— Разумеется, — Джон собрал документы и посмотрел на томные сумерки за окном.

«Спокойной ночи, ваше величество».

— Ты, я смотрю, стал моим соседом, в кабинете у себя ночуешь — Яков поднялся, и, зевая, похлопал мужчину по плечу. «У тебя жене восемнадцати лет еще нет, смотри, нельзя такую красавицу одну надолго оставлять, а то мало ли что случится».

— Я сегодня как раз уезжаю из дворца, — спокойно ответил Джон. «У меня дела, в городе, так что, с вашего разрешения… — он поклонился.

— Выспись, — велел король. «А то на тебе лица нет. И завтра раньше обеда не появляйся».

Мужчина только улыбнулся, — легко, незаметно, — и выскользнул в большие, золоченые двери.

— И вправду, — подумал Джон, выходя на Уайтхолл, — какая ночь теплая, можно в одной рубашке идти. И не поверишь, что скоро осень.

Он остановился, прислушиваясь — в Сити уже было тихо, только где-то вдалеке скрипели тележные колеса, и лениво, сонно, взлаивали собаки. «Сейчас бы в постель, — с тоской подумал мужчина, — и не одному. Белла, Белла, ну как же без тебя тоскливо. Поехать в деревню, попросить прощения — а я ведь просил уже, и что?

— Нет, — он вздохнул, — что треснуло, того не склеить. Заплачу денег, и пусть будет свободна.

Зачем девочку мучить, видно же, что ей со мной плохо. Но сначала, — Джон холодно улыбнулся, — сделаю еще кое-что. А этого мерзавца я просто так не отпущу, пусть расплачивается за свою подлость.

Дома было темно, пустынно и совсем чуть-чуть пахло розами. Он сжал зубы, и, переодевшись в своей гардеробной, — взял кинжал и заряженный пистолет. «Бот не нужен, — подумал Джон, спускаясь к пристани, — слишком уж он заметен. Хорошо, что я для таких случаев лодку держу». Он вывел невидную, простую посудину на середину Темзы и усмехнулся: «У миссис Марты их нет, в Дептфорде — тоже, ну так я сейчас узнаю, куда они делись. Сэр Николас Кроу от меня не уйдет».

В Боро было шумно, на мостовой стояла пробка из карет — в театрах закончилось представление. Кучера переругивались, расцепляя колеса, щелкали кнуты, ржали лошади, навстречу Джону — к перевозу на северный берег реки, — валила толпа. Пахло пивом, табаком, под ногами валялись апельсиновые корки. С площадки для травли медведей доносились возбужденные крики. «А тут ничего не меняется, — подумал Джон, толкая тяжелую дверь «Белого Оленя».

Он пробился к стойке и поймал взгляд хозяина. Тот едва заметно кивнул и указал глазами куда-то вбок. В каморке было темно, и Джон, опустившись на скамью, чиркнул кресалом.

Кабатчик вошел, неся за горлышко пыльную бутылку вина.

— Бордо, — сказал он, присаживаясь. «Не поверишь, той неделей проверял винный погреб и нашел. Это еще со времен Ворона осталось, когда он тут кулачными боями пробавлялся.

Как-то выиграл и сказал, стоя на ринге: «Так, дружище, посылай на тот берег, всем ставлю по бутылке. А вокруг — как бы ни три сотни человек было. Так вот, — мужчина нежно погладил бутылку, — это еще с той поры. Донесения твои готовы, только — кабатчик на мгновение прервался, — что это ты сам приехал? Случилось что-то?

— Надо найти людей, — спокойно сказал Джон. «Они тут, на южном берегу, скорее всего. Ты поспрашивай там, — мужчина махнул головой на улицу, — может, приходили, просили приютить двоих — мужчину и женщину. Женщина рыжеволосая, у мужчины — большой шрам на лице».

— Что это он со шрамом в шпионы подался? — хмыкнул кабатчик. «Неразумно. Французы, или испанцы?»

— Англичане, — Джон на мгновение задумался. «Но могут сказать, что они с континента — чтобы запутать следы».

— Ты же обычно воров и мошенников не ловишь, — удивился кабатчик. «Ты у нас птица высокого полета, как отец твой покойный, храни Господь его душу, — мужчина перекрестился.

— Тут случай особый, — коротко ответил Джон, кладя на стол потрепанную, кожаную папку.

«Давай, — он кивнул на бутылку, — выпьем, и принеси мне еще свечей, ну, и чернильницу с пером — я поработаю».

Кабатчик открыл бутылку, и, разливая вино в грубые, оловянные стаканы, осторожно сказал:

«Ты уж прости меня, мальчик, сам знаешь, я с твоим отцом, — он показал сцепленные пальцы, — вот так был, не разлей вода. Так старый Джон тоже, — мужчина вздохнул, — бывало, ночами тут сидел. А потом, как на матери твоей женился — так как отрезало, — приедет, поговорим мы с ним, и он торопится — мол, к ужину не след опаздывать, жена ждет. И тебе так же надо».

Джон вскинул прозрачные, холодные глаза, и, ничего не ответив — осушил свой стакан.

В предрассветном, густом тумане были слышны осторожные шаги по мостовой.

— Мистер, — робко сказал мальчишка, — вы только меня не выдавайте. Хозяин мой, ну, Черный Джек, сказал, что, мол, он мне и уши и нос отрежет, если что-то наружу выйдет.

— А что за человек-то к твоему хозяину приходил? — устало спросил Джон, засунув руки в тонких, кожаных перчатках в карманы бриджей. Он взглянул вверх — над кронами деревьев кружились, каркая, вороны. Один из них — большой, красивый, — вырвался из стаи, и, нырнув в туман, хрипло что-то закричал. Джон поежился и подумал: «Все это ерунда. Я должен, это моя честь, честь моей семьи. Отец бы сделал то же самое».

— Не знаю, — паренек шмыгнул носом. «Черный Джек меня вызвал и сказал: «Отведешь этих двоих в «Иголку и Стог Сена», и чтобы было тихо, понял? Иначе не только твоя голова полетит, но и моя, тут такие люди просят, что им не отказывают».

— Не отказывают, — тихо повторил Джон.

— А дама милая, — мальчишка выпятил губу. «От нее пахло, вкусно, как в театре, нам разрешают после представления огрызки с пола подбирать, ну апельсинов. Я ей сказал, мол, — от вас так же пахнет, мисс, а она улыбнулась и купила мне целый фунт, у зеленщика.

Так сладко было, — мальчик закатил глаза и озабоченно добавил: «Я с приятелями поделился, вы не думайте, мистер, я не крысятничаю».

— Ну что ты, — Джон потрепал его по немытой, светловолосой голове. «Там у задней двери никого не будет? — указал он на таверну.

— Да все спят еще, — мальчишка глубоко, отчаянно зевнул. Джон протянул ему серебряную монету и ласково сказал: «Беги, и ты ложись».

— Матери отнесу, — благоговейно сказал мальчишка, пробуя монету на зуб. «Как отец спьяну в реке утонул, она сами знаете, чем заниматься стала, — мальчик на мгновение отвернулся, — да у нее еще трое младших на руках, много не заработаешь, за ними смотреть надо. Ну да я помогаю, конечно».

— Сколько тебе лет-то? — вдруг спросил Джон.

— Восемь, — отозвался мальчик и, помявшись, спросил: «Мистер, а вы слышали, говорят, в Дептфорде школа для сирот есть? У меня друг был, Саймон, его туда взяли, у него отец в Индию плавал и умер там, от лихорадки. Там, в школе, говорят, каждый день горячим кормят, — мальчик восторженно вздохнул и тут же, угрюмо, добавил: «Врут, должно быть».

— Не врут, — серьезно сказал Джон. «Ты вот что, — он задумался, — я тебе в «Белом Олене» записку оставлю, возьмешь и отнесешь ее в Дептфорд, на верфь Британской Ост-Индской компании. А там уже они обо всем позаботятся. Запомнил?»

— Не дурак же я, — оскорблено сказал мальчишка. «Вы, — он вдруг поднял голову, — не обманете, мистер, у вас глаза такие, как надо. Спасибо, — он протянул маленькую, грязную, с обгрызенными ногтями руку.

— Не обману, — ответил Джон, пожимая ее. Он проводил глазами затрепанную рубашку, и, вздохнув, подумал: «Сын, да. Ну, ведь всегда можно взять сироту. Выращу, ничего страшного. Меня, конечно, судить будут, — он усмехнулся, — Звездная Палата, ну да указ против дуэлей мы только готовим, король его еще не подписывал. Штраф заплачу, и все. Это если он меня не убьет, конечно. А вот если убьет, — Джон даже приостановился, — ляжет на плаху, Яков ему такого не простит».

Он поднялся по узкой, дурно пахнущей лестнице, и, остановившись в низком, темном коридоре, повел носом. «Не обманул мальчик, — подумал Джон. Из-за тонкой, рассохшейся двери пахло апельсином — горьковато, волнующе.

Он услышал скрип кровати и томный, задыхающийся смех. «А теперь вот так, — сказал низкий, ласковый мужской голос.