Аарон задержался на пороге - пахло знакомым, и еще чем-то - странным, неприятным. Он увидел мать - она стояла на коленях посреди прохода, белокурая голова была накрыта темной шалью. «Почему папа лежит? - подумал Аарон. «Здесь не спят, дома только спят».

Он неуверенно позвал: «Папа! Папа!». Аарон пошел к нему, твердо держась на ногах.

-Папа! - крикнул мальчик, оказавшись рядом. Рэйчел подняла сухие глаза. Взяв сына, прикрыв его шалью, она шепнула: «Не надо, не надо, милый».

Мальчик плакал, - горестно, отчаянно, цепляясь за нее. Она, взяв окровавленную Библию, что лежала на груди у мужа, открыла книгу. Страница была испачкана, но слова были видны.

-Господи, - Рэйчел шевелила губами, - Господи, за что? Господи, упокой его в садах райских, - она, так и удерживая всхлипывающего ребенка, легла рядом с трупом.

-Ты это читал? - тихо спросила Рэйчел, устроив голову на его покрытой грязью, рваной сутане. «Это, милый мой? Это видел там, в свой последний час?».

Строки из «Песни Песней» были залиты кровью.

-Очи твои, - тихо сказала Рэйчел, укачивая сына, прижавшись щекой к мертвому плечу мужа, - очи голубиные.

В открытые окна церкви вливался солнечный свет. В летнем небе, порхали, перекликались птицы.

На галерее Палаты Общин было тихо.  Мужчины, -  двое были в  траурных, черных сюртуках, - сидели отдельно от всех, смотря вниз.

Мартин покосился на седые виски отца, - лазоревые, холодные глаза Питера следили за спикером. Юноша  скрыл тяжелый вздох: «Хоть разрешил мне на север с ним поехать. Там работы до осени хватит, и даже больше. Все восстанавливать надо». Он вспомнил обшитый дубовыми панелями коридор их особняка на Ганновер-сквер. Из-за двери, ведущей в библиотеку, доносился жесткий голос отца.

-Речь не об убытках, Джон, -  Питер прошагал к ореховому столику у камина и разлил виски. «Речь идет о человеческих жизнях. Ты передашь мое письмо принцу-регенту, и сделаешь так, что он его прочтет».

Джон отпил виски. Растирая раненое в Тильзите колено, - шли затяжные дожди, здесь, в Лондоне, погода испортилась, - герцог угрюмо ответил: «Их повесят, Питер, Восемь человек зачинщиков. Процесс будет в Йорке. Жюль пишет, что все уже успокоилось. Остальных мы отправим на каторгу,  в Австралию». Он прикурил от свечи и посмотрел на деревья за окном, что раскачивались от ветра.

-Это за убийство, - упрямо сказал Питер. «А я хочу..., мы все, промышленники, хотим смертной казни за  индустриальный саботаж. В случае любой диверсии, любого покушения на технику...»

Джон поморщился: «Послушай, у нас только что убили премьер-министра. Кстати, - он поднял светло-голубые глаза, - мне доложили, что вы собираете деньги для вдовы Беллингема? Для вдовы человека, который застрелил лорда Персиваля? И после этого...- он повел рукой в сторону письма, что Питер держал в руке.

-Беллингем был сумасшедший, - Питер пожал плечами и присел на край стола. «Если бы я не попросил Теодора, Беллингем бы сгнил в той тюрьме, - Питер пощелкал пальцами, - в Архангельске. Царь Александр его отпустил, но Беллингем вбил себе в голову, что это лорд Персиваль виноват во всех его бедах, и не платит ему компенсацию. Вдове его и детям все равно есть что-то надо. Как и вдовам тех, кто погиб на севере,  - Питер вздернул гладко выбритый, смуглый подбородок.

Джон вспомнил: «Я слышал, они в Лидсе решили выплачивать пенсии вдовам погибших во время бунта - не разбирая, с какой они были стороны. Жюль стал полковником, молодец. Регент ценит решительных людей. Так и до генерала доберется, а своей Франции и не увидит. Хотя, если Наполеон обломает себе зубы о Россию..., - Джон выпустил дым: «Парламент на такое не пойдет, это куски железа...»

Глаза Питера заблестели ледяным, смертельным огнем.

-Мой сын, - сказал он, сдерживаясь, -  посчитал,  недавно. Если все сложить, он под землей десять лет провел». Питер указал на карту, висящую на стене: «Зачем все это, Джон? Зачем рыть  шахты, добывать уголь, делать ткани, прокладывать железные дороги и пускать суда на силе пара? Ради развлечения? Нет, - он прошагал к стене и ударил по ней кулаком.

-Нет, - повторил Питер, - для того, чтобы наша страна была средоточием всего самого просвещенного, что есть только в мире.  Для того, чтобы Британия владела морями и колониями, для того, чтобы сюда, - он махнул рукой в сторону окна, - стекались деньги, Сейчас новый век, и ты сам это отлично знаешь. Правит тот, у кого есть знания, а не тот, у кого больше земель. Только Наполеон это удачно совмещает, - Питер горько усмехнулся. «Передай, передай принцу-регенту - нас искупали в крови. Хватит, закончилось время полумер».

Мартин услышал монотонный голос кого-то из депутатов: «Никогда в жизни не смог бы заседать. Как они еще не задремали все?»

-Один, - раздался у него над ухом саркастический голос отца, - уже дремлет. Ты понял - отсюда едешь в Оксфордшир, с тетей Мадлен и всеми остальными. Я тебя по дороге на север заберу .

-Ладно, - вздохнул Мартин, сбив пылинку с лацкана своего коричневого сюртука, поправив кремовый, шелковый галстук, - там мальчишки, Юджиния. Надо Элизе и тете Мадлен помочь.

Юноша покосился на хмурое лицо Франческо ди Амальфи: «Не выбросит же он мою записку? Не выбросит. Подумаешь,  написал Сиди. Ничего подозрительного. Она в трауре, я выражаю свои соболезнования».

Рэйчел с детьми привезли в Мейденхед сразу после бунта. Изабелла и Сидония все время проводили там, ухаживая за малышами. Мартин вспомнил: «Они  тоже на север потом едут. Рэйчел наотрез отказалась Лидс покидать, там могила Пьетро, там приют..., Она хочет его достроить, до осени, и жить при нем. Франческо говорил, он ей дом рядом возведет. И тетя Изабелла  там будет, и Сиди..., Целый год, - юноша закрыл глаза. Вдыхая запах пыли,  Мартин увидел ее темные локоны.

В гостиной горел камин, стояла наряженная елка. Сиди, в бархатном, серо-зеленом, под цвет глаз, платье, устроившись на диване, строго велела: «Только не вертись».

-Я не мальчишки, - обиженно пробурчал Мартин. Из соседней комнаты доносился веселый голос Бена: «Сейчас мы заведем локомотив, и он сам поедет по рельсам. Это мы с папой построили».

Сиди погрызла карандаш. Склонившись над альбомом, подперев щеку языком, девочка стала сосредоточенно рисовать.

-До сих пор в записной книжке лежит, этот портрет, - невольно улыбнулся Мартин. Потрогав Франческо за плечо, - мужчина сидел впереди него, - он шепнул: «Я записку для Сиди написал, передашь?»

Франческо только кивнул и протянул руку.

-Дорогая кузина Сиди, - вспомнил Мартин письмо, - я хочу вам принести искренние соболезнования и скорблю, вместе со всей семьей, о вашей утрате. Я знаю, что вы с матушкой и братом уезжаете на север. Я тоже туда еду,  с папой, до осени, поэтому мы сможем увидеться. Потом  я буду в Кембридже, дорогая кузина Сиди, и был бы рад получить от вас письмо. Если вы разрешите, я вам тоже буду писать. С искренним уважением, ваш кузен, Мартин Кроу.

-Хорошо получилось, - удовлетворенно подумал Мартин, вспомнив стопку бумаги, что он испортил, перечеркивая слова и грызя перо.

Юноша искоса посмотрел на строгий профиль дяди Джованни, на его почти седые волосы. Темные глаза мужчины были обрамлены морщинами: «Он Пьетро вырастил, с младенчества. Господи, как жалко его, как жалко Рэйчел и детей...»

Мать почти все время проводила в Мейденхеде. Приезжая оттуда, Марта вздыхала и разводила руками: «Должно время пройти. Ничего, Рэйчел вернется на север, приют откроется, ей немного легче станет, бедной».

-Я  у него учиться буду, - Мартин все смотрел на Джованни. «Математике. Папа и мама, меня, конечно, неплохо подготовили, и Майкл тоже. Все равно, говорят, он очень строгий преподаватель».

Внизу зашевелились. Питер шепнул Майклу: «Ты сразу на Ганновер-сквер иди. Марта у Холландов, помогает им собраться. Не надо сейчас Мэри одну оставлять, мало ли что».