— Иди уж, — добродушно велел Степан, чуть шлепнув ее. «Я потерплю. Но не задерживайся».

— Ну вот, — сказал Ворон, доливая Виллему женевера, — а Майкл теперь со мной из-за всего этого не разговаривает.

— Хороший, — сказал адмирал, попробовав.

— Это для меня лично делают, — Степан усмехнулся, — вина мне теперь нельзя, как сам понимаешь, а это, — он кивнул на бутылку, — вполне. Эстер гонит какую-то дрянь из изюма, но это так, — Ворон махнул рукой, — для благословения годится, а пить его — я еще не дурак.

— Думаю, он придет в себя — адмирал улыбнулся. «Мне, как ты понимаешь, все равно — ты мне как был другом, так другом и останешься, на всю жизнь. Но я взрослый человек, мне полвека в следующем году. А он — мальчик».

Да, — Степан вздохнул. «Ну и мать он, конечно, любил. Жалко просто — Ник прошлым летом приезжал, так они с Мирьям лучшие друзья, он ей и змея воздушного запускал, и возился с ней столько, сколько мы с Эстер не возимся, а Майкл, как мы были в Лондоне, даже встретиться не захотел. А, казалось бы, — близнецы».

— Наладится, — повторил Виллем. «Ну, правда, Стивен — ты ведь отец, другого отца у них не будет».

Дверь скрипнула и Мирьям, оглядывая мужчин, держа в руках охапку ярких кукол, робко проговорила: «Мама велела вам предложить поесть, если вы хотите».

Виллем встал и, поклонившись, сказал: «Мы пока не хотим, мисс Мирьям, но, мы бы очень порадовались, если бы вы тут поиграли». Он посмотрел на Ворона и подмигнул ему.

Тот только развел руками. Девочка забралась на колени к Виллему и сказала: «Тогда вы будете за принца, а я за принцессу, хорошо?». От ребенка пахло выпечкой и чем-то свежим, — как будто цветами, и Виллем вдруг вспомнил, как рассказывал сказки Теодору в библиотеке Мон-Сен-Мартена.

— Не будет детей, — горько напомнил он себе, и вслух заметил: «Ну, если ваша кукла — принцесса, мисс Мирьям, то она должна кланяться вот так, в Японии так принято».

— Пойду ее в постель отнесу, — сказал нежно Степан, глядя на дочь, что прикорнула в большом кресле.

— А что твоя невестка, Марта? — нарочито небрежно спросил Виллем, глядя на пузырящуюся под дождем воду канала, за окном. «В Лондоне? Сколько у нее детей-то уже?».

— Да вот только сына еще родила, тоже Питера. По брату моему покойному, — тихо ответил Степан. «На Москве она, как брат мой умер, больше семи лет назад, так с тех пор и застряла там. Там наследник престола — ребенок еще, а Марта — его опекун, и Регентский Совет запретил ей выезжать за границу. Вдовеет она, до сих пор».

— Так, — сказал Виллем, и еще раз повторил: «Так. Ну, ты пойди, дочь-то уложи, а я к своим судовладельцам загляну, тут недалеко, да и не поздно еще».

— Зачем? — непонимающе спросил Степан.

— Затем, что на обратный путь им надо будет другого капитана искать, — ответил Виллем, поднимаясь.

— Почему? — Ворон наклонился, и, взяв дочь на руки, посмотрел на друга. «А ты куда собрался?».

— На Москву, куда же еще? — пожал плечами адмирал и вышел.

— А почему вы не едите, дядя Мэтью? — озабоченно спросила Мирьям. «Вам невкусно?».

— Прости, радость моя, заслушался, — улыбнулся Матвей. «Ты так интересно рассказываешь про своих кукол, что я даже забыл про обед».

— Вы ешьте, это мама готовила, — девочка, пыхтя, перегнулась через стол, и подвинула Матвею блюдо с курицей.

Из-за плеча Матвея протянулась рука, и — не успел Вельяминов опомниться, — оторвала ножку. «А я поем, — сказал Джон, — облизывая пальцы. И еще поем, если вы, мисс Мирьям, мне тарелку поставите, и хлеба дадите».

— Все не ешьте, — распорядился зашедший в столовую Ворон, — сейчас еще один мой друг подойдет, я его пригласил к обеду.

— Что за друг? — нахмурился Джон.

Ворон, не ответив, вытащил из пальцев Матвея поджаристое крылышко, и сказал: «А это мне, дорогой братец, понял?».

Вельяминов закатил глаза и, вздохнув, попросил племянницу: «Девочка моя, ты мне хотя бы воды налей, а то твой отец меня голодным оставит».

— И спать! — приказал Ворон дочери. «Полночь на дворе, помыть руки, лицо, помолиться и спать. Я сейчас к тебе поднимусь».

— Спокойной ночи, джентльмены, — присев, сказала Мирьям. Матвей поцеловал ее в теплую щечку, и, чуть пощекотав, рассмеялся: «Я тебе подарок привезу, милая».

— Дочку хочу, — вдруг, не глядя на Джона, проговорил Матвей, когда дверь за Вороном закрылась. «Счастливец все-таки мой брат, смотри, на закате лет — и жена, какая, и ребенок».

— Да скоро уже, потерпи, — рассмеялся Джон и застыл с бутылкой можжевеловой водки в руках.

— Добрый вечер, адмирал, — сказал он, глядя на широкоплечего, высокого мужчину. «А я вас и похоронил давно».

— Многие хотели, да ни у кого не получилось, — усмехнулся Виллем, и, забрав у Джона женевер, разлил его по стаканам. «Ваше здоровье, господа».

В кабинете было накурено, и Матвей, поморщившись, открыл окно. «Не затем я трачу столько денег на духи, чтобы все камзолы воняли этой дрянью, — пожаловался Вельяминов.

— То-то на Москве тебе духи пригодятся, — ехидно ответил ему Степан. «Ты в последний раз с полной головой вшей оттуда вернулся, как я помню».

— Ну, вот что, — зевнул Джон, — я человек старый, отправлюсь на постоялый двор, да и ты, Ворон, у нас до рассвета поднимаешься, ты тоже спать иди. А вас, адмирал, герр Матиас проводит до корабля, вам же вещи забрать надо.

— Шпагу только, — усмехнулся Виллем. «Кинжал при мне, а больше мне вряд ли что понадобится — голова-то пока есть на плечах».

Мужчины вышли, а Джон, взглянув на Ворона, сказал: «Да, не ожидал я от него. Особенно после того, что тогда было, в Дельфте».

— Я уж не знаю, что было в Дельфте, да ты мне и не скажешь, — рассмеялся Степан, — но он ее как тогда любил, так и сейчас любит. Так что моему брату будет легче».

— Это как посмотреть, — Джон поднялся, — я вижу, что характер у адмирала-то не изменился, как он тогда ничего не боялся, так и сейчас.

— Так это же хорошо, — удивился Степан, убирая со стола.

— Хорошо, но опасно, — сердито ответил разведчик.

Мужчины медленно шли по набережной Зингеля.

— Можешь меня Матиасом звать, ты же голландец, — наконец, сказал Вельяминов. «Ты ведь на Москве не был ни разу?».

— Нет, — ответил адмирал, разглядывая изысканно одетого, легкого, на вид, — лет сорока мужчину.

— Ладно, — кисло проговорил Матвей, — как сойдем на берег, будешь у меня блаженным.

Безъязыким то есть. На корабле натаскаю тебя — что делать, будущий родственник.

— А почему — родственник? — Виллем вдохнул сырой зимний ветер и подумал: «Господи, неужели? Весной я ее увижу. И сразу обвенчаемся, в первой же церкви, в Норвегии, да все равно где. А если она не захочет?».

— Да не волнуйся ты так, — Вельяминов закинул голову и посмотрел на красивое лицо адмирала. «Брат я ее, старший, единокровный, Джон не сказал тебе, что ли?».

— Нет, — Виллем вдруг остановился и подал Матвею руку: «Рад встрече».

— Вот же въедливый старикашка, — пробормотал Вельяминов, — восьмой десяток скоро пойдет, а дело свое знает. Ладно, теперь слушай меня, — внимательно, — вопросы потом задавать будешь».

Степан повернулся и обнял жену. Она была холодная и сразу пристроилась ему под бок, зевая. «Кто?», — смешливо спросил Ворон, целуя ее шею.

— Мальчик, — томно сказала Эстер, положив голову ему на плечо.

— Ну и сейчас будет мальчик, — пообещал Степан, и добавил: «Вот эта рубашка тут совсем ни к чему, только мешает».

Тонкое кружево полетело на ковер, и Ворон, любуясь ее смуглым, маленьким телом, умещая его у себя в руках, проговорил: «Ну вот, а теперь я поработаю, — основательно и долго, радость моя».

Его разбудил детский плач. Колыбель стояла совсем рядом с кроватью, и Марта, что лежала у него под боком, рассыпав по постели бронзовые волосы, зевнув, приподнялась. «Я сам, — шепнул ей Виллем, и взял на руки дитя — крепкое, крупное, с отцовскими, карими глазами.