марту в щеку, - и Бет веселее. Я ей за два года надоела, думаю, -Дина рассмеялась.

Они вышли на узкую, каменную улицу. Марта, незаметно, положила руку на живот. Во время плавания ее тошнило, но не сильно. Когда они пришвартовались в Яффо, недомогание прекратилось.

Мирьям, тогда, вместе с мужем, еще была на канале. Они собирались приехать к самой хупе. Марта решила:

- В Лондоне к акушерке схожу. Девочка…, - она ласково улыбалась, когда думала о ребенке.

В Баден-Бадене, она сухо сказала зятю:

- У вашей жены, Федор Петрович, был выкидыш, когда она из Санкт-Петербурга уехала. Во многом, благодаря вам, думаю.

Марта увидела, как похолодели его глаза и отрезала: «И больше говорить не о чем». Она спешила вслед за госпожой Судаковой и вспоминала, как Бет бросилась ей на шею, выбежав во двор дома. Они сидели, держась за руки, на скамейке под гранатовым деревом. Бет шептала: «Марта, милая, как я рада тебя видеть…, Спасибо, спасибо тебе, что ты приехала»

- Я обещала, - Марта прижалась белой щекой к смуглой, теплой щеке, - помнишь, когда мы девчонками были. Я свои обещания всегда выполняю.

Марта рассказала ей о смерти братьев Вулфов. Бет, в спальне, достала письмо из Вашингтона.

- Дорогой дядя Исаак, - читала Марта четкий почерк Дэниела Горовица, - с радостью сообщаю вам, что после праздников у меня была хупа. Моя жена Сара тоже передает вам пожелания здоровья и благополучия. Я посылаю пожертвование в фонд ешивы, в честь нашей свадьбы.

Бет повертела конверт: «Полковнику Вильямсону пожизненное заключение дали». Марта кивнула:

- Я знаю, в газетах читала. Бет, - она присела на кровать и взяла руку кузины, - не думай обо всем этом, пожалуйста. Что ты мне о Мэтью рассказала, о Вильямсоне, - женщина помолчала, - забудь о них…, - Марта, внезапно, улыбнулась: «Ты мне говорила, что никогда за белого замуж не выйдешь».

Бет качнула черноволосой, кудрявой головой:

- Джошуа еврей, это другое, Марта. И я скоро буду…, - Бет посмотрела в сторону своего рабочего стола Рава Судаков, еще тогда, два года назад успокоил ее:

- Сказано: «Черна я, но прекрасна, дщери Иерусалимские». Ты видела, у нас братья есть из стран Йемена, из Африки…, Евреи не только белыми бывают.

Бет стояла, перекладывая свои тетради, гладя обложку книги. Она вышла год назад в Америке, издатель прислал ей авторские экземпляры: «Как мне их благодарить? Они меня под свое крыло взяли…, Я, конечно, родня, но очень дальняя. Тетя Дина и дядя Исаак со мной, словно с дочерью обращаются».

Она вернулась к Марте:

- Скучаю о Джошуа, - пожаловалась Бет, - с той весны, когда мы сюда приехали, я его и не видела. Не положено.

- Скоро увидишь, - бодро заметила Марта. Она встала посреди спальни, оглядывая разложенные на кровати платья:

- В Америке новый гардероб сошьешь. Тебе придется с лекциями выступать, перед публикой…, Можно это? - поинтересовалась женщина.

Бет кивнула:

- Это не Тора. Да и ее женщина женщинам может преподавать. Когда Джошуа пост раввина получит, я тоже буду…, - Бет оборвала себя и горько подумала:

- Если получит. Даже с французским паспортом на меня косо посмотрят. Я всей Америке известна…, -она открыла книгу и взглянула на свою старую, довоенную фотографию.

Марта оказалась рядом. Женщина положила острый подбородок ей на плечо: «Такая же красавица».

- Мне до тридцати год, - Бет смотрела на пенсне, между пуговицами корсета, на копну тяжелых, черных волос, на заглавие: «Элизабет Фримен. Америка в огне». Марта поцеловала ее в щеку:

- А мне тридцать, ну и что? Очень хорошая книга, - заметила она, - не зря второе издание выходит. Ты для газет будешь писать, когда вернешься?

Бет подавила тяжелый вздох:

- Еще неизвестно, что в Америке случится. На юге даже после войны негров вешают, - она положила руку на старый выпуск New York Evening Post, с жирным, черным заголовком: «Очередной случай суда Линча».

- Все это изменится, - уверила ее Марта, - увидишь.

Дина Судакова вытащила из очага противень с халами. Дверь скрипнула, раздался веселый голос: «Тетя Дина, Бет готова в микву идти».

Марта спустилась вниз, по узкой, каменной лестнице и засучила рукава простого платья: «Я вас заменю, и остальных женщин дождусь». Дина, вымыв руки, оправила платок: «Одна сюда шла»

Женщина взялась за нож,поставив перед собой плетеную корзину с луком и морковью:

- Меня проводили, тетя Дина. Рав Маркус, я его на улице встретила. А дядя Исаак с Джошуа когда приезжают?

- Сейчас должны приехать, - Дина вышла во двор. Марта, очищая лук, вытерла рукавом платья слезы, что брызнули из глаз: «Надо у рава Маркуса еще расспросить о Польше. Тяжело ему о таком говорить…, - она стала резать лук, все еще всхлипывая.

Марта высыпала овощи на противень, слушая болтовню женщин. Кухня, постепенно, наполнялась людьми. Рав Маркус Ястроу приехал в Иерусалим с женой, Бертой, и двумя мальчишками, Иосифом и Моррисом. Марта познакомилась с ними на обеде у Дины Судаковой. Рав Ястроу принял приглашение синагоги в Филадельфии. Они с женой расспрашивали Марту и Бет о жизни в Америке. Сам раввин был из Пруссии, но, как он сказал: