Отца за столом не было, но Лея все равно вздернула бровь. Она потом строго сказала сыну: «Как так можно, Моше? Ты же знаешь, он не в себе был, он не виноват...»
-Он сам уже шутить об этом начал, мама, - Моше поцеловал ее в щеку, и услышал голос сестры: «Со Стены она прыгала потому, что дибука почувствовала».
Моше затянулся трубкой - они сидели с Ханеле на ступеньках крыльца, и недоверчиво спросил: «А папа, что, не чувствовал?»
-В начале да, - грустно ответила Ханеле, - а потом демон стал сильнее его. А мама Лея - в ней дибуку и приткнуться некуда. Она человек благочестивый, слабости в ней нет. Вот она сразу его и ощутила».
-Есть в ней слабость, - тогда подумал Моше. «И у меня такая слабость - Элишева. А у мамы - отец. Как бы его уговорить домой, вернуться, так для всех лучше будет».
Лея поставила свою трость в угол комнаты. Опустив на стол холщовый мешок, доставая с полки тарелку, она шепнула: «Накрою на стол, и уйду. Пусть домашней кухни попробует. Знаю я эти третьи трапезы в ешиве. Там две сотни человек за столом, разве ему что-то достанется?»
Она выложила на тарелку мягкую, посыпанную кунжутным семенем, румяную халу, куски паштета из курицы, жареные баклажаны, перец, фаршированный рисом и вздрогнула - чьи-то руки коснулись ее плеч.
-Я тебе поесть принесла, Авраам, - тихо сказала Лея.
От него пахло так, как в молодости - свежим деревом, краской, теплым, домашним запахом. Он стоял, обнимая ее. Лея, вздохнув, проговорила: «Как брат твой с озера вернется, уже и новый год будет. Он обещал только после праздников уехать, и Ханеле тоже. Он ее с дочкой до Одессы довезет, можно не волноваться».
Степан все стоял, молча, закрыв глаза. Он вспомнил веселый голос брата: «Теперь ты знаешь, что у тебя два племянника есть - родной и приемный. И жена у меня замечательная. Ты пиши, Степа, не забывай нас, хоть мы и гои».
Они стояли у Дамасских ворот, было раннее, еще тихое утро. Степан, покраснел: «Федя...»
-Да и не извиняйся ты, - Федор махнул рукой: «Этого Александра Горовица я знал, отменный мерзавец был». Федор помолчал: «Это я во всем виноват. Слушай, - он закурил сигару.
Степан, сидя рядом с ним на камне, затягивался трубкой. Потом, выбив ее, брат заметил: «Получается, она за тобой сюда поехала».
-За амулетом, - поправил его Федор. «Тем, что у Ханеле. И за мной, - он дернул щекой, - наверное, тоже. Не надо было мне тогда...- он не закончил. Махнув рукой, Федор пробормотал: «В кого только юный Пьетро такой хороший человек - непонятно».
Степан тяжело вздохнул и начал говорить. Брат, наконец, прервал его, и усмехнулся: «Я тогда еще, Степа, понял - что-то у вас не так. Ты же врать никогда не умел».
-Потом научился, - мрачно отозвался Степан.
-То уже был не ты, - Федор потрепал его по плечу. «Если Пьетро и твой сын - им только гордиться можно, дорогой мой. Обо всем остальном, что ты мне сейчас рассказал - Лее не говори. Хватит ей и того, что она о Еве покойной знает».
-Так нечестно, - упрямо ответил ему брат.
-Вам шестой десяток обоим, - Федор поднялся, - доживите жизнь спокойно, мой тебе совет». Он поцеловал брата в лоб: «Махмуд-эфенди ждет, пора мне на юг. Там хорошее озеро, интересное, я Элишеве грязей привезу».
Степан посмотрел в голубые, словно сапфиры на эфесе сабли, глаза брата и обнял его: «Храни тебя Господь».
-Я не прощаюсь, - хохотнул Федор, - к вашему новому году вернусь, яблок поем, с медом. И курицу, что твоя жена готовит - вкуснее ее нет.
Он уходил, ведя за собой мула, о чем-то разговаривая с проводником-турком, а Степан все смотрел на его широкую, мощную спину.
Повернув жену к себе, поцеловав ее, он повторил: «Да. Можно не волноваться. Поешь со мной, Лея, пожалуйста».
Они сидели за столом. Степан рассказывал ей об уроках в синагоге, о том, что они с Аароном сейчас читают в Талмуде. Лея, подперев мягкую щеку рукой, улыбнулась: «Ты сейчас такой красивый, Авраам. Как тогда, тридцать лет назад. Я ведь в тебя сразу влюбилась, с первого взгляда».
Он наклонился. Прижавшись губами к ее большой руке, Степан тихо попросил: «Останься со мной, сегодня. Никуда, никуда не уходи, я прошу тебя».
-Там Моше, Элишева, - Лея внезапно, ярко покраснела. «Неудобно же, Авраам...»
-Завтра мы пойдем домой, к ним, - он стал целовать ее пальцы. «Вместе, моя Лея. И больше никогда не расстанемся».
-Никогда, - выдохнула она, обнимая мужа. Степан, стерев слезы с ее щеки, шепнул: «Я люблю тебя».
Эпилог
Бостон, весна 1808 года
Тедди развернул письмо – в маленьком, изящном, пахнущем жасмином конверте.
-Дорогой мой сыночек, - начал читать он.
-У нас все хорошо. Мэри совсем оправилась после своего ранения. Джо и Дебора за ней ухаживали, пока она была в Амстердаме, а потом я и Майкл туда съездили, не открыто, конечно - и забрали Мэри домой. Его светлость пока ходит с тростью, как дядя Меир, но и то хорошо, что он выжил - бедная Мадлен всю осень себе места не находила, ведь ничего не было известно. Потом Джон прислал весточку из Кенигсберга, а к Рождеству и сам приехал. Передай, пожалуйста, наши соболезнования бедной Салли, я даже не знаю, как ее утешить….- Тедди опустил листок на свой большой, с аккуратно разложенными бумагами, стол и едва слышно вздохнул. «Дети и внуки растут и радуют нас, - продолжил он, - посылаем пожелания здоровья и счастья маленькому Теду. Надеемся, что Мораг уже выздоровела и вернулась домой. О делах Питер тебе пишет отдельно, я же целую тебя, мой милый Тедди».
Он отложил письмо. Поднявшись, пройдя по персидскому ковру, Тедди посмотрел на мраморную, пустую террасу. Последнее письмо от Мораг пришло на Пасху - она совсем оправилась и собиралась приехать в Бостон. Тедди потер лицо руками, все еще стоя у окна: «Господи, я знаю, я виноват перед ней. Я обещаю, обещаю - такого больше никогда не повторится».
Тогда, осенью, он сказал плачущей Салли: «Вы только не волнуйтесь, пожалуйста. Я поеду в Нью-Йорк и сам все выясню».
Констанца, затянувшись сигаркой, - они с Тедди сидели в редакции, - встала. Нажав на какой-то выступ в своем рабочем столе, она достала из потайного ящика конверт. «Это она у меня держала, - сказала женщина, глядя на него темными, ласковыми глазами, - на случай, если…, Здесь список безопасных домов в штате Нью-Йорк. Только, Тедди, - Констанца, внезапно, ласково погладила его по голове, - эти люди очень осторожны, они не будут с тобой говорить…»
-Придется, - упрямо, мрачно отозвался Тедди. Он обошел все эти дома. Вернувшись в Бостон, оставив сына на попечение Салли, Тедди уехал на границу Южной Каролины. В Чарльстоне он увиделся с миссис Сальвадор. Добравшись до Харперс Ферри, рассматривая новый, подвесной мост, он вспомнил недовольный голос местного шерифа: «Я тогда шесть человек потерял, мистер Бенджамин-Вулф. Это были негры, беглые, никакого сомнения. Я очень надеюсь, что тот, кто на мосту отстреливался, тоже погиб. Потомак тут широкий, быстрый - Господь его знает, куда тело унесло».
Тедди отправился вниз по течению реки. Он нашел ее в двадцати милях от Харперс Ферри, в сонном, красивом городке Лисбург. «Действительно, - сказал ему тамошний шериф, - сами посмотрите. Утопленница, цветная, без документов, с огнестрельными ранениями. Рост пять футов восемь дюймов».
Тедди взглянул на запись в большой, переплетенной в кожу книге. Улица за окном была устлана золотыми, осенними листьями, на верхушках деревьев перекликались птицы.
-Где ее похоронили? - спросил Тедди.
-На кладбище для цветных, разумеется, - пожал плечами шериф.
-Даже после смерти, - горько подумал Тедди. «Даже в могиле, и то….»
-Я хотел бы опознать тело и увезти его в Бостон, - устало сказал он шерифу. «Там ее семья, ее мать…»
-Надо взять разрешение на вскрытие могилы, - предупредил его шериф. «В Ричмонде, в столице штата».
-Возьму, - Тедди коротко поклонился и вышел.