Они сидели с одним из шахтеров как раз здесь, под вентилятором, отдыхая свои четверть часа. Парень, весело, сказал Волку:

- Смотри, Франсуа, они друг другу головы могут проломить. А то хочешь, я Маргариту заберу? Она вроде девушка хорошая, хозяйственная..., - парень покраснел. Макс подумал: «Баронесса де ла Марк. Видел бы ее отец, на коленях, за вагонеткой, в одних штанах и рубашке».

Сзади послышался шорох, маленькие, жесткие ладони закрыли ему глаза. Огонек лампы заплясал. Шахтеры пользовались лампами Дэви. Они освещали пространство штольни, и указывали на высокую концентрацию рудничного газа. Если она становилась опасной, в огне появлялся голубоватый оттенок. Пламя колебалось, а потом и вовсе затухало. Лампа Волка была подвешена на крепление. Здесь, у вентилятора, они были новыми, свежими. В заминированной штольне крепления собирались менять на следующей неделе. Волк, с удовольствием понял:

- Никто концов не найдет. Крепления не выдержали, взрыв рудничного газа..., Такое бывает. Ее никто не будет искать. Впрочем, и меня тоже.

Волк не собирался оставаться в штольне. Он хотел дождаться, пока отправится наверх последний подъемник и уйти к вентиляционной шахте. Там стояли аварийные лестницы. Их было сорок, по двадцать ступеней в каждой. Он вынес из трактира свой саквояж с деньгами, документами и оружием, и спрятал его в надежном месте. Волк намеревался пешком дойти до одной из станций на ветке между Мон-Сен-Мартеном и Льежем, и сесть на поезд.

- Месье Вильнев погибнет, - весело подумал он, привлекая к себе Розали, - чтобы потом воскреснуть. Я никогда не умру, - он вдохнул запах свежей воды. Розали пришла из умывальной, Волк поцеловал ее в шею: «Только быстро».

- В конце концов, - Волк стянул с нее рабочие штаны и поставил на четвереньки, - если она опоздает на подъемник, ничего страшного. Туда взрыв не достанет. Когда на поверхности его услышат, они немедленно пошлют сюда людей.

Розали кричала,встряхивая черноволосой головой, уцепившись рукой за деревянную стойку крепления:

- Как хорошо, как хорошо, милый... Еще, еще...

Волк стоял на коленях, спиной к входу в каморку для вентилятора. Он не видел тень, проскользнувшую в кромешной тьме, у открытой двери.

- Он не виноват, - Маргарита сжала руки, до боли, - не виноват. Это как в Библии, Ева заставила Адама согрешить. Он говорил, что любит меня, он был таким нежным. Это все она, - разозлилась Маргарита, - Иезавель, блудница..., Она за все поплатится. Я выполню поручение Макса, и он будет мной доволен..., Мы всегда останемся вместе, - Маргарита услышала, как тяжело дышит Волк. Шахтерская лампа раскачивалась. Она спряталась за пустой вагонеткой.

- Беги к подъемнику, - раздался голос Волка, - а то опоздаешь.

Маргарита нашла пальцами кусок породы и крепко сжала его. Розали вышла из каморки, оправляя платок на голове, застегивая штаны. Все было очень быстро. Маргарита закрыла ладонью рот девушки, и ударила Розали камнем по затылку. Она была много ниже Маргариты. Девушка легко свалила потерявшую сознание откатчицу в вагонетку.

Маргарита едва успела выпрямиться. Она заметила огонек шахтерской лампы Волка.

- Розали ушла, - девушка прислонилась спиной к вагонетке, - ты не беспокойся, я все сделаю. Ты меня наверху будешь ждать? - он кивнул и мимолетно прикоснулся губами к ее щеке. От Волка пахло гарью костра, осенним лесом и, немного, мускусом. Маргарита увидела, как блестят, в свете пламени, его голубые глаза.

- Подорви здесь все, и поднимайся наверх, - велел Волк, - встречаемся в условленном месте.

Он ничем не рисковал. Маргарита не знала техники. Она бы никогда не поняла, как Волк расположил порох. Девушка не знала, что она никогда бы ни смогла выбраться из штольни.

Маргарита проводила глазами его широкую спину. Волк, что-то насвистывал. Она нащупала в кармане штанов коробок с фосфорными спичками. Из вагонетки раздался слабый стон.

- Сдохни, сучка, - сладко прошептала Маргарита. Напрягшись, подняв вагонетку, девушка поставила ее на рельсы: «Тебе отсюда не выйти».

Тоннель шел под уклон, вагонетка быстро набрала ход. Маргарита побежала сзади, потеряв косынку, чувствуя, как развеваются ее волосы. Девушка отчего-то вспомнила зеленую траву на лужайке их сада в Бомбее, и то, как она ныряла в объятия мамочки. Вагонетка уткнулась в крепления. Маргарита, чиркнув спичкой, подожгла веревку, ведущую к аккуратно уложенным мешочкам с порохом.

Взрыв застал Волка почти у самой поверхности. Даже здесь, в дальней, вентиляционной шахте, было слышно, как затряслись стены. Он, прижавшись к лестнице, переждал. Ступени прекратили качаться. Волк стал еще быстрее карабкаться вверх. Макс перевалился на землю и полежал, тяжело дыша. У главного подъемника горели факелы, слышался резкий голос старшего штейгера:

- Кто еще остался под землей? Немедленно давайте сюда списки смены!

Бил колокол. Волк, незаметно укрывшись между сараями, выдохнул: «Вот и все».

Он забрал свой саквояж из тайника, устроенного в разрушенной конюшне. К рассвету Макс прошел десять миль на северо-восток, к Льежу.

- Беги, Волк, - думал он удовлетворенно, - беги, не останавливайся, пока все это, - Макс обвел взглядом спящие терриконы, пустынную равнину, ряды типовых домов, - не превратится в прах и пепел. Пока не взойдет заря нового мира, - он вскинул глаза и полюбовался багровой полосой рассвета на востоке.

Волк увидел мощного, большого сокола. Птица развернула крылья и полетела к холмам Мон-Сен-Мартена. Макс поднял воротник куртки. Не оборачиваясь, он пошел дальше.

Пляж мелкого, белого песка уходил за горизонт. Низкое море сверкало под лучами утреннего солнца. Холщовые занавески купальных машин развевались на ветру. От кромки прибоя доносился детский смех. Элиза, в утренней, простой юбке и широкой блузе, в скромной шляпке, глядела вдаль, сжав в руках ридикюль. Она, по монастырской привычке, вставала рано. В Мон-Сен-Мартене она сама готовила завтрак себе и Виллему. Они ели вместе, свекор поднимался позже. Муж провожал ее до школы и шел на шахты. Элиза оборачивалась, поднимаясь на крыльцо. Она видела, как Виллем машет ей рукой.

Здесь, в Остенде, она просыпалась до завтрака и шла купаться. Положено было это делать с горничной, но Элиза не хотела беспокоить девушек. Она плавала в мелкой, теплой воде, в огороженной со всех сторон купальной машине. Элиза вспоминала прозрачные волны лесного озера в Ренне и серые, каменные стены охотничьего дома.

Она рассказала Виллему все, когда вернулась из Лувена. Элиза не выдержала, и расплакалась, уткнувшись лицом в его крепкое плечо.

- Не надо, любовь моя, не надо..., - шептал юноша, - я здесь, я с тобой. Я никогда, никогда тебя не оставлю..., - он целовал белокурые волосы, нежную, пахнущую ландышем шею, влажные щеки. Элиза приникла к нему. Виллем подумал:

- Она такая сильная, Элиза. Она спорит с папой и добивается своего. Она не боится говорить то, что она думает..., - сейчас она укрылась в его руках и тихо всхлипывала. Виллем, уверенно, сказал: «Ничего страшного. Мы усыновим сироту, милая моя. Мальчика, или девочку..., У нас появится ребенок, и все будет хорошо».

Элиза вздохнула:

- Если..., если ты захочешь со мной развестись, Виллем, аннулировать брак, я пойму..., Я уеду в Ренн, приму обеты..., - он испугался и прижал ее к себе, так близко, что было слышно, как стучит сердце девушки:

- Никогда такого не случится, - почти сердито отозвался юноша, - нас Господь соединил, Элиза, до конца наших дней. Я, хоть и не католик, - он улыбнулся, - но верю в то, что брак должен быть один, навсегда. Что я буду за муж, что за мужчина, если оставлю тебя? Это испытание нашей веры, вот и все, - Виллем поцеловал ее: «Мы его пройдем вместе, любовь моя».

Они все придумали. На Рождество они собирались поехать в Париж. Виллем рассмеялся:

- Папа не будет против такого. Это не Рим, и не Лурд.