«Когда она, — мальчик рассмеялся, — наиграется вдоволь».

Петя выпил вина и откинулся на спинку кресла. «Тихо-то как», — блаженно сказал он.

— Дак младшие спят после обеда, — ответил Степан, — а все остальные заняты, кто читает, кто вон, — он кивнул в сторону окна, — на речку пошел, рисовать.

— Федя хоть тепло оделся? — озабоченно спросил Петр. «А то я у Марфы был, — он внезапно покраснел, — не уследил».

— Да тепло, — рассмеялся брат, — не волнуйся.

Степан встал и подошел к окну. «Морозно как еще, — сказал он, — словно прошлой зимой. Ну ничего, скоро мы уже на юге окажемся.

— Слушай, — он повернулся к брату, — я прошу руки твоей дочери. Ну, то есть падчерицы, — поправился Степан.

Петя аж закашлялся от неожиданности, и осторожно проговорил: «Степа, я понимаю, ты только что потерял жену, тебе сейчас тяжело, но, может быть, все, же не стоит…

— Что случилось? — спросила Марфа, заходя в комнату с девочками на руках.

— Я хочу жениться на твоей дочери, — повернулся к ней брат.

— На которой? — ехидно спросила Марфа. «Я нынче дочерьми богата, Степан Михайлович».

— На Федосье, — устало ответил он.

— Совсем ума лишился, — Марфа опустилась в кресло. «Ты ж взрослый мужик, Степан, а она ребенок. Что она на тебя сейчас смотрит, и краснеет — так она тебя забудет на следующий день после того, как ты в Новый Свет уедешь.

Петя внезапно подумал, что жена неправа — Тео была Вельяминова, а те ничего не забывали.

— И потом, — добавила Марфа, — ты, что на ней, сейчас жениться собрался? Или подождешь все же?

— Пять лет, — сказал Степан. «Мальчикам как раз в школу надо будет, вернусь, заберу у вас Полли, и женюсь на Федосье».

Марфа погладила темные волосы спящей девочки. «А близнецам что скажешь?».

— Правду и скажу. Они к тому времени постарше станут, легче им будет понять-то — хмуро ответил Степан.

— Ну, так что? — он посмотрел на брата и невестку.

— Степа, — мягко сказал Петя, — ты ведь один уже раз женился на шестнадцатилетней. А тут тебе, — ты уж прости, — под пятьдесят будет, и ты в отъезде все время…

— Я, как вернусь, в море более не пойду, — Ворон опять подошел к окну. «Мальчики будут в школе, Полли надо будет воспитывать, дай Бог, еще дети народятся. Дома буду», — вздохнул он. «Даже близко ходить — и то не собираюсь».

— Ну, раз так…, - Марфа взглянула на мужа. «Федосья-то, кажется, хоть сейчас с тобой под венец готова, вижу я. Да и лучше с тобой ей жить, ты человек взрослый уже, разумный вроде», — усмехнулась она.

Петя поцеловал жену и сказал:

— Вот только ты, Степан, — раз уж мы все свои и одна семья, — ты брось эти свои дела со шлюхами, говорил я тебе это, и еще раз повторяю. Хоть Тео мне и не родная дочь, однако же, у меня все дети — равны, и не хочу я дитя отдавать тому, кто ее честь беречь не будет, хоть пусть и брат ты мне.

— Ты что же думаешь, — горько сказал Воронцов, — меня жизнь ничему не научила? Все же, Петя, я хоть человек и упрямый, но понимаю, где я неправ был, и, как повенчаюсь я с Федосьей, не повторится этого более.

— Ну, я тогда за Тео схожу, и девочек заодно отнесу, — поднялась Марфа.

Когда она вышла, младший брат взглянул на старшего:

— Степа, ты вот скажи мне — ты хорошо подумал? Потому что Тео — она же своей матери дочь, она сквозь огонь и воду пройдет, ежели захочет чего добиться. Не случится ли того, что слово ты свое не сдержишь? Не хочу я, чтобы она зазря страдала-то, сердце — оно у человека одно.

— У меня тоже оно одно, Петя, — тихо сказал ему брат, и улыбнулся — Марфа впустила в комнату девочку.

— Ну что, Тео, — сказал отчим, — вот, сэр Стивен просит твоей руки. Ты как, согласна?

Изумрудные глаза засияли таким счастьем, что Марфе даже больно стало. «Вот думаешь — молода еще, — сказала она себе, — «а тут дочь через пять лет уже повенчается».

— Конечно, — подняв голову, сказала девочка, и вдруг зарделась: «Что, прямо сейчас?»

— Попозже, Тео, — мягко сказал Степан. «Как тебе шестнадцать исполнится — станешь моей женой?»

Девочка вздохнула. «Я подожду, хорошо, Стивен», — и вдруг добавила: «Да я всю жизнь вас буду ждать, если надо! И никому ничего не скажу — ни Майклу с Ником, ни Феде, — спохватившись, добавила она.

Степан улыбнулся, глядя на ее раскрасневшиеся, смуглые щеки. «Ну, вот и хорошо. А всю жизнь не надо, дорогая моя девочка, я приеду из Нового Света и повенчаюсь с тобой».

— Ой, я так рада! — вдруг, совсем по-детски, вздохнула Тео. «Я вам буду писать, можно?».

— Конечно, — Степан погладил ее по голове и тихо сказал: «А я буду тебе отвечать, так время и пройдет».

— Какой огромный, — восхищенно сказал Майкл, разглядывая корабль, стоявший на рейде.

«Папа, а когда его на воду спустили?».

— Две недели назад, — ответил Степан, спускаясь в шлюпку. «Надо, чтобы он на воде немного побыл, потом на верфях всегда недоделки бывают — их устранить, чтобы в море время не тратить. Ну, прыгайте, и на весла садитесь».

Шлюпка шла медленно, и Ник спросил, глядя на отца: «А сколько пушек на нем?».

— Сто двадцать четыре, — лениво ответил Ворон. «Четыре на носу, восемь на корме, а сколько остальных?» — он усмехнулся. «Ну, кто первый посчитает?»

— Легко, — протянул Майкл. «По пятьдесят шесть на каждой стороне. Тут ведь три орудийные палубы, да?».

— Молодец, — похвалил сына Ворон. «Да, на одну больше, чем обычно».

— А какая у него скорость? — спросил Ник.

— Восемь-девять узлов, сколько это в милях? — Степан закричал: «Эй, на корабле, спускайте трап!»

— Больше чем десять миль в час, — подсчитал Ник. «Здорово!»

На корме большими, еще свежими золотыми буквами, было написано: «Святая Мария».

— Смотри, — толкнул брата Майкл, — это в честь мамы, упокой Господи душу ее, — мальчик перекрестился.

— Капитан, — встречавший их у трапа Рэли коротко поклонился.

— Мистер Рэли, — Степан обернулся, — распорядитесь, пожалуйста, чтобы багаж отнесли ко мне в каюту. Порох доставили?

— Вчера еще, а мушкеты должны сегодня привезти, — ответил Рэли.

— Ну пойдемте, спустимся в пороховой погреб, заодно я на ядра посмотрю, — сказал Степан.

«Вы тут меня ждите», — велел он близнецам.

— Холодно, — Майкл подышал на руки и присел на свой сундучок. Ник облокотился о борт и вдруг сказал: «А все равно жалко уезжать, хоть там и Карибское море».

— Папа говорил, как придем в Новый Свет, обезьяну можно будет завести, — Майкл внезапно рассмеялся. «Ну, или попугая».

Ник задрал голову и посмотрел на высокие, стройные мачты «Святой Марии». «Обезьяне тут хорошо лазить будет, да. Только я по Феде скучать буду, ну и по Тео тоже. Она хоть и задается, хоть и девчонка, — а все равно — друг».

— Та картина, что Федя нарисовал, с усадьбой нашей, — она у меня, — Майкл поднялся и встал рядом с братом. «Можно потом будет в каюте повесить. А красиво тут», — он посмотрел на гавань.

Пошел легкий снег и задул слабый, сырой ветер.

— Берите ваши вещи, пойдем, — услышали они голос отца.

В капитанской каюте — большой, еще пахнущей свежим деревом, — было тепло.

— Мы тут жить будем? — спросил Ник, оглядывая узкую, высокую кровать, потертый ковер на стене с развешанным по нему оружием, стол, где были аккуратно сложены карты.

— Нет, — сказал Ворон, садясь в кресло. «Тут живу я, капитан. Вы здесь оставите свои книги, и будете приходить ко мне заниматься — каждый день».

— А что мы будем учить? — Майкл стал распаковывать сундучок.

— Математику, языки — испанский и немецкий, географию, — рассеянно ответил Ворон, убирая в шкатулку какие-то письма.

— А нам куда теперь? — Ник подхватил свою поклажу.

— Я вас отведу, — сказал Ворон. «И вот что, тут, — он обвел рукой каюту, — на корабле, меня надо называть либо «капитан», либо «сэр Стивен», никак иначе. Впрочем, — он поднялся, — мы с вами только на занятиях видеться будем, в другое время — нет».