Адмирал хохотнул: «Вот в феврале и посмотрим, дорогая жена». Он налил Марфе вина и прислушался: «В дверь стучат, мистрис Мак-Дугал, откройте, пожалуйста».

Из передней донесся взволнованный голос и Марфа, нахмурившись, сказала: «Что это Белла тут делает?»

— Я вам говорю, я ее внучка! — Марфа приподнялась и крикнула: «Внучка, внучка, мистрис Мак-Дугал, пускайте, не бойтесь».

Белла влетела в столовую, и, тяжело дыша, поправила шелковый берет: «Бабушка, Ника арестовали! Джон…

Марфа увидела темные, твердые глаза Констанцы и сказала: «Белла, ты сядь, поешь, а мы с Констанцей пока поговорим. Пойдем, девочка».

Констанца прислонилась к закрытой двери кабинета, и спокойно сказала: «Джон забрал у капитана Кроу шпагу и отправил его в Тауэр, миссис Марта. За должностное преступление, которое карается смертью».

— Это он о «Независимости», — пробормотала Марфа. «Ну, о корабле, что Ник потерял во льдах. Он показывал Нику какой-нибудь приказ, ты видела?»

— Мы на кухне были, с Беллой, — Констанца тряхнула косами, — но бумага шуршала, я слышала. Миссис Марта, я могу пойти к его величеству…

Марфа взглянула на жаркий румянец, что играл на щеках Констанцы. «И будешь сидеть в соседней с капитаном Кроу камере, — хмыкнула она, — впрочем, ты, кажется, от этого бы не отказалась».

— Миссис Марта! — потрясенно сказала Констанца. «Дело совсем не в этом…»

— Не в этом, — усмехнулась женщина, — ну, слава Богу, наконец, у тебя кровь заиграла, а то с ним, — Марфа кивнула в сторону кухни, — у вас же так, от одиночества все случилось, не более. Когда с Николасом будешь жить, сына-то забери, дорогая моя, пусть с матерью растет, — Марфа улыбнулась и поцеловала девушку в щеку.

Констанца опустилась в кресло и горько сказала: «Да о чем вы, миссис Марта, его же повесят сейчас, да и зачем я ему такая нужна…, - он не договорила и застыла, глядя куда-то вдаль.

— Такая, — Марфа присела на ручку кресла и прижала к себе голову девушки, — как раз ему и нужна, девочка. А теперь иди, поешь, и позови сюда мужчин, они уж, и закончили, наверное.

Потом отправляйтесь с Беллой домой, если что, мы кого-нибудь пришлем, с запиской.

— Но ведь трибунал… — Констанца поднялась и вдруг вздернула острый подбородок: «Мой папа Джон спас вашего мужа покойного из замка святого Ангела, он мне рассказывал. И отец мой там был».

Марфа кивнула и положила нежную руку поверх пальцев Констанцы: «До этого дело не дойдет, поверь мне. Будет трибунал, так положено, и все разрешится. Джон, конечно, зря его на глазах у Беллы арестовал, но тут уж ничего не попишешь, приказ короля».

— Тауэр выходит на реку, — загадочно сказала Констанца, вставая.

— Даже и не думай, — строго велела Марфа. «Во-первых, скоро Николаса выпустят, а во-вторых — там все просматривается, бот сразу заметят».

— Бот, — еще более таинственно проговорила девушка, выходя из кабинета. «Бот — да, а кое-что другое — нет».

Марфа только вздохнула и покачала головой.

— Так, — сказала Марфа, откидываясь в кресле, сцепив пальцы, — ты, Виллем, сходи в Адмиралтейство, разузнай, когда трибунал. А ты, Уильям, — она взяла за руку младшего сына, — скачи в усадьбу к дяде Джованни, привези его сюда.

— А дядя Джованни тут зачем? — удивился Питер.

— Пригодится, — вздохнула Марфа. «Я бы, конечно, и Александра туда отправила…»

— Александр никуда не поедет, — упрямо сказал стоящий в дверях мальчик. «Александр останется здесь».

— Кто куда не поедет? — раздался за ним удивленный голос Кеннета. «Что случилось, миссис Марта, мы с Полли обедать пришли, а на кухне нет никого?»

— Иди сюда, — велела Марфа зятю. Выслушав ее, Кеннет, растерянно сказал: «Но я тоже могу пойти к его Величеству…»

— Нет, — Волк, что молчал до этого, разлил вино по бокалам. «Понятно же, дорогой свояк, что о возвращении Николаса король узнал первым, и, заметь, не от тебя, и не от меня. Кто-то был в «Золотом Вороне», и этот человек, а, скорее, люди, — он поднял бровь, — и отправили сведения в Лондон. А что нас с тобой не упомянули — так это только потому, что у нас хватило ума не разговаривать с Николасом на глазах у всех.

— Я не доносчик, — покраснев, сказал Кеннет, — и уж тем более, не собираюсь сообщать что-то там о членах своей семьи. Николас ни в чем не виноват, я уверен. А к его величеству я все равно пойду.

— У тебя дочь только родилась, — злым шепотом сказала Марфа, — у тебя сыновья маленькие, не смей этого делать, Кеннет, ты же знаешь, как быстро из любимцев можно попасть в опалу.

— Кеннет, — Полли стояла на пороге, комкая шаль. «Что случилось, о чем вы говорите?»

— Ты только не волнуйся, милая, — шотландец поднялся. «Ты ведь кормишь….»

— Твой брат в Тауэре, по обвинению в должностном преступлении, — Марфа тоже встала. Волк посмотрел на стройную, в темно-зеленом шелке, спину тещи, и вдруг подумал: «Господи, ей ведь седьмой десяток идет, а сзади — как девочка».

— И его могут повесить, — добавила Марфа. «Но не повесят, разумеется».

Полли кивнула, и, сняв с шеи простой, медный крестик, протянула его Марфе: «Если можно будет передать Николасу, матушка…, На всякий случай, это мамы нашей».

Марфа задержала ее руку в своей, и шепнула: «Все будет хорошо, доченька».

— Я знаю, — так же тихо ответила Полли. «Спасибо вам».

Марфа спрятала крестик за корсет, и, повернувшись к мужчинам, сказала: «Я по делам отлучусь, ненадолго».

— Я тебя провожу, — Виллем поднялся и усмехнулся: «Все равно нам по дороге».

Они вышли, и Кеннет удивленно спросил: «А куда миссис Марта собралась?»

— В Тауэр, конечно, — пожал плечами Питер. «Уильям, седлай лошадь, а мне, — он посмотрел на забитые книгами и папками полки, — надо поработать. Ты, Майкл, останься, поможешь».

Когда дверь закрылась, Питер достал толстую папку тисненой кожи и бросил ее на стол. «Со времен Генри осталась, — хмыкнул он. «Тут все о Северо-Западном проходе. Конечно, дневники Николаса нам бы очень помогли, но я не могу рыться в его вещах, пока матушка не вернется из Тауэра, — Питер стал очинять перья, и Волк поинтересовался: «А что мы будем делать?».

Питер хмыкнул: «Доказывать, на языке цифр, что капитан Кроу полезен Англии живым, а не мертвым. Яков, — он на мгновение прервался и усмехнулся, — склонен слушать голос разума, а я, — Питер постучал себя по лбу, — он и есть. Ты тоже, кстати. Попроси мистрис Доусон заварить нам кофе, — полный кофейник, — и давай начинать».

Марфа посмотрела на невидный домик в тени собора Святого Павла и сказала мужу: «Ты иди. Я потом сама домой вернусь. Все будет в порядке».

Виллем вздохнул, и, быстро взяв жену за руку, подумал: «А я ведь ей так и не рассказал о Санта-Ане. Стыдно было. Вдруг еще не удастся Николаса спасти, не дай Господь. Он-то знает, что там потом случилось, с Майклом. Ладно, сегодня вечером и поговорю с ней.

Трудно, а надо».

Он наклонился, и, поцеловав жену в гладкий, белый лоб, шепнул: «Я тебя люблю. Ты скажи ему, — Виллем кивнул на дом, — о Мэри и Генри, Николас же, наверняка, посчитал ниже своего достоинства вымаливать снисхождение».

— Достоинства, — хмыкнула Марфа. «Ну конечно, отец его — такой же был, умер бы, а за себя не попросил. Ну, иди, милый, — она пожала Виллему руку, — вечером встретимся.

Она проводила мужа глазами, и, постучав в дверь домика, потянувшись к открывшейся прорези, — что-то тихо сказала.

Джон поднял глаза от бумаг, — запахло жасмином, зашуршали шелковые юбки, и женщина, качнув перьями на берете, сухо проговорила: «Надеюсь, мне можно увидеть моего племянника и передать вот это. Крест его матери».

Джон взглянул на медный крестик, что лежал на нежной, узкой ладони, и пробормотал:

«Миссис Марта…

— Миссис Марта! — передразнила его женщина. «Не хочу тебе напоминать, дорогой мой, но придется — если бы, ни мой муж покойный, и не мой брат, дай ему Господь долгих лет, — ты бы своих родителей никогда в жизни не увидел, и посейчас бы оставался, — Марфа зло усмехнулась, — герцогом Орсини. Впрочем, я смотрю, его воспитание даром не пропало!»