Марта вышла на балкон и вгляделась  в зеленые кроны деревьев на севере. «Когда-нибудь, - уверенно сказала женщина, - этот город займет весь остров, и те, что рядом, тоже». Она улыбнулась: «Ты молодец, с толком потратил деньги».

- Приведу ее сюда - решил Тедди, заходя в большую спальню, - будет лежать на этой кровати. Моя богиня, моя  Артемида..., Наконец-то можно будет не ночевать на постоялых дворах. Мама с Питером в сентябре едут в Вашингтон, там как раз жара спадет, и Теда туда забирают. А мы с Мартой здесь поживем, съездим в Олбани...- он закрыл глаза и услышал голос сына: «Мамочке понравится, папа!»

-Любит он ее, - горько подумал Тедди. «Плакал, когда Мораг на озера уезжала. Ничего, вокруг детей много, он быстро успокоился».

-Пора, - Марта посмотрела на свои золотые часики. «Констанца с детьми и Джованни уже там. Мистер Фултон готовит нам какой-то сюрприз. Тедди в экипаже ждет».

-Мы поедем по реке! - запрыгали девочки. «На боте!»

-Вряд ли на боте, милые мои, - усмехнулся Питер, целуя рыжую голову дочери. Юджиния  зачарованно распахнула синие, большие глаза: «Папа, когда вернемся в Лондон, я все расскажу Элизе! Жалко, что она сюда поехать не смогла».

-Элиза уже была в Америке, - успокоила ее мать, и они вышли на Парк-Роу.

Уже в экипаже, Марта, откинувшись на бархатное сиденье, вспомнила  грустный голос дочери: «Мамочка, я не могу поехать. Хочется, конечно, но Жюля в любой момент могут на службу вызвать...»

Они сидели в саду особняка в Мейденхеде, маленький Жан спал, укрытый шалью.

Элиза качнула белокурой, просто причесанной головой: «И так, мамочка - я только недавно в отпуске. Ты знаешь, как мы редко раньше с Жюлем виделись». Розовые губы усмехнулись и Элиза добавила: «Чудо, что еще Жана ухитрились родить».

Марта потрепала внука по русой голове и оглядела весенний, зеленеющий сад: «Я все понимаю, милая. Жюль теперь каждый вечер домой приходит, не в казармах он больше и ты дома - побудьте вместе, конечно».

Белые щеки Элизы чуть зарумянились. Она тряхнула головой: «Передавайте там всем привет».

-Бабушка! - зевнул проснувшийся Жан. Он был еще толстенький, сероглазый. Поерзав на коленях у матери, мальчик сонно проговорил: «Кушать!»

-Сейчас чай подадут, - успокоила его Марта. «Маркиз де Монтреваль, -  сказала она дочери, глядя, как Жан, потянувшись, бойко слез на зеленую траву. «Думаю, когда он вырастет, во Франции уже монархию восстановят, поместья вам вернут...»

Зеленые глаза Элизы блеснули гневом: «Узурпатор, говорят, разводится, мама. Хочет себе наследника получить, посадить его на французский трон». Элиза поднялась и взяла сына за руку: «Пока Наполеон жив, получить хоть что-то, надежды нет. И вообще, - женщина вздохнула, - нет».

-Наполеон бах! - Жан вытянул указательный палец. «Папа так говорит», - гордо добавил мальчик.

Уже на ступенях террасы Элиза обернулась и взглянула на бронзовые, непокрытые волосы матери: «Я к Мадлен  съезжу, она ведь тоже с детьми на все лето одна остается».

Мать подошла к ней. Обняв  дочь, Марта прикоснулась губами к теплому, белокурому виску - Элиза была лишь чуть выше ростом. «Джон уехал», - вздохнула Марта. «До осени, сказал».

-В Пруссию, - кивнула Элиза.

-В Тильзит, - Марта посмотрела на восток. «Там сейчас решается судьба Европы. Пойдем, - она подхватила внука на руки, - выпьем чаю с булочками, маркиз де Монтреваль».

На верфи стояла воскресная тишина, ворота были закрыты. Тедди вышел первым из экипажа: «Вот и дядя Джованни, смотрите».

Джованни открыл им боковую калитку и усмехнулся: «Помнишь, Тедди, ты все страдал на корабле - надоело зависеть от ветра. Пошли, - он кивнул в сторону реки, - увидите что-то замечательное».

Мартин замер, держа за руки девочек. Он стоял у берега - изящный, цвета слоновой кости, с двумя мачтами и вращающимися колесами. Из высокой трубы валил черный дым.

Пахло гарью, углем, ветром с реки. Пахло, - подумал Мартин, - счастьем.

-Пароход, - в один голос сказали девчонки.

-Пароход! - Тед  захлопал в ладоши, - смотрите, - указал он, - там  Дэвид и Тони. Идемте, идемте, - ребенок потянул их к трапу.

-Фултон, - сказал Джованни, ласково глядя на дочь, - Констанца сидела на носу, в холщовых, моряцких штанах, и такой же куртке, быстро что-то записывая в блокнот, -  Фултон - великий инженер, господа.

-А где он сам? - Питер недоуменно осмотрел палубу.

-Где и положено, - удивился Джованни. «В трюме, рядом с машиной. Я и сам, - он посмотрел на свои испачканные руки, - сейчас туда вернусь. Вы идите, - он ласково улыбнулся, - пассажиры. Это особый рейс, Констанца его устроила, для нашей семьи».

Он поймал взгляд дочери и помахал ей рукой. В трюме было полутемно, машина шипела, выпуская пар. Фултон робко сказал: «Мистер ди Амальфи, мне неловко даже..., Вы ведь профессор, академик...».

-Я, прежде всего,  инженер, - Джованни подмигнул ему и взял лопату. Он похлопал Фултона по плечу: «Вставай к штурвалу, позаботься там обо всех».

-О моей дочери, - чуть не добавил он, вспомнив нежные, теплые, темные глаза Констанцы.

Он подбросил угля, трубы запели. Джованни, чувствуя, как работает машина, вспомнил: «Я ведь еще, в Китае, обещал - увижу, как пар перевозит людей. Вот и увидел. Дожить бы до того времени, когда по железной дороге можно будет проехать».

-Доживу, - твердо, уверенно сказал он себе, орудуя лопатой, чувствуя силу своих рук. «Обязательно доживу».

Наверху, на речном ветру, звенели голоса детей, над трубой вились чайки. Пароход развернулся, и, шлепая колесами, пошел вверх, по широкому, мощному Гудзону.

В покосившемся, рыбацком сарае, что стоял на берегу Немана, было еще темно. Вокруг простиралась спящая, тихая равнина. Верхушки ив, что купали свои листья в реке, едва золотило солнце. Мужчина, что сидел на пороге сарая, покуривая трубку, - светловолосый, невысокий, - вынул ее изо рта и прислушался. С реки доносился скрип уключин.

Он отложил трубку и сбежал вниз, по скользкой после вчерашнего дождя тропинке. В утренней дымке он увидел очертания лодки. Человек, что сидел в ней, - маленького роста, с коротко стрижеными, темными, кудрявыми волосами, - помахал ему рукой. Спрыгнув на мелководье, он вытащил лодку на берег.

-Все прошло удачно, - сказала Мэри, садясь на песок рядом с Джоном. «Они людей нанимают из окрестных селений. За те два месяца, что я здесь обретаюсь, я с местным акцентом начала болтать».

-Я слышу, - усмехнулся Джон. Оба они говорили по-немецки.

-Документы чистые, - Мэри достала из кармана своей куртки кожаный мешочек. Джон чиркнул кресалом. «Герр Йоганн теперь строит плот. На плоту будет стоять шатер, а там уже...- Мэри махнула рукой, - в общем, к завтрашнему дню я тебе принесу копии секретного протокола к договору».

-В Кенигсберге все готово, - Джон прошелся по берегу реки. «Уйдем с рыбаками в Данциг, нас уже ждут. Через две недели будем дома. Иосифа ты не видела?»

Мэри помотала головой. «Ни его, ни Мишеля. Не хочу рисковать, сам понимаешь. Хотя уверена, они там, - женщина указала на западный берег реки. «Да и Джо тебе говорила, что Иосиф здесь будет».

Весенний дождь хлестал по крышам Амстердама, Джон протянул ноги к огню камина и принял от сестры чашку кофе: «Ты совсем одна осталась».

-Ненадолго, - тонкие губы Джо улыбнулись. «Невестка моя новая сюда плывет, вместе с братом своим. В конце лета все соберутся, - Иосиф, Давид из Парижа приедет. Отметим праздники и будем хупу ставить. Послушай, - она развернула письмо:

-Дорогие родители! - увидел Джон четкий, твердый почерк племянницы. «У нас все хорошо, Исаак растет, и радует нас. Он отлично учится. Моше смеется, что вот как раз наш сын, и станет раввином. Моше полностью отстроил наш дом. У него очень, много заказов, по всей Святой Земле. Он ездит со своими мастерами и в Цфат и в Яффо, так что мы не бедствуем, благодарение Богу. Я принимаю роды у местных женщин - рав Судаков запретил общине пользоваться моими услугами, и Моше тоже  работает на  турок. Ничего, молимся мы у Стены, вместе с равом Горовицем. У него все хорошо, Батшева через три года уезжает в Америку, будет женой Хаима.