— Месье Корнель, — Меченый улыбнулся, — поверьте, мне абсолютно все равно, на кого вы работаете — на короля Филиппа или на папу Григория. Скорее, на первого, потому что убийство Эскобадо, — который очень вам мешал, признайтесь, — дело рук неглупого человека.

А вы неглупы.

— Вы уже второй раз делаете мне один и тот же комплимент, ваша светлость, — устало ответил Петя. «Давайте, наконец, переходить к делу, или сядем вон в той таверне — а то мы оба закоченеем».

— Возьмите, — Гиз протянул Пете серебряную фляжку. «Я всегда говорил, что зимой, — особенно такой, — от вина мало толку. Лучше это».

Воронцов отхлебнул и почувствовал легкий аромат груши. Водка была такой крепкой, что заслезились глаза.

— Ну вот, сразу теплее, — одобрительно сказал Гиз. «Это у нас гонят, в поместьях. Так вот, Пьер, вы мне нужны. Даже не так — вы нужны Католической Лиге.

— В качестве кого? — Петя вдруг почувствовал, что сейчас зевнет.

Последние несколько ночей он мало спал, — переписка у дона Хуана была обширной, и все послания проходили через руки Воронцова. Сейчас он шифровал, уже не задумываясь, но все равно — десять писем за день было много даже для него.

— А еще скоро деньги наемникам платить, и месячный баланс делать, — подумал Петя.

«Сейчас бы, после этой водки, — в кровать, рядом с камином, и чтобы день меня никто не будил». Он внезапно, с удивлением, понял, что не хочет быть в этой самой кровати один, и попытался отогнать эти мысли куда-то подальше.

— Вот видите, даже покраснели — значит, согрелись, — улыбнулся Гиз.

— Вы же сами знаете, Пьер, дон Хуан — человек, как бы это изящней сказать, — непредсказуемый. Сегодня он на море, завтра — на суше, сейчас — в Тунисе, потом — в Нижних Землях, потом еще куда-нибудь отправится. Например, в Англию. А мы, Католическая Лига, в нем нуждаемся. Значит, мы должны быть в курсе его, — герцог помолчал, — намерений. Не бесплатно, разумеется.

Петя махнул рукой.

— Ваша светлость, вы же понимаете, что я, как католик, не могу брать деньги у братьев по вере. А потом, — мужчина вдруг улыбнулся, — я вам обещаю, — если дон Хуан и соберется освобождать Марию Стюарт, то вы об этом узнаете первым. Ну, после меня, разумеется.

— Пойдемте, Пьер, — Гиз обнял его, — и вправду холодно. Выпьем, как следует, — он кивнул на ярко освещенные окна таверны. «Я рад, что теперь вы с нами».

— Я никогда и не был против вас, — глядя в голубые глаза его светлости, ответил Петя.

— Ну, то, что вы спасли Гийома, я вам прощаю, — внезапно сказал Гиз. «В конце концов, действительно — он был великий мореплаватель. Жаль, конечно, что он так умер».

— Если бы у вашего короля было больше ума в голове, — ядовито ответил Петя, — он бы дал деньги на поиски нового континента. Какая разница — гугенот бы его открыл или католик, он все равно стал бы французским владением.

— Если бы я был королем, — спокойно ответил Гиз, — я бы так и сделал, наверное. А вот чтобы мне сесть на престол, Пьер, — нужна помощь многих людей. В том числе и вас.

Уже когда они шли к таверне, Гиз вдруг спросил: «У вас в семье не было испанцев или итальянцев? Не похожи вы на англичанина».

— Может быть, и были, — улыбнулся Воронцов. «Сейчас в Европе так все перемешалось — не разберешь».

— Да, — сказал Гиз, наклоняясь, чтобы зайти в низкую дверь трактира, — особенно здесь. Один брат — протестант, другой — католик, да и у нас, то же самое. А у вас есть братья, Пьер?

— Нет, — ответил Воронцов, и шагнул вслед за герцогом.

Он вернулся в свои комнаты уже ночью. Прислуга растопила камин, было тепло, и Петя, вздохнув, посмотрел на кровать. На столе громоздилась неаккуратная кипа бумаги — принесли почту. Воронцов умылся — вода в кувшине тоже согрелась, и совсем не бодрила.

— С Божьей помощью, — вздохнул он, и зажег больше свечей. Когда все было готово — разобрано, зашифровано, сложено, он быстро написал Джону о встрече с Гизом, и уже было собрался одеваться и выходить — они оставляли корреспонденцию за камнем в опоре одного из мостов на окраине города, — как вдруг увидел еще одно письмо, — упавшее на пол.

Петя прочел его и усмехнулся: «Деньги закончились?». Одеваясь, он взял с собой кинжал — хотя тут, в ставке Хуана Австрийского было безопасно, — и кошелек. «А вот это мне понадобится больше», — пробормотал Воронцов, взвешивая на руке золото. Он задул свечи и, спустившись вниз, окунулся в предрассветную тьму.

— Хуан Австрийский согласен на встречу, — сказал штатгальтер Голландии и Зеландии за обедом.

Здесь, в резиденции правителя, Принсенхофе, все было просто — еду приносили с кухни, и готовили сытно, по-крестьянски. Сегодня ели гороховый суп с колбасой и пюре из турнепса с морковкой и луком, — бекона в блюде было совсем мало, только для запаха.

Дети сидели за отдельным столом, в соседней комнате — оттуда доносился смех и какое-то шуршание.

— Ешьте, пожалуйста, спокойно, — крикнул Вильгельм, оборачиваясь. «А то останетесь без сладкого!». Смех прекратился, и шуршание стало тише.

— Когда? — спросила Шарлотта, и попросила Марту: «Отрежь мне хлеба, дорогая, чтобы не тянуться».

— Да вот через неделю и поедем, — ответил штатгальтер. «Дороги сейчас укатанные, с одной стороны — для крестьян плохо, что зима такая холодная, а вот с другой — быстрее доберемся».

— Мне с детьми побыть, здесь? — спросила Марта, наливая себе пива.

— Ну отчего же, миссис Бенджамин, — улыбнулся Вильгельм. «Все вместе и отправимся, я от семьи далеко уезжать не люблю, если можно их с собой взять — всегда беру. Тем более мы тут рядом будем, в Тюрнхауте, в замке герцогов Брабантских».

— А ты, дорогая Марта, мне как сестра, — улыбнулась Шарлотта, — так что даже не думай, — поедешь с нами, и Тео с Теодором тоже — хоть посмотрят на знаменитого полководца.

Джон тогда сказал ей: «Там тебе не Италия, там все скромно. Штатгальтер не любит особой роскоши. Так что давай, складывай свои шелка и бриллианты в сундуки, и мы их отправим в Лондон. Дом твой готов, в хорошем месте, в Сити, новый, — туда все и отвезем.

— Сколько стоит? — спросила тогда Марта. «Дом, я имею в виду».

— Это подарок, — махнул рукой Джон. «От английской короны. Приедешь в Лондон следующим летом — и обустроишься уже как следует. Ну и с Ее Величеством, конечно, тоже познакомишься».

— Так я теперь и не попаду в Англию, получается, — помрачнела Марта.

— В июне следующего года, обещаю, — сказал твердо разведчик. «Сейчас, осенью, тебе уже надо в Голландию двигаться, миссис Бенджамин. А пока займитесь с детьми французским — у штатгальтера в семье непатриотично говорят именно на нем».

— Не на голландском? — удивилась Марта.

— Нет такого языка, — ворчливо ответил Джон. «Это диалект. А дворянство в Нижних Землях все говорит на французском языке, так что учитесь».

После обеда все вышли в сад — по заледеневшим дорожкам можно было кататься просто так, даже без коньков, и дети сразу же с визгом бросились это делать.

Маленькая Луиза, дочь Шарлотты, родившаяся в прошлом марте, еще не умела ходить, но сейчас, глядя на то, как бегают вокруг ее сводные братья и сестры, она вдруг расплакалась.

— Дай-ка ее мне, — сказал Вильгельм, и нежно взял девочку на руки. Он присел и сказал дочери: «Ну ты потерпи немного, милая, скоро и ты на ножки встанешь. Посмотри, какой снег холодный», — штатгальтер скатал снежок и вложил в ручку младенца.

Луиза улыбнулась и вдруг — женщины даже ахнули, — кинула снежок. Вильгельм расхохотался: «Ну вот, какая молодец! Пошли, погуляем».

Марта посмотрела на Тео и Теодора и вздохнула. Шарлотта Бурбонская взяла ее за руку:

«Давай все-таки найдем тебе кого-нибудь хорошего, милая. Детям отец нужен, а тебе — муж».

— Да я сама как-нибудь, — чуть улыбнулась Марта.

— Ты-то ладно, а они? — Шарлотта кивнула в сторону детей, которые разделились на две группы и гоняли по саду палками тряпичный мяч. «Вот сейчас съездим в Тюрнхаут, и я твоим сватовством как следует, займусь».