Дверь  скрипнула, он почувствовал прикосновение ласковой руки, той, что делала ему уколы все это время. Игла легко вошла в вену. Николай обрадовался: «Молодец Мандт, хороший врач. Увидел, что мне нужно снотворное». Он почувствовал страшную, раздирающую боль внутри, сердце отчаянно заколотилось. Император, упав на подушки, успел уловить едва заметное дыхание у своего уха. «Кроу», - сказал знакомый, женский голос. Николай погрузился во тьму.

Оказавшись в своей комнате, наверху, Юджиния аккуратно промыла шприц, выплеснула воду в медный умывальник, и открыла кран. Склянка была пустой. Она вымыла и ее. Убрав несессер, Юджиния вытянулась на кровати, глядя в низкий потолок.

-Вот и все, - девушка спокойно засыпала, - я сделала то, что хотела, все эти годы.  Бабушка Марта была бы рада. Я отомстила за всех. Джону я об этом не скажу. Незачем ему такое знать. Император просто умер от сердечного приступа. Мандт мне сказал, вечером, что у него опять  сбоит сердце. Сделаю вид, что мне надо ехать по семейным делам в Германию, уволюсь, и поминай как звали. А потом вернусь сюда, не Корнелией Брандт, а кем-то другим.

Она перевернулась на бок, и, уткнув голову в сгиб локтя, заснула. Она думала о Джоне, о том времени, когда они поженятся, и будут жить спокойно, в Оксфордшире, воспитывая детей. Юджиния спала и  нежно, безмятежно улыбалась.

Федор пришел в частную клинику профессора Мандта, на Малой Морской, через три недели после похорон императора. Был весенний, яркий день. Лед на Неве вскрывался, экипажи разбрызгивали колесами грязь, гомонили воробьи, на карнизах домов висели сосульки. Профессор, как всегда, улыбнулся: «На редкость здоровые зубы, Федор Петрович. Хорошо, что вы не пренебрегаете порошком и эликсиром». Расплачиваясь, Федор обвел глазами кабинет. Он, небрежно, спросил: «Вы сегодня без фрейлейн Брандт принимаете, профессор?»

-Мне придется нанимать новую ассистентку, - отозвался немец, отсчитывая сдачу: «Такая жалость, фрейлейн Корнелия была очень опытной медицинской сестрой». Он передал мужчине серебро:

-Она уволилась, уехала в Германию. Какая-то семейная необходимость, - немец развел руками.

-Спасибо, - обаятельно улыбнулся Федор. Выйдя на Невский, он переложил счет от врача в то отделение бумажника, где держал документы об оперативных расходах. Дойдя до кондитерской Вольфа, раскланиваясь со знакомыми, он выпил чашку кофе.

-Фрейлейн Брандт, - пробормотал Федор себе под нос. Вернувшись на Фонтанку, он послал секретный кабель через Варшаву в Берлин. В телеграмме он приказывал собрать все сведения о голландской подданной, фрейлейн Корнелии Брандт.

-На всякий случай, - Федор, закурив египетскую папиросу, присел на подоконник, глядя на очистившуюся ото льда Фонтанку. По набережной шла хорошенькая девушка в короткой шубке. Федор, вспомнив лазоревые глаза фрейлейн Корнелии,  повторил: «На всякий случай».

На большой, утоптанной копытами лошадей земляной площадке было шумно. Наверху, над каменными стенами домов метались растревоженные птицы. Летнее, жаркое небо было  просторным, светлым. Пахло потом  лошадей и кровью. Шамиль, он сидел в седле, посмотрел на ряд привязанных к столбам людей и махнул: «Начинайте!»

-Отличная кавалерия, - он любовался тем, как всадники на скаку, одним быстрым, легким движением отрубают головы пленникам: «Надо удержать русских на западе, бросить против них конницу. И на всякий случай, укрепить Гуниб».

Шамиль, внезапно, усмехнулся. Он уехал из Гуниба два месяца назад. В узкой, зажатой между скалами долине, расцвел миндаль, река быстро бежала по камням, дул восточный, свежий ветер с моря.  Она жила на женской половине дома, в маленькой комнатке, убирала, стирала, готовила еду с другими женщинами. Шамиль даже не говорил с ней, просто иногда любовался ее тонкой фигуркой. Со спины было совсем незаметно, что она носит ребенка.

-Она как раз родить должна, - Шамиль  вынул шашку, приказав привести следующую партию рабов. «Через сорок дней можно делать никах. Ребенка мы вырастим, конечно. Сам пророк Мухаммад усыновил дитя. Вернусь в Гуниб, пусть ее накажут, дома, не на глазах у всех, незачем позорить женщину, а потом я возьму ее в жены. Так будет правильно».

-Убейте! - услышал он отчаянный, раздирающий уши крик, на русском. Один из прошлых пленников, отвязанный от столба, катался по земле. Из обрубков рук хлестала кровь.

-Поставьте его на ноги, - Шамиль пришпорил коня и рассек человека напополам.

-Ведите еще! - он полюбовался алой, сверкающей на стали, кровью. На площадке валялись трупы. Имам, щелкнул пальцами: «Только сначала пусть все уберут».

-Это Шамиль, - понял Степан, глядя на высокого, седобородого человека в старой  черкеске.  Степан стоял в цепи других пленников, связанный. «Господи, - вдруг сказал себе он, - а если он просто выбросит этот блокнот? Я ведь рискую, очень рискую. Он зверь, посмотри на то, как он с пленниками обращается. Если он даже не поинтересуется, что у меня нашли?»

Его продали сюда, в аул Ведено, из Шали,  два месяца назад. Прежний хозяин немного знал русский язык. Когда Степан перестроил ему дом, хозяин даже отдал ему старый, с пожелтевшей бумагой блокнот и карандаши. Степан подумал, что это осталось от какого-то прежнего пленника.

-Тебе надо, - хозяин повел рукой в воздухе, изображая рисунок.

-Надо, - кивнул Степан  и усмехнулся. Чертежей здесь никто никогда не видел. Его хозяин задолжал какому-то горцу из Ведено, и Степана отправили сюда. Он уже немного понимал язык. Оказавшись в ауле,  он уловил слово: «Шамиль».  Здесь была его ставка, стены были хорошо укреплены. Степан, искусно перепрятывая блокнот, начал рисовать их планы.

Потом он оставил тетрадь на видном месте, в расчете на то, что рисунки найдет хозяин. Так и случилось. Его избили и сбросили в закрытую решеткой яму, держа там на цепи.

-Не страшно, - говорил себе Степан ночами, вспоминая ее ласковые, мягкие губы, ее нежный голос, рядом, совсем близко, у самого его уха. В пещере, Марта положила голову ему на плечо, и рассмеялась: «Я всегда так думала, милый. Всегда думала, что встречу человека, которого полюблю, на всю жизнь, и он так же будет любить меня. И встретила».

-Я читал, - он обнимал ее, целуя теплые волосы, зеленые глаза, вдыхая запах жасмина, - читал о чужой любви и плакал. Я и не представлял себе, что у меня так будет, Марта.

-У тебя есть, - она тихо рассмеялась: «Есть, Степушка. Я всегда, всегда буду с тобой».

-Не страшно, - повторял себе Степан: «Шамиль мне поможет. Я найду Марту, и мы уедем отсюда. Я на все готов ради нее».

Он знал, знал в самом сердце своем, что Марта жива.

-Она не могла умереть. Она  говорила, пока мы вместе, смерти нет. А мы вместе, - Степан улыбался и засыпал, глядя на крупные, яркие горные звезды, что виднелись  сквозь решетку над ямой.

-Ваша светлость, - Шамиля тронули за плечо. Пленники, подгоняемые ударами нагаек, сваливали трупы в телеги, и посыпали площадку песком.

-Что еще? - вздохнул Шамиль, повернувшись, принимая какой-то потрепанный блокнот.

-Нашли у одного из этих, - горец показал на пленников.

-У того, - он прищурился, - высокого, рыжеволосого, - мужчина махнул в сторону коротко остриженной головы.

-Огромный какой, словно медведь, - Шамиль открыл блокнот  и нахмурился: «Приведите его ко мне, и продолжайте занятия».

Он рассмотрел искусно начерченные планы укреплений и хмыкнул: «Шпиона, что ли, русские подослали? Никогда они таким раньше не занимались. Если начали, я этого мерзавца лично на куски разрублю».

Шамиль спешился и хмуро посмотрел на русского, что стоял перед ним. Глаза у того были синие, словно летнее небо, упрямые. Имам, невольно, подумал: «Знаю я таких людей. Этот не предаст, не перебежит на нашу сторону, хоть ты что с ним сделай. Бить его бесполезно, он и так весь в побоях. Ничего, я его заставлю признаться, кто он такой, а потом казню, на глазах у всех. Еще и крест носит, не боится. Надо было давно сорвать».