Шериф повертел в руках изящную визитную карточку, напечатанную на атласной бумаге: «Бенджамин-Вулф. У него земли, в Виргинии, южнее нас, я помню. И вообще, - он брат этого Вулфа, правой руки президента. Зачем он с этой цветной возится?»

А потом была  выложенная камнем, удушливо пахнущая комната. Тедди, отведя глаза, сказал себе: «Это не Марта. Это просто….- он сжал кулаки - до боли. Глядя на еще заметную родинку под лопаткой,  Тедди вспомнил, как целуя ее, зарывался лицом в тяжелые, темные, волнистые волосы.

-Да, - кивнул он, наконец. «Да, я опознал ее. Марта Фримен, цветная, двадцати девяти лет, уроженка Бостона. Вот ее паспорт, - Тедди протянул местному коронеру копию. Тот, поправив очки в стальной оправе, стал оформлять свидетельство о смерти.

Тедди потушил сигару в фарфоровой пепельнице: «Мораг я просто написал, что Марта умерла. Господи, я же знаю, это я виноват. Накажи лучше меня, как хочешь, так и накажи».

Он оправил сюртук. Пройдя в детскую, Тедди позвал: «Сыночек! Поехали, экипаж уже готов».

Тед сидел за маленьким, по его росту столом. Подняв каштановую голову, мальчик серьезно сказал: «Когда мамочка приедет, я ей покажу, что уже умею писать. Она порадуется. Папа, - сын взял его большую руку, - а мамочка скоро вернется?»

-Скоро, милый мой, - вздохнул Тедди. Они спустились вниз.

Экипаж Салли ждал у ограды кладбища. Женщина, -  в траурном, черном платье, завидев приближающихся лошадей, прижала к себе Ната и попросила: «Погуляй с Тедом, милый. Не надо малышу здесь быть. Мы потом к Марте вместе сходим».

Нат взял красивую, смуглую руку матери, украшенную одним золотым, с темной жемчужиной, кольцом. Подросток внезапно, гневно отозвался: «Когда я вырасту, мама, я стану юристом. Рабство так, - он показал на кладбище, - не прекратить. Хватит бегать. Папа же освободил бабушку из рабства, законным путем, так и должно быть».

Салли только вздохнула. Нат, распахнув дверцу экипажа, подал ей руку. «Юристом, - подумала женщина, глядя на изящную, в темном сюртуке, фигуру сына. «Да как? Нет колледжей для цветных, а отец его никогда не даст денег, чтобы Нат в Европу отправился. Тедди же мне сказал - трастовый фонд, что Дэниел для Ната основал - он только под его контролем. Даже когда Нату восемнадцать исполнится  - он без разрешения отца не сможет деньги забрать».

Салли знала, что сын пишет в Нью-Йорк, сестре, а на рождественские каникулы, когда Дэвид гостил у Тедди, они все вместе обедали. «Не буду Дэниелу об этом говорить, - тогда решила Салли, - зачем его беспокоить, у него и так  дел много».

Тедди повел ее по аккуратно подметенной дорожке к двум памятникам - темного гранита. Марта была похоронена рядом с отцом. «Спасибо тебе, - тихо сказала Салли, вытирая платком глаза. Черная, бархатная, украшенная пучком траурных перьев шляпа женщины чуть качнулась. «Спасибо, Тедди».

-Что вы, тетя Салли, - он посмотрел на изящные буквы. «Марта Фримен. 1778-1807. Bury me not in the land of slaves».

-Как ее отец завещал, - всхлипнула женщина. Они услышали из-за ограды звонкий голос Теда: «Мама! Мамочка!»

-Как вытянулся, - Мораг обнимала сына, целуя его теплые, влажные от слез щеки. «Мама…- Тед прижался головой к подолу ее простого, шерстяного платья.

-Я тебе подарки привезла, - зашептала Мораг. «От бабушки, от дедушки, от дяди Элайджи…Мне дома сказали, что вы с папой здесь…».

-Здесь тетя Марта похоронена, - грустно сказал ей сын, указывая в сторону Ната, что шел к воротам кладбища. «Папа там, с тетей Салли. Я сейчас позову его».

Сын побежал к ограде. Мораг, чуть пошатнулась: «Господи, помоги мне». Она вспомнила морозную, снежную ноябрьскую ночь, жадный, звонкий крик ребенка и голос матери: «Мальчик. Небольшой, но здоровенький, сразу видно. Ты ему грудь  дай, завтра его заберут, я договорилась».

У сына были волосы темного каштана и серо-синие, красивые глаза. Потом, когда Мирьям его унесла, Менева поднялся в спальню. Брат просто сидел, держа Мораг за руку, гладя ее по голове, рассказывая о зеленых холмах, водопадах, быстрых реках - там, на западе, там, куда он увезет ребенка .

-Не говори ему обо мне, - потом попросила Мораг. «Не надо, Менева. Пусть он думает, что…- она не закончила и махнула рукой. Менева посмотрел на нее серьезными, темными глазами и кивнул: «Не буду. Но я научу его читать и писать, обязательно. И пошлю весточку с индейцами -  твоя мама будет знать, что все в порядке».

На Пасху Мирьям отвела ее в сторону и шепнула: «Они уехали уже. Семья кормилицы отправилась на Великое озеро, и Менева  с ними. Там поживут до осени, а когда мальчика отлучат, Менева его заберет к себе. И он крепкий ребенок, не болел».

Мораг потом ушла к озеру. Сидя на берегу, положив голову на колени, она долго шептала: «Господи, прости меня. Прости меня, пожалуйста. И позаботься о маленьком, Менева сказал, что его тоже - так назовет».

Она услышала голос отца, что звал ее к ужину. Заставив себя улыбаться, Мораг пошла вверх по деревянной лестнице.

Тед подбежал к отцу и потянул его  за рукав сюртука: «Мамочка вернулась! Она сюда пешком шла! И у нее румянец, папа, она больше не болеет. Пойдем!»

-Ты иди, милый, - вздохнула Салли. «Мы тут с Натом побудем». Женщина взяла сына за руку, и они остановились у могилы.

Тедди вышел из ворот кладбища и увидел жену. Она была в скромном, платье синей шерсти, в таком же капоре, черные косы лежали на спине. «Я ее никогда больше не обижу, - пообещал себе Тедди, чувствуя рядом тепло детской ладошки. «Никогда».

-Господи, - сказала себе Мораг, так и стоя на месте, - Господи, пожалуйста, я знаю, я плохо себя вела, я сделала ошибку. Накажи меня, но не Тедди, не сыночка моего. Детей, - поправила она себя и услышала голос мужа: «Наконец-то ты здесь, милая».

Мораг всхлипнула и бросилась  к нему в руки. Тедди гладил ее стройные плечи. Нагнувшись, он тихо попросил: «Пойдем домой. Я экипаж отпустил. Я так скучал по тебе, любовь моя».

-Я тоже! - встрял Тед, держа их за руки. Ребенок убежал вперед. Мораг оглянулась на кладбище: «Тедди, помнишь, когда тебе было шестнадцать, здесь, в Бостоне, ты из Англии приехал…Марта меня, потом попросила о тебе заботиться.  Она, наверное, была в тебя влюблена,  немножко…- женщина вздохнула. «Ты ее тогда любил, я видела. Мне очень жаль, Тедди, тебе, должно быть, тяжело сейчас…»

-Господи, - поразился Тедди, - да что это с ней? Я и не знал, что Мораг такое сказать может.

Он посмотрел в темные, прозрачные глаза жены - в них, на самом дне, была грусть. Тедди подумал: «У меня, наверное, сейчас такой же взгляд».

-То давно было, - он прикоснулся губами к ее теплому виску. «Сейчас у меня есть ты, и никого мне больше не надо». Он прищурился: «Тед зовет, машет нам. Дай мне руку, милая».

Тедди взял ее нежные пальцы. Они, не отрываясь друг от друга, пошли к сыну. Тед стоял на обрыве, над океаном, глядя в бесконечную, лазоревую, даль. Он обернулся и  недовольно сказал: «Наконец-то!  Я вас заждался».

-Мы здесь, мой хороший,  - Тедди погладил его по голове. Они с Мораг постояли так, обнимая мальчика, слушая тихий шорох волн.

В палатке было еще тихо. Майор Горовиц, приподнявшись, осмотрелся вокруг. Сквозь холщовые полотнища был виден тусклый, совсем ранний рассвет. Он быстро, чтобы не разбудить других, оделся. Проверив пистолет, Хаим вышел в бескрайнюю, пустынную равнину. Ночью шел дождь, зеленая, свежая трава была еще влажной.

Лошади мирно паслись поодаль. Река Огайо была в двух неделях пути на восток. Хаим подозвал своего гнедого: «Ни один из наших  отрядов так далеко еще не забирался. А если мы на них наткнемся? По слухам их там, -  он взглянул на еще темное небо на западе, - тысячи, и они собираются перейти реку. Проклятый Менева...- майор тихо выругался и сел в седло.

У него были четкие указания - только разведка. И дело, которое он должен был сделать, - по распоряжению, полученному в Вашингтоне, - один.