Стивен кивнул, и Волк, присев, обняв его, глядя в зеленые, материнские глаза, добавил: «А ты слушайся дядю Питера и дядю Уильяма, и помогай им, ты ведь уже два раза в Марокко был, старожил».

— Буду, папа, — сын, вдруг, на мгновение прижался к нему, и шепнул: «Ты только возвращайся, ладно?»

— Ну, куда же я денусь, — Волк улыбнулся, и, так и, держа сына за ладонь, пошел к пристани.

Марфа перекрестила его и сказала: «За Стивеном мы присмотрим. А ты, — она посмотрела в глаза зятя, — ты не лезь там, на рожон, как говорится».

Волк коснулся губами ее руки и проговорил: «Спасибо вам, Марфа Федоровна. За все спасибо».

— Возвращайся, — повторила женщина. «И всех привези, слышишь, Михайло Данилович?»

Он кивнул и шагнул в покачивающийся у пристани бот. Джон сидел на борту, засунув руки в карманы холщовой, потрепанной куртки, подставив лицо солнцу.

— Я бы хотел, — сказал мужчина, открыв один светло-голубой глаз, — увидеть своего племянника, Майкл. Ну, следующей осенью.

Волк почувствовал, что краснеет, и посмотрел на большого, черного ворона, что вился над Темзой. «Конечно, — он вдруг увидел, что Джон улыбается.

— Просто, — сказал герцог, глядя на стройную спину сестры, что прощалась с адмиралом, — это же Констанца. Она пришла ко мне и все рассказала, еще той неделей, что мы из поместья вернулись. И, — Джон все еще продолжал улыбаться, — знаешь, я понял. Я сам, — он помолчал, — помню, что такое одиночество.

— Да, — тихо ответил Волк, принимая от Николаса канат, — я все время, Джон — так и живу.

Теперь уж, наверное, ничего другого у меня и не будет.

— А этого, — заметил мужчина, подавая руку жене, — ты не говори, мой дорогой Майкл. Это — в руке Божьей.

Со середины Темзы донесся отчаянный собачий лай, и Белла, устраиваясь рядом с мужем, расхохоталась: «Морской болезни у него нет, мы его два дня подряд по Темзе катали».

— Ну, все, — Николас поднялся и помахал рукой Марфе, — с Богом!

Женщина перекрестила уходящий вниз по реке бот, и привлекла к себе внука, поцеловав его в белокурый затылок: «А следующей неделей и вы отплываете, дорогой мой, все разъезжаются, останемся мы с дедушкой Виллемом одни».

— Вы ведь тоже, бабушка, — звонко сказал Стивен, — в Нижние Земли поедете, уже осенью.

— Не сидится нам на месте, — согласилась Марфа и громко позвала: «Ну, а теперь все идем к Марте — обедать!»

Джон поднял якорную цепь, и, глядя на удаляющуюся корму «Ворона», твердо сказал: «У них все получится, я уверен».

— Конечно, — кивнула Белла, и, поднеся руку мужа к губам, добавила: «Констанца с Николасом просто светятся от счастья, я за них так рада, так рада».

— Еще племянников нам привезут, — усмехнулся Джон, закрепляя парус. Бот стал разворачиваться, и Белла недоуменно спросила: «Мы разве не в Лондон?»

Джон потянул ее за руку: «Видишь, вон там, на берегу, дома? Это Саутенд».

— Я знаю, — удивленно отозвалась Белла, и, глядя на то, как довольно улыбается муж, ахнула:

«Джон! А как же король?»

— Я обещал посылать гонца в Лондон каждый день, и буду, — муж поцеловал ее, — медленно и глубоко. «С Испанией у нас перемирие, в Нижних Землях не воюют, королева Мария Медичи играет в карты, а поляков вот-вот выбьют из Москвы. Даже папа римский сейчас занят строительством собора Святого Петра, а не очередными интригами против нас. Так что, — он указал на черепичные крыши, — я могу позволить себе пару недель отдыха на море, мой дорогой капитан нашего бота».

— Курс на Саутенд! — приказала Белла, нежась в его руках, — и счастливо рассмеялась.

Пышные, отцветающие осенние розы окружали деревянную скамейку. «Тут мы с тобой и сидели, — Николас взял Мирьям за руку и посмотрел на племянника. Авраам, длинноволосый, толстенький, в бархатном платьице, подошел к ним, и серьезно сказал, протягивая деревянную куклу: «Он болеет, я лечу».

— Как папа, — рассмеялась Мирьям и подхватила сына на колени, поцеловав черные, вьющиеся кудри. Авраам похлопал большими, карими глазами, и, прижавшись к матери, укачивая куклу, зевнул. «Сейчас Хосе вернется от пациента, и поедем, — Мирьям улыбнулась. «Знаешь, я так рада, так рада, что вы с Констанцей теперь вместе, она такая хорошая».

— Я знаю, — вздохнул Николас, взглянув на окна опочивальни. «Только вот зачем она затеяла с утра все это писать? Я ей всю дорогу от Лондона говорил — ничего с нами на севере не случится, тем более с ней — я же рядом».

— Это ее сын, — просто сказала Мирьям. «Когда у вас будет ребенок, ты поймешь, Николас.

Она хочет оставить для него письмо, так, ну вдруг…».

Капитан Кроу недовольно покрутил головой: «Не будет никакого «вдруг», ты уж мне поверь.

Вернемся следующей осенью и заберем маленького. Какой он?»

Мирьям улыбнулась: «Он здоровенький, улыбается уже, и зубы скоро начнут резаться. Ну, сейчас увидим. А что тебе Хосе насчет шрама сказал? — осторожно спросила она брата.

«Можно что-то сделать?»

— Поздно уже, — махнул рукой Николас. «Да я и привык, и Констанце не мешает».

— Не мешает, — раздался сзади веселый голос, и Констанца, поцеловав мужа в щеку, присела на поручень скамейки. Она погладила дремлющего Авраама по голове и сказала: «Все готово, передашь тогда Джону, если он маленького забирать будет. Ну, это если никто из нас не вернется. А если я не вернусь — тогда Майкл его воспитывать будет, ему отдашь».

Мирьям только закатила глаза и, недовольно что-то пробормотав, поднялась со скамейки.

«Пойду, донье Хане его отнесу, — она улыбнулась, — и не смей думать о плохом, слышишь!»

Услышав скрип калитки, Констанца устроилась на коленях у мужа, и, сказала: «Ну не обижайся, ты же сам говорил — это опасная экспедиция».

Николас вдохнул горьковатый запах рыжих волос, и, усадив ее удобнее, шепнул: «Я понимаю, любовь моя. Но, правда, — я сам умру, а тебя защищу, бояться нечего. А где Майкл?»

— К ювелиру пошел, он же свой крестик тут оставляет, малышу, — Констанца обняла Николаса и вдруг подумала: «Ну, за маленького я спокойна. Джон и Белла его воспитают, если что, все будет хорошо».

— Ну что мне еще сделать, чтобы ты об этом не думала? — услышала она шепот мужа.

— Просто будь со мной — Констанца рассмеялась и, спрыгнув на еще зеленую траву, потянула мужа за руку: «Пошли, вон, дверь парадная хлопнула, Хосе уже вернулся».

— Подожди, — Николас поднялся, и, поцеловав уложенные на затылке косы, серьезно сказал:

«Я всегда буду с тобой, Констанца. Я же тебе говорил, еще там, в Лондоне — ты приказываешь, а я — исполняю».

— Я тебя люблю, — она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. «До самой смерти, капитан Кроу».

— Очень надеюсь, — проворчал Николас, шлепнув ее, — что это будет нескоро.

Он вдохнул запах роз и спокойно подумал: «А вот этого, конечно, мы знать не можем».

Лодка остановилась у деревянной, ухоженной пристани и Мирьям указала на большой, уютный дом под черепичной крышей, что стоял прямо у канала.

— Это там, вы идите, я госпожу ван Леер предупредила, гонцом. А мы пока с Хосе к нам в домик поедем, уберемся там после лета.

Волк посмотрел в карие, красивые глаза женщины и тихо ответил, провожая взглядом Констанцу и Николаса: «Спасибо вам. Большое спасибо».

— Ну что вы, — Хосе пожал ему руку. «Любой на нашем месте поступил бы точно так же. И могли бы не отдавать нам деньги за кормилицу — маленький Питер нам все равно, что племянник».

Волк вышел на пристань, и, достав из кармана камзола бархатный мешочек, взглянул на крохотный, золотой, играющий алмазами крестик.

— Вот как получилось, — он улыбнулся и помахал рукой Хосе и Мирьям, — теперь он тоже — у Петра Михайловича будет. Господи, — мужчина глубоко вздохнул и перекрестился, — ну дай ты мне сил детей своих вырастить, прошу тебя.

Он обернулся и услышал голос Николаса: «Майкл, мы ждем!»