— Как ты понимаешь, — Питер присел рядом с ней, и потрогал кожаный мешочек у себя на шее, — я сюда не с одним пистолетом приехал. У меня есть письмо от Его Величества, дающее мне неограниченные полномочия по проверке деятельности Виргинской Компании здесь, в Джеймстауне. Счета, запасы, переписка — все. Я сначала хотел, чтобы его преподобие застрелился, но это как-то…, - мужчина поморщился.

— Быстро, да, — согласилась сестра. «А тут, — она нежно погладила мешочек со снадобьем, — его ждут мучительные два-три дня. И он будет в сознании, разумеется».

— Сможет признать свои ошибки, подписать завещание, — хмыкнул Питер. «Да, так будет хорошо. Сама знаешь, мгновенная смерть не всегда удобна».

Полли кивнула и вдруг улыбнулась: «Ты оленя-то принес?»

— Двух, — ответил ей брат. «И когда уже эта свадьба, я есть хочу, набродился по лесу".

Полли прислушалась и поднялась: «Да вот сейчас, уже запели на площади. И флейты принесли, — она наклонила голову.

— Иди, — она улыбнулась, посмотрев на потрепанный камзол брата, — переоденься, Александр тебе поможет. И украшение надень, на голову, тут так принято. Когда мужской и женский танец закончатся, вам надо будет выходить. Ну да Александр тебе знак подаст. А куда ты потом донью Ракель отвезешь? — вдруг спросила Полли, глядя в лазоревые глаза брата.

— В Амстердам, как и положено, — сердито ответил он, и быстро пошел к мужскому дому.

— В Амстердам, — задумчиво повторила Полли, глядя ему вслед.

Ракель стояла, не поднимая глаз, прижав к вышитой, светлой кожи, безрукавке, плетеную корзину с овощами. Индейцы сгрудились вокруг, и она, едва дыша, не смотря в его сторону, поклонившись ему — протянула корзину. «Спасибо, — едва слышно, чуть улыбаясь, ответил ей мужчина. «А вы держите вашего оленя, милая донья Ракель».

Она посмотрела на куски мяса, что были уложены в глиняной тарелке, и испуганно подумала: «А если надо будет целоваться? После церкви целуются, я видела в Мехико. А здесь? Я же не умею!»

Вождь, в большом, красивом головном уборе из перьев, вскинул руки к небу и что-то сказал.

Толпа одобрительно зашумела, и капитан Смит, наклонившись к Питеру, усмехнулся: «Он просил для нас здорового и крепкого потомства. Я уж не знаю насчет вас, мистер Кроу, — капитан взглянул на смуглые, румяные щеки Покахонтас, — но я уверен — так и будет».

Питер промолчал, отведя глаза, увидев, как Ракель, среди других женщин, идет к большой палатке из шкур, что была поставлена на краю поселения, у ограды.

— Сейчас женам нашим там последние наставления дают, — Смит потянулся, — а потом — за стол. Вы не волнуйтесь, мистер Кроу, как мы с вашим племянником дом для вождя закончим, я возьму жену свою, и донью Ракель, и привезу в Джеймстаун. Сами знаете, мой корабль неподалеку.

— Нет, — вдруг сказал Питер, следя за рыжей головой, спасибо, капитан — донья Ракель отправится в Джеймстаун со мной, завтра. Я сам за ней присмотрю, все будет в порядке.

Александр высунулся из дверей мужского дома и позвал их: «Идите, все накрыто, вы рядом с вождем сидите, как и положено».

Ракель остановилась на пороге палатки, рассматривая мягкие меха, оленьи шкуры, которыми был устлан пол, свежую, ключевую воду в глиняном горшке.

Маленькая, сморщенная старушонка подергала ее за руку и что-то сказала.

Девушка непонимающе повернулась к Полли и увидела улыбку в черных глазах. «Она говорит, что у тебя будет много детей, — перевела старшая женщина. «Это повивальная бабка, она принимала Покахонтас. Говорит, что у тебя будет много мальчиков, это хорошо».

Старуха что-то проворчала, и Полли добавила: «Еще говорит, — тебе повезло с мужем».

Ракель покраснела и Полли усмехнулась про себя: «Не надо девочке знать, что она сказала на самом деле, ни к чему это ей пока. Повенчается с Питером — сама поймет».

— Пошли, — подогнала ее Полли, — нас уже ждут. Сейчас женщины будут петь, очень красиво.

Будут желать тебе счастья, и чтобы у вас в доме всегда была еда».

В палатке было темно, и Питер вежливо сказал: «Вы, донья Ракель, устраивайтесь удобнее, я пока у входа посижу".

Она чем-то шуршала, ворочалась, и, наконец, затихла. Он услышал легкое дыхание и заметил, не поворачиваясь: «Вы поспите, нам завтра рано утром в Джеймстаун плыть, на пироге, это на целый день. Поспите».

— Хорошо, — робко, тихо ответила Ракель, и вдруг, закрыв глаза, подумала: «А Покахонтас там с капитаном Смитом. Господи, неужели бывает как-то по-другому? То, что они с мамой делали, что я видела — это же ужасно, лучше умереть, чем это».

Она вздохнула и Питер сказал: «Не надо. Скоро мы тут закончим все дела, я отвезу вас в Амстердам, и все будет хорошо. Я обещаю».

Девушка еще немного повозилась, и заснула. Он сидел, вдыхая свежий, ночной воздух, и вдруг, потянувшись за водой, подумал: «Нет, нельзя. Как я могу? Ребенок всю семью потерял, она сирота, — пусть будет со своим народом. Хотя, — Питер на мгновение улыбнулся, — Господь свидетель, я бы с ней хоть завтра обвенчался. Осенний Лист, — нежно, тихо сказал он. «Ну да не судьба, что уж теперь делать. Да и зачем я ей, старше на десять лет?».

Он таки и задремал, улегшись у входа в палатку, и проснулся от утреннего холодка. Дэниел тряс его за плечо.

— Дядя Питер, — сказал юноша обеспокоенно, — там охотники детей нашли, в лесу, там кузина Энни и еще двое. Надо сейчас выходить в Джеймстаун, тетю Мэри хотят казнить.

Ракель вдруг подняла рыжую голову и спокойно сказала: «Вы идите, сеньор Питер, поговорите с ними, а я разбужу сеньору Полину. Мы будем ждать вас у ворот».

Питер, было, хотел возразить. Увидев твердые, прозрачные глаза девушки, он только и ответил: «Хорошо. И быстро, нам нельзя терять времени».

Он поднялся, и, плеснув в лицо застышей за ночь водой, — пошел к трем маленьким фигуркам, что виднелись, у догорающего костра на площади, укрытые одним одеялом.

Энни уцепилась за руку мужчины и сказала, утирая другой рукой слезы:

— Я стреляла в него, но промахнулась, дядя Питер, там темно было, и я боялась попасть в маму или братика. Это он убил Николаса, он! Я сама видела — он его встряхнул и швырнул в угол. Маленький плакал всю ночь, а потом умер, у мамы на руках! Ну как он так мог, Николас ведь был такой хороший, улыбался, маму узнавал и меня тоже! И глазки у него были синие! — девочка уткнулась белокурой головой куда-то в руку Питеру, и прорыдала: «Он маму бил, и меня тоже! А теперь он говорит всем, что мама убила Николаса, и ее хотят повесить».

Питер помолчал, сдерживаясь, и ответил: «Никто никого не будет вешать. А отчимом твоим я сам займусь, я для этого сюда и приехал. Капитан Ньюпорт передал нам письмо твоей мамы, так что все будет в порядке».

Он посмотрел на Чарли и Маргарет, которые, сидя рядом с Александром, о чем-то оживленно говорили, и велел: «Вы все останетесь здесь, дядя Дэниел за вами присмотрит, а потом он и капитан Смит привезут вас в Джеймстаун. Ну и отправимся домой, все вместе, — он поцеловал племянницу в лоб. «Иди, поешь, и переоденься, — с тебя эти бриджи сваливаются».

— Я поеду с вами, — коротко, упрямо, поджав губы, ответила девочка. «Я обещала маме ее не бросать, и никогда не брошу. И Александр поедет — мы оба хорошо стреляем, и умеем управляться с пирогой. Мы вам пригодимся. Но я переоденусь, так и быть, — она вскинула голову, и, поднявшись, подтянув бриджи — пошла к Полли и Ракель, что стояли у женского дома.

— Так и быть, — пробормотал Питер. «Давно я Мэри не видел, а вот и она, — он усмехнулся, и, наклонившись над детьми, сказал: «А вы поешьте и ложитесь спать, целую ночь сюда шли».

— Мы обо всем договорились, — шмыгнув носом, вскинув серые глаза, ответил Чарли. «Я буду помогать мистеру Вулфу и капитану Смиту строить дом, я умею, отец меня научил. А Маргарет, — он подтолкнул девочку плечом, — будет для нас готовить, а то местные женщины заняты, у них свои семьи есть».

— Мистер Кроу, — голос девочки задрожал, — вы только, пожалуйста, скажите моей маме, миссис Рэдклифф, что со мной все в порядке, она ведь волнуется, я у нее одна.