-Ваш покойный муж, - Муравьев-Апостол затянулся трубкой, -  был дворянином. Вряд ли, мадам, несмотря на всю вашу пылкость, вы позволите мастеровому, или крестьянину разделить вашу судьбу.

-В Брюсселе, - Джоанна отвела его руку и сама чиркнула кресалом, - мой товарищ, - на настоящее время, разумеется, - кузнец.

В гостиной повисло молчание. Петя, краем глаза, увидел, как покраснела щека Пестеля. Больше они к тому разговору не возвращались. Петя, вытянувшись на лавке, подложив под голову шинель, вздохнул: «Как там дома? С осени я их не видел, - Женечку, Степушку, маму с папой…, Тетя Марта с дядей Питером приехали, а мы все еще здесь».

Он поежился, натянув на плечи тонкое, побитое молью одеяло, и, подышал себе на руки: «Было бы это лет через десять, мы могли бы получить телеграмму, по кабелю, из столицы, и все узнать. Мы пока только в прошлом году первую линию оптического телеграфа открыли, и то короткую. Но все впереди, - Петя, невольно, улыбнулся, и закрыл глаза. «Поспи, - велел он себе, - и пусть тебе они приснятся, - Женечка, Степушка…»

Ему снился бесконечный, пустынный океанский берег, и двое, - мужчина и мальчик, оба рыжеволосые, - что шли куда-то вдаль, на холм. Петя увидел какой-то блеск. «Крест, - понял он, - какие цветы красивые. Бронзовые хризантемы, а вокруг белое». Женщина, - невысокая, хрупкая, - стояла к нему спиной.  «Кимоно, - вспомнил Петя, - так это называется, я читал воспоминания Головнина о том, как он в японской тюрьме сидел».  Он видел только уложенные в замысловатую прическу, бронзовые волосы. «У японок таких не бывает, - еще успел подумать Петя, а потом он проснулся, -  кто-то тряс его за плечо.

-Петр Федорович, - серые глаза Муравьева-Апостола торжествующе блестели, - слышите?

Петя замер и услышал во дворе голоса: «Объясните нам, за что их арестовали? Они не совершали никакого преступления, ваше превосходительство!»

Петя натянул шинель. Плеснув в лицо ледяной водой из ведра, он приказал: «Поднимайте ваших братьев, Сергей Иванович, настало время действовать».

До них донесся заспанный баритон полковника Гебеля: «Господа офицеры и нижние чины, нет никакой причины волноваться. Я получил распоряжение из столицы об аресте, вот и все».

Петя оглянулся, - в камере их было четверо, - он и трое братьев Муравьевых-Апостолов. «Оружия у нас, конечно, нет, - зло подумал Петя, - а голыми руками эти замки не возьмешь». Внезапно из-за двери раздался выстрел. Пуля разворотила засов,  и он велел: «Давайте-ка вместе!»

Дверь зашаталась под ударами. Петя, шагнув через обломки, увидел Джоанну - она стояла с пистолетом в руке. Белокурые, коротко, - по плечи, - постриженные волосы были растрепаны, в узком коридоре пахло порохом. Она была в штатском, - в бриджах, сапогах, и охотничьей, английского сукна куртке. «Быстрее, господа, - попросила женщина, - хотелось бы обойтись без кровопролития. Подполковник, - она поклонилась Муравьеву-Апостолу, - утихомирьте ваших офицеров, они Гебеля под штыками держат».

Она протянула им оружие. Петя, взяв пистолет, задержавшись на мгновение, наклонился к ней: «Павел Иванович здесь?». Джоанна кивнула и, сжав губы в тонкую линию, прошептала: «Я его убеждаю, что не надо лгать солдатам, не надо скрывать от них того, что произошло в столице».

Петя похолодел, глядя в прозрачные, голубые глаза.

-Полный разгром, - зло сказала Джоанна, подтолкнув его к выходу. «Они вышли на площадь, простояли там несколько часов, и были прицельно расстреляны артиллерией. По слухам,  тысяча человек, погибла, - она вздохнула, - солдат, зевак. Из дома ничего не было, - она качнула изящной головой и выругалась: «Зачем они стреляют?».

Петя заставил себя не думать о жене, и сыне. Взведя пистолет, он пошел вслед за Джоанной.

-Нет! Не надо! - услышали они крик. Во дворе гауптвахты было людно, уже рассвело, ржали лошади. Петя пробился через плотный круг людей и застыл. Командир Черниговского полка Гебель, в испачканной кровью шинели катался по растоптанному, грязному снегу, держась за живот.

-Еще! - раздался чей-то пьяный голос, и Петя едва успел выстрелить в воздух. Офицеры опустили штыки. Муравьев-Апостол, неодобрительно сказал: «Уже бы  и добили его. Ладно». Он прицелился, и выстрелил в спину  Гебелю. Тот истошно закричал: «Пощадите!», и стал хвататься за сапоги офицеров.  «Он и так сдохнет, - холодно заметил Муравьев-Апостол. «Коня мне!». Подполковник вскочил в седло: «Господа офицеры! Вот курьер, - он положил руку на плечо своему  младшему брату, Ипполиту, - курьер из Варшавы, от его величества императора Константина. Он привез приказ, предписывающий нашему полку прибыть в Варшаву, и встать на защиту законного правителя!  Вся восьмая дивизия восстала и находится на стороне его величества. Смерть узурпатору!»

-Смерть! - дружно крикнули офицеры. Муравьев-Апостол добавил: «Как старший по званию, принимаю на себя командование полком! Идем на Васильков, господа. Там мы получим в свое распоряжение казну и оружие!»

Петя задержался в воротах. Перегнувшись в седле, он тихо сказал Пестелю: «Вообще мы  с вами, Павел Иванович, старшие по званию…»

-Ничего, - усмехнулся полковник, оглядывая холодными, синими глазами Гебеля, что затих в луже грязи у крыльца. Рядом валялись трупы солдат, охранявших гауптвахту. «Ничего, Петр Федорович, мы за чинами не гонимся. Поехали, - он махнул рукой, - потопим в крови Украину,  а потом пойдем дальше».

Он проводил глазами Воронцова-Вельяминова и услышал рядом спокойный, женский голос: «Зачем лгать, Пестель? Солдаты этого не знают, но мы-то не дураки. Никакой это не курьер, а прапорщик Муравьев-Апостол, младший брат подполковника, - белокурые волосы Джоанны развевал северный, сырой ветер. Она натянула заячью шапку: «Свобода начинается с правды, Пестель».

Он помолчал. Когда они уже ехали по усеянной лужами дороге, - начиналась оттепель, -  Пестель коротко сказал: «Я знаю, Жанна. Ты ведь мне тоже не лгала. И я тебе не собираюсь, так что слушай меня, - Пестель остановил коня и взял ее железными пальцами за руку. Она только выставила вперед  подбородок. «Если что-то, - Пестель помедлил, - случится, то я сначала убью тебя, а потом  себя. Потому что ты, никому, кроме меня, больше принадлежать не будешь, поняла?»

-Я никому не принадлежу, - упрямо ответила Джоанна. Вырвав руку, женщина пустила своего коня рысью к серым крышам Трилес. Из деревни уже доносились выстрелы, ржание лошадей, скрип колес - полк снимался с места.

Пестель повертел в руках пистолет, и, усмехнувшись, поехал вслед за ней.

Джоанна лежала, опираясь на локоть, делая пометки в каких-то бумагах. Трещал фитиль свечи, в каморке пахло свежестью. Она, несмотря на холод, распахнула окно. Уже вечерело, и женщина, насторожившись, подняв голову, потянулась за пистолетом. Снаружи раздались редкие выстрелы и возбужденный голос позвал: «Пошли, ребята, девок поищем! Теперь все позволено, начальника над нами нет!»

Она настояла на том, чтобы заплатить хозяину дома за комнату. Пестель поморщился: «Они должны быть рады, что приютили тех, кто несет им свободу».

-Свобода, - сочно заметила Джоанна, отсчитывая серебро, передавая его жене крестьянина, - не равнозначна анархии, Пестель. Когда-нибудь, конечно, человечество откажется от денег, но пока, - она улыбнулась, - бесчестно обманывать простых людей.

Дверь заскрипела. Пестель вошел, - со свечой в руке, и, расстегивая мундир, устало выматерился. «Все пьяны, - он присел на лавку, где был брошен тюфяк и холщовые простыни. «Прогуливают казну. Впрочем, они предпочитают не тратить деньги.  Четверо мерзавцев захватили крестьянский дом и украли вещей на двадцать рублей. Муравьев-Апостол, - Пестель вздохнул, - предпочитает произносить восторженные речи перед солдатами».

-Надо их расстрелять, - спокойно сказала Джоанна, присев, отложив карандаш.

-Кого? - не понял Пестель, раздеваясь, забирая у нее бумаги.