Питер вспомнил голос Джона: "Если ты его убьешь — ты окажешь Франции большую услугу, поверь мне. В секунданты он, наверняка этого Марата возьмет. В случае смертельного исхода тот сразу побежит в префектуру — ты все-таки иностранец, а Робеспьер депутат, политик. Поэтому оттуда езжай домой, в Париже и не появляйся. Теодор тебя проводит до Кале. Потом, как все уляжется — можешь вернуться".

— Вот они, — тихо сказал Федор.

— Завещание я изменил, — Питер снял очки и отдал их секунданту. "Как Жанну похоронили, сразу в посольство сходил. Все Майклу остается. Джона и Джованни — в опекуны. Мальчику четырнадцать лет всего лишь, пока он еще в Кембридж поступит, пока закончит…, Инженером будет. Тоже хорошо".

— Врач тут, — профессор Бойер сошел на лужайку. Пожав мужчинам руки, он усмехнулся: "Вы с ним одного роста, месье Кроу, так что будете на равных".

Они услышали стук копыт. Марат, спешившись, не поздоровавшись, сухо сказал: "Пистолеты выбираются по жребию, месье Корнель, извольте проверить наши. Давайте, — Марат принял их футляр.

— Все в порядке, — наконец, сказал Федор. "Действительно, — подумал он, глядя на то, как Бойер подбрасывает вверх золотой луидор с профилем короля Людовика, — ничего с пистолетами они не делали. Да и не стали бы — Робеспьер знает, что я в оружии разбираюсь, меня не обмануть".

Монета засверкала в лучах рассвета. Федор велел: "Берите пистолеты и расходитесь, господа. Десять шагов, потом оборачиваетесь и стреляете по сигналу — как только видите, что я выбросил платок".

Питер почувствовал в нагрудном кармане сюртука что-то твердое: "Как это Теодор сказал? Если икона тебе не поможет, то хотя бы, не помешает. Пусть лежит. Прямо у сердца. И крестик со мной, — он быстро положил руку на свой галстук.

Питер заметил ненавидящий взгляд Робеспьера — тот был в неприметном, темном сюртуке. Подняв пистолет, Питер отвернулся.

Расстояние было отмечено двумя шпагами. Дойдя до своего клинка, Питер остановился. "Отлично, — подумал он, — правильно я решил — очки не надевать. Да и сейчас бы их потом залило, — он почувствовал капли у себя на лбу.

Робеспьер стоял совсем близко — невысокий, легкий, его волосы шевелил ветер. "Белый тигр, — вспомнил Питер. "У того такие же глаза были — как лед. Голубые, холодные".

Он увидел, как на зеленую траву опускается что-то светлое. Шагнув навстречу противнику, он выстрелил. Питер услышал крик боли. Потом что-то быстрое толкнуло его в грудь. Питер пошатнувшись, выронив пистолет, поднес руку к сюртуку. "Какая она горячая, — подумал мужчина, падая на землю. Испачканная кровью рука скребла по лужайке. Он еще успел увидеть черную, большую птицу, что парила над ними.

— Ворон, — пронеслось у него в голове. Он выдохнул, и, опустив веки, погрузился во тьму.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Нелли Шульман

Вельяминовы - Дорога на восток.

 Книга вторая

Небольшой бот скользил по темно-синим, легким волнам. 

-Элайджа! – крикнула девушка - невысокая, стройная, с копной мелких, темных кудряшек, - Элайджа, следи за курсом, ты опять отклонился!

Она поплевала на руки и ловко переложила парус. Брат, что стоял у штурвала, обернулся и смешливо ответил:

-Отклонился потому, что там  отмель, а ты, - он высунул язык, - о ней не знаешь, Мэри. Ты в Питтсбурге была, когда она появилась. Кому-то, - заявил Элайджа, - надо чаще заглядывать в карты.

Мэри потрепала каштаново-рыжие кудри, - Элайдже было восемь, но он доходил ей, шестнадцатилетней, головой до плеча. Девушка достала  из кармана  холщовой куртки простой, стальной хронометр:

-Сейчас зайдем на остров, заберем Мораг и домой. Бабушке Онатарио сегодня уезжать, на запад, не след ее задерживать. И нам собираться надо, на следующей неделе уже в Нью-Йорк отправляемся.

-Мораг, - фыркнул Элайджа, - наверняка там сидит, на берегу, и стихи свои сочиняет. Или бродит, мечтая,  между сосен. Она опять будет жаловаться на качку, я уверен. Повезло нам с сестрой, у которой, - мальчик расхохотался, - озерная болезнь. Надеюсь, она хоть ягод собрала, - Элайджа оглядел бесконечный простор воды.

Он не знал ничего, прекраснее озер. Он видел Эри каждое утро, просыпаясь, распахивая ставни в своей комнате. Оно лежало, покрытое предрассветной дымкой, огромное, уходящее за горизонт. Только вдали, там, где было видно чистое небо,  его вода играла яркой синевой, совсем, как глаза мальчика.

Элайджа знал, что озера могут быть безжалостными - с пяти лет он плавал юнгой, на отцовском корабле. Мальчик  помнил осенние, ревущие штормы, бросавшие судно из стороны в сторону, переворачивающие большие, трехмачтовые барки, швыряющие их на камни. Он видел мощь реки Святого Лаврентия. Элайджа стоял, держась за руку отца, раскрыв рот, не в силах отвести взгляда от грохочущей массы воды.

-Ниагара, - коротко сказал тогда отец, и отчего-то вздохнул. «Я тоже,-  в первый раз,  и слова вымолвить не мог. Но мы тут построим канал. Суда смогут ходить из Эри до океанского побережья, обещаю».

-Эй,  «Решительный!» - раздался веселый, знакомый голос. Элайджа очнулся, увидев еще один бот, что вышел им навстречу из-за скалистого мыса.

Отец, помахав рукой, крикнул: «Мы на рыбалку!». Элайджа улыбнулся, увидев мать, - ее простое платье синего холста трепал ветер, косы были уложены вокруг головы.

-Дебора поела и спит, - мать перегнулась через борт и рассмеялась - Элайджа выкрутил штурвал, «Решительный» накренился, и женщину обдало водой.

-Останешься без сладкого, - пообещала Мэри брату и крикнула: «Все будет в порядке, рыбачьте. Я присмотрю за детьми».

-Я не ребенок, - оскорблено заметил Элайджа. Проводив взглядом родительский бот, мальчик отчего-то подумал: «Снасти, интересно, где у них? В трюме, наверное».

Впереди уже вставал обрывистый, усеянный соснами берег маленького острова.

Девочка перевернулась на спину, и, положив рядом тетрадь - стала смотреть в высокое, голубое небо. Наверху медленно ползли  пышные, белые облака. Мораг, присев, перекинув на грудь черные косы, взглянула на  сияющий простор озера.

Отсюда, с холма, было видно все Эри. Бабушка Онатарио рассказывала ей, что когда-то давно индейцы не знали - есть ли еще земля на севере, за водой. Тогда они думали , что озеро и вправду - граница мира.

Мораг протянула руку к своей корзинке. Закрыв глаза, вдохнув запах свежей земляники, девочка медленно разжевала одну ягоду. «Гениси, - тихо сказала она. «Ее тоже - Гениси звали, как мою мамочку».

Она увидела девушку - невысокую, тонкую, смуглую, в замшевой юбке, и расшитой бисером безрукавке, - совсем, как у Мораг. Она шла, переступая босыми ногами по тихой воде озера, на белом песке горел костер, маленькая лодка с парусом покачивалась в крохотном заливе. Плеснула рыба. Девушка, присев рядом с огнем, вздохнула: «Никто еще не переплывал Большую Воду».

-А я переплыл - высокий, изящный, белокурый юноша улыбнулся. «Переплыл, - зеленые глаза заблестели, - и встретил тебя. Видишь,  я не зря отказался идти с вояжерами по северному берегу. Я знал, что можно добраться до южного - и сделал это».

-Волк, - медленно, подперев подбородок кулачком, проговорила индианка. «Красивое имя - Волк».

-Вообще, - он рассмеялся, - Этьенн де Лу. Но моего отца - тоже раньше Волком звали, так что мне это приятно.

Гениси поднялась. Бросив в озеро плоский камешек, девушка безучастно сказала: «Ты пойдешь к своим людям. У нас тут  тоже, - она повела рукой, - есть белые. В той стороне, где восходит солнце. Братья из-за гор рассказывали. Мы-то их, белых, никогда еще не видели».