-Это очень, много, - сказал Виллем архитекторам в Брюсселе, - я обеспечиваю им прекрасные условия для жизни. Более того, - он наклонился над чертежом, - у них есть участки, на задах. Пусть ставят курятники, сажают овощи..., Рай на земле, - удовлетворенно улыбнулся барон де ла Марк.

Те же архитекторы занимались восстановлением замка.  Виллем не пожалел денег, чтобы сделать водопровод, газовое освещение, и паровой подъемник.

-Полсотни  комнат, - весело подумал он, - и главный зал такой, что двести человек за столы усядутся. Пригодится, когда дети в возраст войдут. Надо будет устраивать балы, обеды..., Да и на охоту, осенью, сто человек приедут, а еще слуги...

Виллем взглянул на пустые улицы. Смена была в разгаре. Над терриконами шахт, над дальним зданием вокзала повисли тучи. Он добился, чтобы сюда протянули отдельную ветку из Льежа. Теперь уголь без всяких задержек добирался до Мааса, а оттуда, на баржах  шел в Роттердам. Железная дорога принадлежала акционерной компании, где у Виллема   был деловой интерес.

-Рай на земле, - повторил он, - шахтеры покупают дома в рассрочку. Двадцать лет, с небольшими выплатами, и у них есть своя крыша над головой. Они получают бесплатно две тонны не сортового угля, в год. Смены по двенадцать часов, и один выходной в неделю. Чего еще желать?

Виллем, хоть и был протестантом, но настоял на том, чтобы в каждом поселке возвели церковь. Его принял кардинал Стерк, глава католиков Бельгии. Он, ласково, сказал:

-Ваша светлость, я обязательно напишу его святейшеству папе Пию о вашей поддержке христианского образа жизни. Более того, - кардинал поднял бровь, - я слышал, что  компания запретила продавать шахтерам горячительные напитки?

-Разумеется, - Виллем поклонился, - все беды трудового класса, ваше  высокопреосвященство, от пьянства. У нас в долине крепче пива ничего не купить, и так будет всегда, пока я жив, - барон усмехнулся.

-Пусть даруют вам Иисус и дева Мария, долгие года процветания, - искренне ответил Стерк: «Я слышал, ваша дочь обучается в католической обители?»

-В монастыре бернардинок, во Флерюсе, - кивнул Виллем.

К Маргарите он ездил раз в год. Он сказал матери-настоятельнице, что дочь из обители пойдет под венец.  Виллем не видел смысла забирать девочку домой на каникулы. Барон и сына на все лето  отправлял в Швейцарию, с нанятым в пансионе Виллема-младшего гувернером.

-Потом университет, - размышлял барон, - и работа в компании. Мальчику пока пятнадцать. Нет смысла волноваться о женитьбе.

-Прекрасное, строгое место, - обрадовался кардинал, -  подходит для молодой особы.

Он подал  Виллему руку для поцелуя. Барон прижался губами к большому аметисту.

Папа Пий прислал Виллему крест ордена Святого Сильвестра. Виллем написал об этом кузену Жану, в Ренн. Он возил сына в Бретань, два  года назад, вернувшись из Индии. Девочка оказалась хорошенькой, маленькой, еще по-детски пухленькой, кудрявой, голубоглазой блондинкой. Впрочем, даже если бы она была уродиной, это бы ничего не значило. Маркиза де Монтреваль числилась среди самых богатых невест Франции. Дети понравились друг другу. Виллем осторожно намекнул кузену Жану о возможном браке. Маркиз развел руками:

-Дорогой мой, я не собираюсь неволить Элизу. Когда  ей  исполнится двадцать один, и она выйдет из монастыря, девочка будет свободна, выбирать себе жениха по душе. Если к тому времени, - Жан разлил по бокалам вино, - она мне скажет, что хочет стать невестой Виллема, то так и случится.

-Тряпка, - зло подумал Виллем, отпив хорошего бордо, разглядывая средневековые шпалеры на стенах гостиной в отеле де Монтреваль: «Мало того, что отдал парижские квартиры, Господь знает кому, этим мальчишкам, внукам отпетой революционерки, коммунистки, еще и  дочь распустил. Нет, Маргарита отправится замуж за того, на кого я укажу».

Кузен Жан ответил, в коротком, вежливом, холодном письме, что поздравляет Виллема с награждением, но не намерен больше приглашать его в Ренн: «Вы, дорогой кузен, вели себя неподобающе званию джентльмена и дворянина».

Виллем тогда выругался. Скомкав письмо, барон бросил его в камин: «Проклятый Питер, - сказал он сочно, -  мерзавец, успел всем донести».

Виллем узнал от своих приятелей в Бомбее, что жена умерла, родив ублюдка. Мальчишка, к сожалению, выжил. Виллем, затянувшись сигарой, усмехнулся: «Посмотрим, как дядя Мартин, в Лондоне, примет новости о том, что наследником «К и К» станет полукровка. Думаю, они  невзлюбят эту Люси».

В начале этого лета из Лондона пришли новости, заставившие Виллема удовлетворенно улыбаться. «Господь наказал кузена Питера, так ему и надо. Ублюдок сдох. Незачем детям знать, что он на свет появился. Очень, очень хорошо».

Месье Мервеля Виллем не пустил и на порог своего брюссельского особняка.

-Его светлость барон не принимает, - сказал адвокату дворецкий.

Такой же ответ ждал мадам Джоанну. Виллем не собирался водить знакомство с подозрительными личностями. Однако те ему и не докучали. После единственного визита и защитник прав рабочих, и старуха, про себя Виллем называл Джоанну именно так, оставили его в покое.

Виллем еще постоял, расставив ноги, по-хозяйски оглядывая равнину. Барон прошел в угодливо распахнутую привратником  тяжелую, дубовую дверь. Ему надо было посидеть с месье Лантье, главным инженером. В  начале лета компания всегда увольняла временных работников. Затраты на освещение и отопление снижались, а Виллем всегда настаивал на экономии средств.

-Не вижу смысла нанимать двоих, когда то же самое может сделать один, - говорил барон: «Летом прибыль падает. Я не хочу платить заработную плату людям, которые мне невыгодны».

Тонна угля стоила, если брать среднегодовую цену, сто сорок франков. За добычу этой тонны компания выдавала бригаде, обычно состоявшей из шести человек, четырех забойщиков, и двух откатчиц, полтора франка на всех.

Из этой суммы вычитались дни простоя по болезни. Виллем заявлял:

-Врач их бесплатно посещает. Я не собираюсь тратить деньги на содержание тех, кто валяется с похмельем. Ничем другим они и не страдают.

 Воскресенья и престольные праздники не оплачивались, а за два прогула без уважительных причин рабочие увольнялись. Кроме того, их штрафовали за ненадежные крепления и за опоздание к началу смены.

-Не забывайте, - поднимал палец Виллем, - после сорока лет  непрерывной работы они имеют право на пожизненную пенсию. Им это ничего не стоит. Все идет из моего кармана.

-Главное, - Виллем поднимался по лестнице белого мрамора, - чтобы Господь миловал нас от смутьянов, организаторов профессиональных союзов..., Слава Богу, я слышал, этот мальчишка Макс в Италию отправился. Хоть бы он там голову себе сложил.

После встречи Виллем намеревался поехать в Остенде, на море. Ему надо было остановиться в Брюсселе на пару недель,  провести последнее в году собрание акционеров компании, а потом он рассчитывал на хороший отдых. Барон только что дал отставку своей прежней любовнице, примадонне брюссельской оперы. Дама, на вкус Виллема, несколько обрюзгла и постарела, ей исполнилось тридцать. «В Остенде кого-нибудь найду, - он пожал руку Лантье, - там всегда много молодоженов. Какую-нибудь хорошенькую новобрачную. Я, во всяком случае, буду лучше, чем любой муж».

Устроившись в кресле, подождав, пока принесут кофе, он велел:

-Давайте списки, месье Лантье. Семьдесят человек, что вы собирались уволить, это слишком мало. Не забывайте, если можно избежать выплаты пособия по непредвиденной потере должности, то надо это сделать.

Виллем взял свою фаберовскую ручку: «Всегда найдется, к чему придраться».

Они разложили на столе бумаги и погрузились в работу.

По пятницам, в конце рабочей недели, после обеда, Поль  Мервель и Полина готовили документы для суда. В июле должна была состояться последняя, перед летними каникулами, сессия. Поль выступал от имени работников  речного порта Льежа. Они подали иск против акционерной компании, гонявшей баржи вниз по Маасу. Компания, который год отказывалась рассмотреть вопрос  о пенсиях по выслуге лет. Правление ссылалось на то, что большинство рабочих трудятся сезонно. Постоянных служащих была всего одна пятая от общего количества персонала.