Сухие, искусанные губы разомкнулись, она попыталась улыбнуться. «Это ты, - сказала жена, - ты убил. И Стивена, и своего ребенка. Гореть тебе в аду». Он бросил кортик в лужу крови. Засучив рукав сюртука,  Федор ударил ее. Голова мотнулась, и жена потеряла сознание.

Юджиния очнулась в постели. Подняв веки, она увидела, что лежит в гостевой спальне. Затылок ломило. Она почувствовала спазмы в животе и тихо застонала.  За окнами поднималось неяркое, зимнее солнце. В комнате пахло травами. «Стивен, - вспомнила Юджиния, - Стивена больше нет». Она представила себе лицо брата и ощутила слезы на глазах. Живот заболел сильнее. Юджиния скорчилась в комочек и услышала ласковый голос: «Ничего, ничего, Евгения Александровна. Не плачьте, все закончилось».

Человек в холщовом фартуке наклонился над ней: «Профессор Китер,  из медико-хирургической академии, я ученик профессора Пирогова. Ваш муж сказал мне, что Николай Иванович вас осматривал».

Юджиния измученно кивнула. «У вас был выкидыш, - Китер послушал, ее пульс, - Федор Петрович сказал, что вы катались на коньках и упали. Отсюда и синяки, - он приподнял одеяло и коснулся кровоподтеков у нее на пояснице.

Юджиния молчала.

-При следующей беременности, - покачал головой врач, - я вам, Евгения Александровна, пропишу постельный режим. Надо быть осторожной. А сейчас поправляйтесь. Я  вашему мужу сказал, что два месяца вам надо..., - Китер повел рукой в воздухе. Юджиния безразлично подумала: «Какая разница? Он на следующий день после родов меня заставил..., сказал, что это обязанность жены..., А через два месяца опять..., - она разрыдалась. Профессор погладил ее по руке: «Я понимаю, Евгения Александровна, потерять ребенка очень тяжело для женщины. Вы оправитесь, обещаю. У ваших малышей через неделю именины. Вы к этому времени встанете на ноги».

Живот опять скрутило резкой болью, она часто задышала, открыв рот. Китер взял стальной шприц из футляра с инструментами и улыбнулся: «Немного морфия. Он снимет неприятные ощущения, а скоро все пройдет».

У него была легкая рука. Юджиния и не заметила, как игла вошла в вену. «Как хорошо, - подумала она, - как тепло».  Боль исчезла, она вытянулась на спине и быстро задремала. Китер собрал инструменты. Выйдя из спальни, он услышал веселые голоса детей. Он заглянул в столовую. Федор Петрович кормил мальчиков завтраком. Профессор покашлял: «На одну минуту, пожалуйста»

-Ведите себя хорошо, - попросил мужчина сыновей, что сидели в высоких стульчиках.

В столовой пахло свежими блинами, на столе стояла серебряная мисочка с икрой.

-Без завтрака я вас не отпущу, Александр Александрович, - предупредил Федор. Китер отчего-то подумал: «Дети  даже не спросили, что с их матерью. Впрочем, они маленькие, два года».

-Я сделал Евгении Александровне укол морфия,  она спит. Я вам оставлю флакон, и шприц, на случай если у нее начнутся мигрени, - вздохнул Китер, -  она головой ударилась. Это безопасное средство, не волнуйтесь. К именинам она выздоровеет.

-Вот и славно, - искренне улыбнулся Федор и распахнул дверь: «К столу, к столу! Я вам заварю  свежего кофе, а блины у меня лучшие в городе».

-Сдох, - удовлетворенно повторил Федор, стоя над плитой, следя за кофейником.

- Морфий мне на руку, конечно. Она теперь на коленях передо мной ползать будет, чтобы дозу выпросить. Два месяца я с ней так поразвлекаюсь, а потом пусть опять забеременеет. Больше эта мерзавка меня не обманет.

-С кардамоном, - он налил кофе в серебряную чашку и предложил: «Я мальчиков отведу в детскую, и мы сможем покурить у меня в кабинете. Папиросы египетские».

-С удовольствием, Федор Петрович, - отозвался врач. Он помахал малышам: «Счастливого вам дня ангела, милые!»

По зеленой, тихой воде реки медленно плыла джонка. Деревянные, с открытыми верандами, дома взбегали вверх по скалам.  С берега веяло запахом жасмина. Было жарко, дул еле заметный, влажный, томный ветерок. Мальчик в шелковом халатике, сидел, скрестив ноги, под соломенной крышей джонки.  Ребенок неуверенно, подбирая китайские слова, сказал: «Как тут красиво, Ши!»

-Очень, - высокий мужчина переложил руль, джонка прижалась к влажным ступеням. Он, подхватив мальчика, поцеловал рыжие волосы: «Беги к маме, милый».

Она стояла в деревянной, раскрашенной охрой арке, что вела внутрь дома. Наверху, на черепичной крыше курлыкали голуби. К ограде большого балкона был привязан яркий, бумажный воздушный змей. Петя задрал голову и посмотрел на дракона: «В следующий раз надо попросить Ши взять его на прогулку. Он научил меня запускать змеев».

Марта наклонилась, обняв сына: «Сейчас будем обедать, - шепнула она по-русски, - понравилось тебе в горах?»

Петя вспомнил уходящие вверх серые столбы, густую зелень, веревочные мосты, что нависли над ущельями, стайки ласточек: «Очень, мамочка! И здесь, - он обвел рукой город, - как в сказке».

-Как в сказке, - Марта посмотрела на каменные, изящные мосты, перекинутые через реку, на чистое, яркое, синее небо. Она была в темной, простой кофте из шелка и таких же штанах.  Бронзовые, отросшие волосы были закручены узлом на затылке и заколоты деревянными шпильками.

Марта проводила сына глазами и посмотрела вниз, на ступени. Ши Дакай, бывший генерал Небесной Армии Тайпинов, бывший сподвижник Небесного Царя, младшего брата Иисуса, императора Хун Сюцюаня, привязывал лодку к гранитному столбику. Он, наконец, бросил возиться с веревкой. Мужчина  оправил свой серый, хлопковый халат. Смуглые щеки покраснели. Ши, не глядя на Марту, сказал: «Я обо всем договорился, госпожа Мэйли. Здесь, если считать, по-вашему, четыреста миль до Кантона. Я вас туда сам отвезу. Не беспокойтесь».

Она только кивнула: «Проходите, генерал. Вы, наверняка, голодны».

Ши, поклонился: «Спасибо, госпожа Мэйли, спасибо за приглашение».  Он посмотрел на маленькие ноги, в черных, потрепанной кожи туфлях: «Сто тысяч человек у меня под рукой, с тех пор, как я ушел сюда, на юг.  Господи, какая разница…, Я все бы отдал, армию, власть, все, только бы она была со мной. И теперь я должен проводить ее в Кантон и навсегда с ней расстаться?»

-Вы задумались, - заметила Марта. Ши встряхнул темноволосой головой и согласился: «Да».

Она шла впереди, маленькая, хрупкая. Ши видел бронзовый локон, что выбился из ее прически и спускался на стройное плечо.  Он вспомнил ту ночь, прошлой осенью, когда его разбудили. Армия стояла на востоке, в Чжэзяне. Он ушел от Небесного Царя после дворцового переворота, когда по приказу Хун Сюцюяня вырезали всю его семью, Ши поднял верных ему людей, двести тысяч человек, и покинул империю тайпинов. Он решил пробиваться на юг, в родные места.

-Там горы, - думал генерал,  лежа в палатке, закинув руки за голову, - там всю жизнь можно продержаться. Бороться с Пекином, бороться с европейцами..., - он приподнялся  на локте и взял свои бумаги.

Летом Англия и Франция получили, в обмен на военную поддержку Пекина, право торговать по всему Китаю, выговорили себе снижение таможенных пошлин и настояли на легализации торговли опиумом. Маньчжурский император отчаянно нуждался в иностранной помощи. Тайпины обосновались в Нанкине, разделив страну на две части. Между севером и югом лежали земли, где у Пекина никакой власти не было. Там стоял миллион солдат Небесной Армии. В Нанкине, правил Хун Сюцюань, христианин, запретивший торговлю опиумом, создавший государство со строгой военной дисциплиной. Там сжигались буддистские храмы и трактаты даосов, восставшие разрушали ненавистные государственные мануфактуры. Женщины обрели равные права с мужчинами, могли становиться государственными чиновниками и служить в армии. Тайпины национализировали землю и раздали ее крестьянам, искоренили пьянство, курение, азартные игры и проституцию.

-И запретили даже женатым людям жить вместе, что говорить об остальных, - усмехнулся Ши. «Мерзавец, Хун Сюцюань, развлекается с наложницами, а простой человек рискует головой, встречаясь с женщиной. Нет, он совсем помешался».