— Но вот лейтенант Вулф…, - попытался сказать Меир. Джон Адамс, что стоял, прислонившись к камину, усмехнулся: "Лейтенант Вулф тоже — не век будет пехотой командовать. Юристы и дипломаты нам пригодятся, и очень скоро".

— Отплываешь в следующем месяце из Бостона — Соломон устроился за большим, дубовым столом. "Я тебе даю письмо к своему парижскому другу, месье Бомарше. Он, собственно, и организовал все эти поставки оружия. Он тебя сведет с людьми из Амстердама, поработаешь с ними и отправишься вот сюда, — Соломон развернул карту.

— Синт-Эстасиус, — прочитал Меир и поднял серо-синие глаза. "А что там?"

— Золотая скала, — усмехнулся Соломон, поправив черную, бархатную кипу. "Свободный порт, беспошлинная торговля, перевалочный пункт для французской помощи нашей революции. Открыто они этого делать не могут, все же не хотят ссориться с британцами. Объединились с Голландией, которая владеет этим островом. Там и синагога есть, и евреи живут — так, что не пропадешь. Будешь там присматривать за нашими интересами. Французский ты знаешь, так что все в порядке".

— А что, британцы не атаковали пока этот самый Синт-Эстасиус? — поинтересовался Меир. "Там же Ямайка рядом, и Барбадос — их колонии".

— Был один смельчак, вот, недавно как раз, — Соломон поджал губы, — капер "Черная стрела". Даже вздумал обстреливать порт. Но там как раз появился кто-то из пиратов, между ними завязалось сражение и "Стрелу" потопили.

Меир открыл рот. Посидев так, юноша спросил: "А что, разве пираты есть еще?"

— Вот приедешь в Карибское море и увидишь, — пообещал Соломон. Раскрыв большую счетную книгу, он велел: "Бери стул, садись сюда, расскажу тебе о том, что нам посылает Франция. До вечера закончим. Потом пойдем, послушаем, как будут Декларацию Независимости читать".

— Независимости, — зачарованно повторил Меир. Встряхнув каштановой головой, он подвинул к себе перо и тетрадь: "Начнем, мистер Соломон".

Над головами освещенной факелами толпы, с башни Индепенденс-холла, плыл звук колоколов. "Я их видел, — сказал Дэниел Хаиму, — видел эти колокола. Там на одном строка из Библии — "Провозгласите свободу по всей земле".

Хаим откинул голову назад: "Так и будет, за это мы и сражаемся. Еще в наши дни будет, Дэниел. Долго они над текстом работали?"

— Да не очень, — юноша улыбнулся. "Второго июля уже все было почти готово. Когда я сюда приехал. Слушай, — он застыл.

— Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира, на которое он имеет право по законам природы и ее Творца… — раздался голос со ступеней. Мирьям, что стояла рядом с Меиром, дернула его за руку: "Не верю, не верю…"

— Поверь, — юноша смотрел на флаги, что развевались над крышами зданий. "Мы живем в свободной стране, Мирьям, в Соединенных Штатах Америки".

— И с твердой уверенностью в покровительстве Божественного Провидения мы клянемся друг другу поддерживать настоящую Декларацию своей жизнью, своим состоянием и своей незапятнанной честью, — закончил чтец. Толпа на площади восторженно загудела. Солдаты милиции подняли ружья. Дэниел улыбнулся: "Сейчас все стрелять будут, и вон, — он указал на костры, — бочки с вином выкатят".

— Я бы осталась, — весело сказала Мирьям. "Все-таки не каждый день такое бывает. Можно, Хаим?"

Старший брат усмехнулся: "Дэниел тут, так, что я спокоен. А мы с Меиром пораньше ляжем, да? — он подтолкнул юношу. Тот, зевнув, согласился: "Я прошлую ночь в конюшне провел, хочется устроиться в кровати, наконец-то".

Дэниел посмотрел на тонкий профиль девушки: "Вот сейчас все и скажу. Хватит, надоело. И будь что будет".

Мирьям проводила глазами братьев. Подняв бровь, заслышав звуки скрипки, девушка сказала: "Я бы еще и потанцевала, лейтенант, если вы согласны, конечно".

— Не бывает такого счастья, — вздохнул Дэниел и вслух ответил: "К вашим услугам, мисс Горовиц".

Уже потом, когда они остановились на склоне реки, Мирьям рассмеялась: "Даже сюда музыка доносится. Интересно, наверное, когда-нибудь этот день станет праздником".

— Непременно станет, — Дэниел снял свой темно-синий офицерский сюртук и набросил ей на плечи: "Держи, у воды все-таки прохладно".

Над верхушками деревьев догорала багровая полоса заката.

Мирьям чуть вздрогнула: "Спасибо. Мне эта строчка очень понравилась, — она помедлила: "Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью". Очень правильно, — добавила она и повернулась: "Ты что смеешься?"

— Да так, — юноша ухмыльнулся, — я же тогда только приехал. У меня были пакеты от генерала Вашингтона к Конгрессу. Захожу в комнату, они там спорят, Адамс поворачивается и говорит: "А, мой бывший клерк! Ну-ка, скажите, Вулф, чего вам в жизни хочется?".

— А ты? — она все стояла, глядя в его сине-зеленые, красивые глаза.

— Ну, я и сказал, — Дэниел помолчал, — свободы и счастья, мистер Адамс. Правда, свобода у меня уже есть…, - он не закончил. Мирьям тихо спросила: "А счастье?"

— А счастье, — он вдохнул и решительно закончил: "А счастье, Мирьям, — это когда ты рядом со мной. Вот как сейчас".

Ее губы были мягкими, нежными. Девушка, прижавшись к нему, задыхаясь, помотала головой: "Нет, нет, Дэниел, я не могу…, не сразу. Когда будет мир, тогда…, - юноша взял ее лицо в ладони: "Конечно. И никак иначе. Тогда мы что-нибудь придумаем, Мирьям".

— Как хорошо, — сказала она себе, опускаясь с ним на поросший мягкой травой берег, — как спокойно.

Дэниел обнял ее и тихо попросил: "Можно? Я три года об этом мечтал, Мирьям. Поцелуй меня…"

Девушка устроилась рядом с ним, под сюртуком. Приподняв голову с его плеча, она весело спросила: "Вот так и спят в палатке, да?"

— Примерно, — проворчал Дэниел. "Только там нет таких красивых девушек". Он закрыл глаза, и, сжав руку в кулак, услышал у самого уха смешок: "Давай я тебе помогу, я все-таки почти акушерка, знаю анатомию. Немного".

Дэниел нашел ее губы и, не отрываясь от них, шепнул: "Тогда уж и я тоже, — не лежать же мне просто так!"

Мирьям сладко, нежно застонала, почувствовав его пальцы: "Господи, как хорошо, как хорошо!"

— Счастье, — подумал Дэниел, удерживая ее в своих объятьях, целуя каштановые волосы. "Вот оно, так близко, никого, никого мне не надо, кроме нее".

Они держались за руки. Дэниел, глядя на крупные, летние звезды, наконец, сказал: "Если мы будем живы, мы поженимся. Как-нибудь".

— Если будем живы, — повторила Мирьям. Она замолчала, поежившись под зябким, северным ветерком.

— Шах, — сказал Теодор де Лу, двигая белого короля. Окна кабинета были распахнуты, из сада доносился теплый, томный ветер, чуть шуршали шелковые гардины. На мраморном камине стоял пышный букет роз.

— И мат, — добавил он, подняв длинные пальцы с зажатой в них фигурой, оглядывая шахматную доску — черного дерева и слоновой кости. Теодор опустил короля на место. Разлив вино по серебряным бокалам, он погладил каштановую, с чуть заметной сединой, красивую бороду: "Я выхожу из нашего предприятия, Дэвид".

Плантатор закашлялся. Осушив бокал, подняв хмурые, карие глаза, плантатор спросил: "Это как?".

— Просто, — мужчина усмехнулся и откинулся на спинку резного, дубового кресла. "Декларация Независимости оглашена, патриоты будут формировать правительство, писать конституцию, принимать законы…, Я не хочу неприятностей, Дэвид, у меня дочь растет, — Теодор кивнул в сад, откуда доносился веселый голос: "Теннис, Мэтью, — это очень простая игра, достаточно только начать. Держи ракетку!".