— Правильно, там двадцать миллионов жителей, — он отложил тетрадь. Закинув смуглые, сильные руки за голову, мужчина сладко потянулся. "Отличная сделка, — Питер все еще сидел с закрытыми глазами, — все-таки Аллахабадский договор — вершина карьеры моего отца. Я в Кантоне тоже зря времени не терял. И тут не потеряю, — он улыбнулся и, взглянув в распахнутое окно — полюбовался багровым, уже догорающим над Бомбеем закатом.

Питер восхищенно посмотрел на огромный, разделенный тремя воротами, сухой док: "Вот это да! Мистер Вадия, — обернулся он к парсу, — я такого даже в Портсмуте не видел, на военных верфях".

Смуглое лицо старшего мастера расплылось в улыбке. "Я очень рад, что вам нравится, мистер Кроу, — с достоинством сказал он. "Мы одновременно можем работать над тремя кораблями, ваша "Гордость Лондона", — Вадия указал на док, — первая в очереди".

— В каком она состоянии? — озабоченно спросил Питер, вдыхая запах свежего дерева и гари, доносившейся из кузниц. "У нас был не самый спокойный переход через Бенгальский залив".

— Потрепало вас изрядно, — парс покачал головой. "Но вы не волнуйтесь, мистер Кроу. Мы заменим некоторые части обшивки, канаты — используя кокосовое волокно, оно очень крепкое. До вашего возвращения из Дели будет все готово".

Мастер поклонился: "Мы в следующем году закладываем "Британию", самый большой корабль компании. Мистер да ла Марк мне говорил, что это благодаря вашей настойчивости нам передали этот заказ. Вы ведь даже не видели нашей работы".

— Ну отчего же? — Питер все любовался доком. "Я видел корабли, которые вы строили, мистер Вадия, у нас, в Лондоне. Так что я сразу понял — с какими мастерами здесь встречусь".

Вадия покраснел и Питер понял: "Он молодой еще совсем, чуть старше меня".

— Спасибо, — мужчина вздохнул. "Мой отец умер в прошлом году, жаль, что вы его не застали. У него золотые руки были. Мы же из Сурата сюда приехали, когда руководство компанией в Бомбей перевели. Там у нас тоже — верфи стояли, но, конечно, поменьше этих. Ну, — Вадия подал ему руку, — позвольте откланяться, работа не ждет".

Он ловко взобрался по трапу на "Гордость Лондона", и Питер услышал его спокойный голос, что-то объясняющий на маратхи.

— Он отлично говорит по-английски, — Питер смотрел на темную голову парса. "Интересно, откуда".

— На складах все готово, — Виллем положил ему руку на плечо, — пошли, проверим все по описи, и пусть начинают грузить. Мы же только подарки шаху везем, что ему понравится — то я потом в Дели и отправлю. Сначала в Агре остановимся, это по дороге, а там уже по реке поплывем.

— Слушай, — спросил Питер у кузена, когда они уже вышли во двор верфи, — а почему этот Вадия так хорошо английский знает? Он же парс. Отменный мастер, кстати, таких умельцев и в Лондоне — поискать еще.

Виллем подставил лицо утреннему солнцу. "Слушай легенду, — таинственным голосом начал мужчина. "Помнишь эту историю со Смоллами, теми что, в Дептфорде жили?"

Питер присел на бухту каната. Развязав шнурки у ворота рубашки, он угрюмо ответил: "Как не помнить. Предок герцога Экзетера из-за этого на плаху лег, потому, что пытался их спасти. Но их, же сожгли, всех. Был судебный процесс, их в колдовстве обвиняли — сначала мать и дочь, а потом уже — и всю семью. Никто не выжил".

Виллем поднял палец: "Отец мне говорил, что кого-то из сыновей там все-таки из Тауэра вытащили. Отправили сюда, в Индию, в Сурат. Ну, вот и…, - он кивнул на здание верфей.

— Он же парс, этот Вадия! — удивился Питер. "Огнепоклонник. А они к англиканской церкви принадлежали. Если не считать этого обвинения в колдовстве, потому что наверняка их просто оговорили".

Виллем пожал плечами: "Тут уже я не знаю, что, правда, а что — вымысел. Но то, что верфи в Сурате сначала не было, а потом — кто-то ее построил, это, — он улыбнулся, — я тебе совершенно точно могу сказать".

Питер взглянул на открытые двери складов и решительно поднялся: "Пошли, там хотя бы не так жарко. Странно, океан у вас рядом — и все равно, духота. А как в Дели? — он приостановился на пороге и оглядел чистый, пахнущий специями, уходящий вверх зал.

— Там, — Виллем присел к столу и разложил бумаги, — может быть холодно. Столица севернее и горы рядом. Но ты не беспокойся, у компании отличная резиденция, с каминами и меховыми полостями в опочивальнях.

Питер стер пот со лба. Потянувшись за бутылкой белого бордо, что стояла в ведре с морской водой, он разлил вино по бокалам.

— Уже нагрелось — попробовал он. "А ведь всего девять утра. Давай, — он придвинул к себе большой, исписанный аккуратным почерком Виллема лист бумаги и начал, монотонным голосом:

— Часы каминные, серебро с золотом, работы мастера Карона, Париж.

— Есть, — отозвался Виллем, ставя отметку мелом на шкатулке красного дерева. "У тебя, я смотрю — тоже Карона хронометр".

— Это еще отца моего, — нежно улыбнулся мужчина, — видишь, тут написано — "Майклу от Мартина". Они друг другу часы подарили, на совершеннолетие. У Стивена — такой же, — Питер погладил золотую крышку: "Не отвлекайся. Часы карманные работы мастера Лепина, Париж, — десять штук…"

— Есть, — кивнул Виллем, берясь за еще одну шкатулку. "Упаковано отлично. Давай дальше".

Виллем обнял детей и серьезно сказал: "Не балуйтесь, слушайтесь маму, и я вам привезу шкуру тигра!"

— А живого тигренка? — капризно попросила русоволосая, синеглазая Маргарита. "Пожалуйста, папочка! — она обхватила отца за шею толстенькими ручками.

— Или хоть обезьянку, — грустно добавил маленький Виллем. "Мы ее в саду поселим".

— Посмотрим, — рассмеялся отец и обернулся к Питеру, что уже сидел в лодке: "Справимся мы, кузен, с обезьяной на обратном пути?"

— Постараемся, — расхохотался тот и серьезно сказал: "Мы скоро вернемся, кузина Луиза, месяца через два. Не скучайте тут".

— Да как с ними скучать? — женщина взяла за руки детей. Потянувшись к мужу, поцеловав его, она шепнула: "Вы там осторожней".

— Все будет хорошо, — улыбнулся Виллем. Спрыгнув в лодку, он отвязал канат. Парус надулся ветром. Виллем, помахал семье, что стояла на пристани: "И все равно — хоть я и много езжу, в Мадрас, на Коромандельский берег, на плантации — не люблю их оставлять".

Питер вздохнул. Переложив руль, он направил лодку в сторону континента: "Вот вернусь в Лондон, женюсь, и никуда больше не буду плавать, хватит. Пусть Стивен по морям бродит, за нас двоих. Он же сейчас воюет, там, в колониях. Боюсь, это у них надолго затянется. А Индия, — он зорко взглянул на кузена, — не собирается бунтовать?"

— Индия, — твердо проговорил Виллем, глядя на острова Бомбея, — всегда будет нашей.

Перед ними вставал, освещенный полуденным солнцем, бесконечный, удаляющийся за горизонт берег. На востоке виднелись едва заметные в жаркой дымке очертания гор, зеленые, округлые холмы поднимались вверх. Питер внезапно подумал: "А ведь в Дели, очень мало англичан бывало. Только наши, из компании, и все. Посмотрим, что там за Великий Могол".

Дно лодки заскрипело по камням. Виллем, потрепал его по плечу: "Вот и наши лошади. До Агры — верхом, а дальше на баржах".

Маленький отряд выехал на северо-восточную дорогу и, поднявшись на холм, — вскоре исчез из виду.

Безукоризненный купол отливал золотом в лучах рассветного, еще неяркого солнца. Питер прошел по саду, — цвели нарциссы, листья на деревьях тихо шелестели под легким ветром. Он остановился, подняв голову, разглядывая стройные минареты.

— Я же читал эту книгу Тавернье, — вспомнил мужчина, — "Шесть путешествий". Он был первым из европейцев, кто видел его. Но, конечно, книга — это совсем другое.