— Жжет, — пожаловалась Констанца. «Сильно очень!»

— Это головка, — улыбнулась Мирьям, что стояла на коленях. «Темненькая».

— У моего отца, — Констанца чуть слышно, сдерживаясь, застонала, — были…темные волосы…

Мирьям подставила пеленку и дитя, — небольшое, изящное, — оказалось у нее в руках.

Мальчик раскрыл рот и весело, вертя головой из стороны в сторону, — закричал.

— Какой он хорошенький! — ласково сказала Мирьям, вытирая ребенка. «Вот — она взвесила его на руке, — шесть фунтов, наверное, но здоровенький, сразу видно. Давай грудь, — она подала ребенка Констанце.

Та вдруг усмехнулась, нежно смотря на припавшего к соску ребенка: «А глаза, как у него — синие. Он на отца похож». Констанца поцеловала мальчика в лоб и спросила: «Мне сейчас еще что-то надо делать?»

— Да нет, — Мирьям хмыкнула, — оно тут все само дальше случится, я послежу. Ты лежи, молока нет еще, но ему, — она кивнула на ребенка, — полезно».

— Угу, — рассеянно сказала Констанца, с тоской глядя на стол. «А когда мне можно будет писать?»

— Да скоро, потерпи, — рассмеялась Мирьям.

— Тогда я тебе расскажу, — Констанца улыбнулась сыну, — а ты ешь и слушай.

— Мы наблюдали четыре луны Юпитера, — раздался в опочивальне нежный голос, — каждая из которых двигается по своей орбите. Расчеты показали, что соотношение времени движения этих спутников может быть выражено формулой 4:2:1, где «1» — время, которое требуется самому близкому из них к Юпитеру для того, чтобы его обогнуть…

Мирьям накинула плащ, и, взяв спящего ребенка, поцеловала Констанцу в лоб. «Я быстро, тут недалеко. Неделю поносишь повязку, как у нас будешь гостить, и будешь пить настойку шалфея — каждый день. И с собой я тебе ее дам. Все будет хорошо».

Женщина отложила перо, и, посмотрев на темные волосы мальчика, что виднелись из-под чепчика, улыбнулась: «Пусть назовут Пьером, он просил. Ну, Питером, пока дитя тут, в Нижних Землях».

— Его крестить будут, — осторожно заметила Мирьям, покачивая ребенка.

Констанца пожала плечами. «Ну, тут я уже ничего не могу сделать. Отец меня не крестил, я вообще — незаконнорожденная, а он, — женщина улыбнулась, — он его будет усыновлять, как положено. Так что пусть крестят».

— А про тебя, — тихо спросила Мирьям, присев на ручку кресла, — про тебя он будет знать, маленький Пьер?

Констанца взглянула в окно — дождь прекратился, тучи рассеялись, и на горизонте было видно сверкающая, синяя полоска моря.

— Конечно, — она повернулась к подруге. «Просто он будет жить с отцом, вот и все. Когда-нибудь, — задумчиво сказала Констанца, любуясь спокойным личиком мальчика, — я встречу человека, которого полюблю. И у меня появятся еще дети. А Пьер, — она ласково поправила одеяло на мальчике, — у него хороший отец. Такой, как надо. Ну, все, идите, а то он еще проснется. Я тут соберусь пока».

Констанца поцеловала ребенка на пороге, и, глядя вслед Мирьям, вдыхая свежий, соленый ветер с моря, вдруг сказала себе: «Только сначала я поработаю».

Она вернулась к столу, и, раскрыв тетрадь, покусав перо, начала писать: «Вернемся к вопросу математического расчета долготы. Метод Америго Веспуччи, основанный на том, что Марс будет находиться в том же прямом восхождении, что и Луна, требует использования астрономических таблиц, знания точного времени и нахождения на стабильной поверхности, что, разумеется, невозможно в морских путешествиях. Герр Фризиус, еще в прошлом веке, предложил использовать для определения долготы точные часы. Мне удалось создать прибор, который может аккуратно и быстро измерить координаты корабля…

Констанца, на мгновение, отложила перо и, подперев подбородок кулаком, шепнула: «А ведь Яков не зря волнуется. Я бы на его месте — тоже волновалась, за этот прибор меня бы испанцы или голландцы в золоте искупали. Ну да ладно, сначала его еще опробовать надо».

Она встряхнула рыжей головой и продолжила писать.

В «Золотом Вороне» было шумно, и мистер Берри, завидев двоих мужчин, — высоких, широкоплечих, — что спускались по лестнице из комнат, — потянулся за связкой ключей, что висела у него на поясе.

— Лорд Кеннет, мистер Майкл, — Берри достал из ящика под стойкой запыленную бутылку бургундского. «Я сейчас вам открою отдельный кабинет, для джентльменов, нечего таким людям, как вы, с всякими пьяницами завтракать».

— Мне бы эля, мистер Берри, — попросил Кеннет. «Не люблю я вино, знаете ведь».

Волк усмехнулся и, забрав у кабатчика бутылку, велел: «Давайте паштет какой-нибудь, сыра, ну, и, — он задумался, — камбалы зажарьте, только свежей. Так, перекусим».

— Для зятьев миссис Марты, — уважительно сказал Берри, — все самое лучшее. А как там миссис Рэйчел, если мне позволено будет спросить?

— Хорошо, — рассмеялся Волк. «Детям два года уже, а мистер Питер осенью в Африку едет, так что увидите его».

В кабинете он похлопал Кеннета по плечу и сказал: «Бокал ты выпьешь, мой дорогой, ты до октября в Лондоне, а твой тесть в вине не хуже меня разбирается. Так что привыкай».

Ставни были распахнуты на залив, и Волк, присев на подоконник, подставив лицо утреннему, уже жаркому солнцу, взглянул на гавань. «Послезавтра в Гренландию, — подумал он. «Ну, к октябрю доберемся, а там — уже сам. Ничего, справлюсь. Мне ведь есть — ради кого возвращаться. Есть, — он почувствовал, что улыбается. «Этьенн и маленький Пьер».

В Ричмонд-парке, в густых, пышных кронах деревьев, щебетали птицы. Он спешился, и, улыбнувшись, сказал оленю, что робко выглядывал на лужайку: «Ты не бойся, мы тебя не тронем».

Констанца стояла, держа свою лошадь в поводу, рассматривая в маленькую, изящную подзорную трубу далекую панораму Лондона.

Заслышав его шаги, она повернулась и протянула конверт: «Вот, тут все написано. Ну и Мирьям — знает, где это. Очень хороший мальчик, его окрестят Пьером, как ты просил. Он темненький, в моего отца, а глаза — синие».

Волк все стоял, глядя на нее, и Констанца нежно сказала: «Не надо, Майкл. Ты вернешься, заберешь его, и все будет хорошо. Не плачь».

— Я не поэтому, — Волк, глубоко вздохнул и женщина, порывшись в бархатном мешочке, вложила ему в руку пахнущий апельсином, — горько, волнующе, — платок.

— Я от счастья, — он внезапно улыбнулся. «Спасибо тебе, Констанца. Я очень хочу, чтобы ты…

— Я еще буду счастлива, — она усмехнулась, и, забрав платок, отдала ему подзорную трубу.

«И ты тоже. А это — подарок, другой такой — она ласково погладила бронзу, — ты нигде не найдешь. Посмотри, — она отступила.

— Не могу поверить, — пробормотал он. «Как ты это делаешь?»

— Хорошие линзы, — отмахнулась Констанца. «Я бы тебе еще кое-что дала, для плавания, но этот прибор еще не проверен. А теперь поехали, Джон хочет с тобой посидеть над картами, ну, теми, что составлены на основе показаний моряков, — губы женщины презрительно искривились, — с «Открытия».

— Кислятина, — пробормотал Кеннет, и Волк, попробовав бургундское вино, кивнул: «Согласен.

Ну, да у твоего тестя, сам знаешь, — отличный погреб.

Берри поставил на стол блюда с паштетом и сыром, и, нарезая свежий хлеб, сказал: «Ну, скоро и камбала появится. Я к ней сделаю соус на манер, Нижних Земль, меня миссис Марта научила, как они тут с адмиралом жили».

Когда дверь за кабатчиком закрылась, Кеннет жалобно сказал: «Тещи у меня хорошие.

Славные тещи, что одна, что другая. И адмирал — отличный человек. А вот тесть…, — мужчина покрутил черноволосой головой и вздохнул.

— И дядя Джованни — замечательный, — примирительно сказал Волк, придвигая к себе блюдо с сыром. «К нему надо просто привыкнуть».

Кеннет пробормотал что-то и вдруг рассмеялся: «Представляешь, я ему предложил приехать к нам следующей весной, со всей семьей, провести лето, — и он согласился. Я даже опешил».

— Ну, вот видишь, — рассудительно заметил Волк. «Все хорошо. И не волнуйся ты так, я послезавтра отплыву, и вернешься к Полли».