Дэниел, конечно, с ней не танцевал. Они ходили на званые приемы, на чаи. Аталия, иногда, видела, как на нее смотрят мужчины, но потом замечала холодный взгляд мужа и садилась за карты с пожилыми дамами. Другие женщины кружились в вальсе, и не только со своими мужьями. Аталия знала, что некоторые из них еврейки. Полковник Горовиц поджимал губы:
- Такое поведение их не красит, Сара. Все начинается с малого. Например, с танцев, а потом люди едят, что попало, ходят в театры, ставят дома елки, упаси нас Господь от такого.
Аталия иногда, с тоской, вспоминала рождественские подарки, что получала от отца, но, вздохнув, промолчала.
- Дети Мирьям не будут евреями, помяни мое слово, - отрезал муж, - это если у нее вообще появится потомство. Ей за тридцать.
Абигайль заворочалась. Бет, взяв ее, стала кормить девочку:
- Это любовь, милая моя, - тихо сказала женщина, - как у меня и рава Горовица. Как у кузена Стивена, и Шуламит покойной. Когда видишь человека, и понимаешь, что без него тебе жизни нет, и ты за ним на край света пойдешь…, - она нежно улыбнулась, гладя Абигайль по темноволосой голове: «Когда мы в Чарльстоне встретились, то сразу это поняли. А дети кузины Мирьям евреями будут».
Аталия сидела, с иголкой в руке, и вдруг зарделась:
- Бет, а как у тебя получается..., - она повела рукой в сторону реки, откуда слышался смех. Джошуа пошел на винодельню, а Дэниел ловил рыбу с детьми.
- Чтобы каждый год..., - Аталия совсем смутилась. Она хотела еще детей. Когда родился Александр, муж сказал:
- Подождем. Заповедь я выполнил, ты молодая женщина, время у тебя есть. Занимайся хозяйством, воспитывай мальчиков..., - она до сих пор играла Дэниелу, рисовала акварели, учила Авраама чтению и письму. Муж брал старшего сына в Конгресс и Белый Дом, отвез на Арлингтонское кладбище, показав семейные могилы, и на кладбище в Ньюпорте.
- Не знаю, - весело сказала Бет, ловко поменяв пеленки Абигайль. Она поправила простой, холщовый платок и поносила девочку по террасе. Та смеялась, подскакивая на руках у матери.
- Не знаю, - белые, крепкие зубы блеснули в улыбке, - рожу, подожду, сколько положено, в микву окунусь…, Оно как-то само получается. Джошуа шутит, что у нас три красавицы родится, - она поцеловала Абигайль в щечку, - а потом еще одного мальчика увидим. Это как у тети Малки покойной, на Святой Земле. У нее семь дочерей сначала появилось.
Бет покачала ребенка. Аталия повторила: «Это любовь. Как Макс меня любил…, Только он, наверное, и забыл обо мне. Да и где его теперь искать».
Она сложила одежду: «Мне сегодня окунуться надо».
Аталия, однажды, в столице, попыталась солгать мужу и сказать, что ей еще нельзя в микву. «Значит, надо пойти к врачу, - холодно ответил Дэниел, - ты здоровая женщина. Странно, почему что-то не в порядке? Я все узнаю у доктора».
После этого Аталия больше не пыталась уклониться от обязанностей супруги, как их называл Дэниел.
- Окунешься, - Бет наклонилась над ней. От женщины пахло спокойно, сладко, ванилью и молоком. Аталия, вдруг, спросила:
- Бет..., в Саванне, тогда, в имении у него..., - она помолчала, - ты мне правду сказала? Тебя действительно ради выкупа похитили?
- Конечно, - пожала плечами Бет, - и я тебе всегда буду благодарна, за то, что ты нас спасла.
Она распрямилась и прищурилась:
- Собирай одежду. Муж твой идет, целую корзину лосося наловил. Дети с ним, грязные и голодные, -Бет расхохоталась и пощекотала дочь: «Но мы это исправим».
Аталия поднялась и помахала старшему сыну. Авраам шел, держа за руку отца:
- Я рыбу удил, мамочка! Сам, папа меня научил.
Девочки Горовицей несли на руках младших сестер, Натан с Александром были все мокрые, но улыбались. Аталия еще раз попросила: «Пусть будут счастливы, пожалуйста».
Она вернулась с реки, когда муж лежал в постели. Дэниел убрал документы в особую, металлическую шкатулку. Замок на ней был с шифром. Аталия расчесывала влажные волосы, и он усмехнулся:
- Рав Горовиц отлично детей спать укладывает. Я бы никогда не подумал, что мужчина на такое способен.
- Впрочем, - сказал себе Дэниел, любуясь стройной фигурой жены, - какой он мужчина? Подкаблучник. Во всем соглашается с Бет, чтобы она ни сказала. А ведь он сам раввин большой общины. У этого мистера Стросса денег много. И другие не бедствуют, по синагоге видно. Хотя Джошуа сам богат..., Бет, правда, тоже. У нее деньги Фрименов. Однако их много расходов ждет, со свадьбами.
Подумав о свадьбах, Дэниел вспомнил, что Авраам и Батшева сдружились, и покачал головой: «Нет, она дочь цветной. Не надо нам такой крови. Когда их дочери вырастут, никто не будет помнить, какого Бет происхождения, но я-то помню. Мой сын на такой девушке не женится».
- Я соскучился, - добродушно заметил Дэниел, потянув жену к себе. Все было, как обычно. Аталия лежала, закрыв глаза, представляя себе Макса. Она всегда так делала, и одна, и с мужем. Она давно не плакала в умывальной. Аталия знала, что Макс никогда не вернется, никогда не заберет ее. Она, все равно, видела его веселые, голубые глаза, слышала его шепот: «Я люблю тебя, так люблю...». Она всхлипнула, Дэниел, удовлетворенно, улыбнулся.
Бет зашла на террасу, неся плетеную корзинку, где спала Абигайль. Она брала дочь на реку. Рав Горовиц сидел за столом, обложившись торговыми книгами. Завидев жену, он поднялся, взяв у нее девочку. Горел фонарь со свечами, дул тихий, ласковый ветер, пахло свежей листвой. Они постояли, обнявшись, глядя на длинные реснички девочки, на милое, спокойное личико. Наверху, в огромном небе блестел Млечный Путь. Бет, неожиданно, сказала:
- Когда дети подрастут, надо будет их на Святую Землю свозить. Пусть Иерусалим увидят.
У нее были смуглые, теплые щеки, темные, тяжелые волосы выбивались из-под платка. Джошуа прижался к ним лицом: «Отвезем, любовь моя. Всех отвезем, сколько бы еще не родилось». Он услышал смешок жены и шепнул:
- Пойдем, пойдем. Все спят, я тебя ждал, так ждал..., - рав Горовиц всегда ее ждал. Он торопился домой и летом, когда Бет и дети жили в Напе, каждую неделю проезжал пятьдесят миль верхом, чтобы оказаться рядом с ними.
- Сильнее смерти, - понял Джошуа, - сильнее всего. Господи, как я ее люблю..., - он целовал такие знакомые, темно-красные губы. Они, все еще, держались вдвоем за корзинку. Абигайль, поворочавшись, блаженно, счастливо улыбнулась. Бет, приподнявшись на цыпочках, задула свечи в фонаре, и они с мужем вошли в дом.
Часть седьмая
Арктика, лето 1872 года
Капитан Кроу протянул руку и три раза ударил в медный колокол, висевший в рубке.
Перед носом «Ворона» простиралась бирюзовая гладь воды. Над белыми, слепящими глаза льдинами, стояло яркое, полуденное солнце. Днем ртутный термометр поднимался выше тридцати по Фаренгейту. «Все говорили, что лето останется холодным, - весело подумал Стивен, - весна в Гренландии затяжная была. Ошибались». Они вышли на запад в конце апреля. Стивен хотел повторить путь экспедиции Франклина, по крайней мере, того ее участка, что был отмечен на картах. До своего отъезда из Англии он встречался с Робертом Мак-Клуром. Он первым из европейцев прошел с запада на восток канадского побережья. Мак-Клур был вынужден оставить свой корабль, затертый во льдах, и двигаться дальше на санях. В проливе Барроу на них, умирающих от голода и цинги, наткнулись скауты из экспедиции Белчера. Белчер пришел в Арктику с востока. Он, вместе с Мак-Клинтоком, искал пропавшие корабли Франклина.
Весенний дождь хлестал по стеклам, в библиотеке пахло табаком и старой бумагой. Мак-Клур и Белчер просмотрели его карты. Оба моряка, не сговариваясь, усмехнулись:
- Капитан Кроу, зачем вам это? Никто не выжил, никто не мог выжить. Вы там не были..., - серые, старческие глаза Мак-Клура посмотрели на него, - вы не знаете, что это такое..., - пожилой человек поежился, держа в подрагивающей, морщинистой руке тяжелый стакан с виски. «Ему седьмой десяток идет, - зло подумал Стивен, - а Белчеру, и вовсе восьмой. Что они понимают? Получили свои титулы, и пусть сидят в отставке».