Мальчик вдруг вспомнил, как после возвращения в Лондон он боялся спать один в своей детской — как только он закрывал глаза, он видел ту, залитую солнцем, площадь в Угличе, и маленькое тело на ней.
Виллем тогда перебрался к нему, и каждый вечер рассказывал Питеру об Индии и Африке, о Молуккских островах, Японии и Китае — пока мальчик не засыпал. Ночью отчим держал его руку в своей, — большой и теплой. Когда Питер просыпался, Виллем пел ему смешную немецкую колыбельную, про сны, которые падают с дерева.
— До свидания, папа, — нежно сказал Питер, — все хорошо, помни».
Он вышел с кладбища и увидел на дороге сестер, которые ехали медленным шагом.
— Подвезете? — смешливо крикнул мальчик.
Полли остановилась и подсадила его в седло. Откуда-то пахло выпечкой, и мальчик, оглянувшись, потребовал: «Где моя булочка?».
Сестра ухмыльнулась и протянула ему мешочек со свежим печеньем. «Миндаль, — одобрительно заметил Питер, — от мистрис Доусон такого не дождешься».
— Скорей бы уж домой, — вздохнула Мэри, — тут хорошо, конечно, но даже фехтовать не с кем, только с тобой, Полли, а ты поддаешься, так не интересно».
— Да уж на днях и поедем, думаю, — отозвался сквозь набитый рот младший брат, — а то я по занятиям уже соскучился.
Марта поставила вымытую посуду сушиться на стол, и, поднявшись наверх, заглянув в библиотеку, сказала: «Я тут рядом, как обычно».
— Ты же знаешь, — не отрываясь от каких-то расчетов, отозвался Виллем, — я тебя к нему ревную, и давно уже.
Женщина только рассмеялась, и, завернувшись в короткую соболью накидку, взяв запечатанный пакет из своего кабинета, вышла из дома.
Она на мгновение остановилась, и, вдохнув холодный воздух, — к вечеру подморозило, — посмотрела на огненный закат, перечеркнутый черными линиями труб на черепичных крышах Сити.
В гостиной у Джона было жарко натоплено. Констанца сидела на полу, возясь с большой деревянной куклой, поворачивая ее так и сяк.
— Уж не ходила бы, скользко на улице, — проворчал разведчик. «Я бы сам завтра с утра заглянул»
— Завтра с утра, я может, рожать начну, — рассмеялась Марта и присела на ковер рядом с девочкой.
— Кукла красивая, — восторженно сказала девочка. «Как вы».
Джон распечатал конверт и быстро проглядел бумаги. «Какая ты молодец! — сказал он. «Вот как всегда — толково, четко и по делу. С такими отчетами не стыдно приходить к ее Величеству, а то, пока я был в Италии, тут какие только ереси не писали, до сих пор разгребаю. Что Виллем, волнуется?».
— Ну конечно, — пожала плечами Марта. «Все же первый ребенок для него, сам понимаешь».
— У меня книжка, — гордо сказала Констанца и протянула ее Марте. «Там картинки и буквы, тоже».
Марта приняла книгу, и, посмотрев на искусные рисунки, на четко выписанные слова, вдруг почувствовала, что у нее перехватило горло.
— Это мне папа сделал, — девочка прижала книгу к щеке. «Папа в тюрьме».
Женщина наклонилась, и, прижав к себе ребенка, поцеловала ее рыженькую макушку — нежно.
— И ничего не удается? — спросила она Джона, уже стоя на пороге.
— Мы пытаемся, — хмуро ответил разведчик. «Там много людей работает, но ты, же знаешь Фагота — он все хочет убедить трибунал Святой Инквизиции в множественности обитаемых миров».
Марта только вздохнула и, пожав руку разведчику, пошла домой. От заката остались одни отсветы, и она, закинув голову, глядя на еще бледные звезды, прошептала: «Каждая лодка на реке, — будто звезда в небе. Они идут своим курсом, повинуясь воле человека, а нам, тем, кто стоит на берегу, остается только следить за ними».
— Да, вот тут мы и стояли, — она оглянулась. «Тут я ему сказала, что его еще полюбят за то, что он — это он. А Джордано потом попросил у меня рукопись книги, потому, что хотел ее дополнить. И за Петей отправился — там он ее и встретил. Господи, дай ей вечный покой, — Марта перекрестилась, — как же любила она его».
Марта вдруг чуть слышно охнула, и, склонившись, сжав зубы, попросила: «Дай мне хоть до усадьбы дойти, а?».
Миссис Стэнли вышла из опочивальни, и, увидев лицо Виллема, улыбнулась: «Да все хорошо. Дитя лежит правильно, большое только, — она окинула взглядом адмирала, — оно и понятно, — почему. За восемь фунтов будет. Уже скоро и родится. Она не девочка, конечно, но справится.
Виллем попросил: «А можно мне туда? Я мешать не буду, просто за руку ее подержу, и все».
— Идите, конечно, — миссис Стэнли подтолкнула его к двери.
Бронзовые волосы были рассыпаны по подушке. «Я уж и ходила, — Марта слабо улыбнулась, — находилась так, что ноги болят».
— Головка близко уже, — миссис Стэнли посмотрела на роженицу. «Давайте, миссис де ла Марк, еще немного осталось. Потуги хорошие, сами видите».
Виллем вдруг подумал, что ему еще никогда так не сжимали руку — до синяков.
Жена часто-часто задышала, и, застонав, спросила у акушерки: «Прорезалась, да? Жжет очень сильно».
— Волосы ваши, — усмехнулась миссис Стэнли, — сейчас посмотрим, кто это.
Адмирал вдруг поцеловал жену в мягкую щеку и тихо проговорил: «Совсем чуть-чуть потерпи, любовь моя».
— Вот, — акушерка быстро сняла пуповину с шеи ребенка, — давайте, плечики родим, а там уже все и закончится.
— Все только начнется, — пробормотала Марта и, застонав, еще сильнее уцепившись за руку Виллема, услышала мощный, обиженный рев.
— Мальчик, — миссис Стэнли быстро вытерла его, и, завернув в пеленку, подала матери. «И большой какой, здоровый. Молодец вы, миссис де ла Марк!».
— Я старалась, — выдохнула Марта, и приложила ребенка к груди. Тот повертел головой и мать рассмеялась: «Уже любопытно тебе, Уильям?».
— Волосы твои, и, правда, — тихо сказал Виллем, прикасаясь к голове ребенка. «Господи, Марта, как же я люблю тебя».
— А вот глаза твои, — отозвалась Марфа, — карие, посмотри. Помнишь, что ты мне в Мон-Сен-Мартене говорил, у камина?
— Больше всего на свете я мечтаю увидеть, как ты кормишь нашего ребенка, — шепнул ей адмирал, и попросил: «Можно мне его? Я очень осторожно».
Он взял ребенка, подивившись тому, как удобно он лежит, и Уильям затих, чувствуя уверенные, спокойные руки отца. «Ну, здравствуй, Уильям де ла Марк, — адмирал нежно покачал его, — добро пожаловать в этот мир».
Часть девятая
Лондон, весна 1593 года
На лесной поляне был разбит большой, шелковый шатер. Внутри, на выстланном персидскими коврами полу, возились двое детей — изящная, хрупкая смуглая девочка, и мальчик, — младше, но выше и крепче ее.
Марта подняла голову от бумаг и строго сказала: «Уильям, не смей обижать Констанцу!»
— Он не обижает, тетя Марта, — рассмеялась девочка, — мы играем просто, вот и все. Марта наклонилась и, поправив на Констанце шелковое, отделанное кружевами платьице, вздохнула: «Ну, все равно, милая, осторожней — Уильяму хоть и год недавно исполнился, но он, же не говорит еще толком, не объяснишь ему».
Она сложила документы и сказала Джону, что сидел в бархатном кресле напротив: «Ну, что я тебе могу сказать? Не нравится мне все это».
Разведчик помолчал. «А ведь был хороший агент, — вздохнул он.
— Мендес тоже был хороший агент, — напомнила Марта. «Сначала».
— Да, — Джон потянулся за трубкой. «Одно дело, когда тебя предают на другом конце земли, а совсем другое — когда все это происходит под собственным носом. Я прямо и не знаю теперь, как от него избавиться, учитывая, что он довольно известный человек. В узких кругах, так сказать, но, — он известный.
— Сколько он на тебя уже работает? — Марта оглянулась, — Констанца учила Уильяма какой-то игре с камушками и листьями.
— Девятый год, еще с тех времен, как он был студентом в Кембридже, — Джон еще раз просмотрел документы. «Наставник Арабеллы Стюарт — ну, это когда мы еще колебались, кто взойдет потом на престол — она или Яков, ее кузен. Ее Величество, как ты сама понимаешь, молчит по этому поводу, но мы с Уильямом Сесилом решили, что Яков — лучше.