Чарли помолчал, и, сплюнув в огонь, добавил: «И моему отцу тоже, ладно уж. Мистер Джеймс Уильямс, плотник, а то я у старика тоже — один, жалко его все же».
— Скажу, конечно, а вы тут слушайтесь мистера Вулфа и капитана Смита, он вас потом привезет домой, в Джеймстаун, — велел Питер.
Александр пожал руку Чарли и пошел вслед за дядей к воротам. Подросток проводил его глазами и вдруг сказал Маргарет: «Ты вот что, если тебя мальчишки тут обижать будут — скажи мне, я с ними разберусь».
— Никто никого не будет обижать, — прервал его Дэниел. «Я вам сейчас принесу жареной оленины, а потом — спите».
— Но работать, — запротестовал Чарли.
— Вот отдохнете — и поработаете, — осадил его старший мужчина. «Помашите рукой Энни и Александру, видите, они уходят».
Маргарет вздохнула и подперла щеку рукой: «Только бы у них получилось спасти миссис Мэри, она такая хорошая!»
Дэниел взглянул на утреннее, свежее, играющее розоватым восходом, небо, и, вдохнув запах костров и леса, улыбнулся: «Получится».
Полли пробралась к девушке, что сидела на корме пироги и улыбнулась: «Ты не бойся, Александр здесь много раз плавал, да сейчас пороги и закончатся уже, на равнине будет легче. Ну что, выспалась?»
— Да, — Ракель вскинула аквамариновые глаза и посмотрела вокруг — высокие, серые скалы поднимались, казалось, прямо к небу, узкая река неистово бурлила, а впереди, — сколь видел глаз, — простирался огромный, дремучий лес. Какая-то птица парила над ними и Полли вдруг сказала:
— На севере тоже красиво. Я жила в Порт-Рояле, это французское поселение, на море, там выходишь на откос холма — и на три стороны нет ничего, кроме простора и свободы. И океан шумит, под него мечтать хорошо, — женщина улыбнулась. «Я до этого в Риме долго была, с мужем моим покойным, а там моря нет. Я по нему скучала».
— Вы так много ездили, — вздохнула Ракель, — а я море первый раз увидела, когда в Веракрусе оказалась. И то…, - девушка опустила голову и не закончила.
— Не надо об этом думать, — Полли взяла маленькую, тонкую, белую руку. «Сейчас приедем в Старый Свет, и все будет хорошо».
— Вы очень смелая, — уважительно сказала Ракель. «И сын у вас такой замечательный, — она вздохнула, — а у меня совсем никого не осталось».
Пирога внезапно замедлила ход, и Питер, сев рядом с ними, улыбнулся, показав на свой промокший камзол: «В общем, не сложнее править, чем на Темзе, а сейчас спокойная вода пойдет, дети сами справятся».
— Какая река широкая, — ахнула девушка. «И все равно — она быстрая очень. И вода коричневая».
Питер нежно посмотрел на нее и сказал:
— Дома, в Англии, у нас усадьба есть, как раз на Темзе. Она там узкая, тихая, на берегу ивы растут, и вода — прозрачная, в заводи семья лебедей живет. И пристань у нас тоже есть, с лодками. И ручей, — он мелкий, для детей хорошо. Я там ребенком, как брат мой младший родился, — кораблики с ним запускал. А ты, Полли, — он взглянул на сестру, — тоже в деревню поедешь?
— Да, — женщина улыбнулась, глядя на рыжую голову Цезаря, что лежал рядом с Александром и Энни. «Отправлю Александра в школу — он уже и так достаточно по свету болтается, да он и сам хочет в Итон, заберу Цезаря, и буду выращивать овощи в Оксфордшире. Ну и возиться с братом и сестрой, разумеется».
— Мама сказала мне, что я смогу стать фрейлиной у принцессы Элизабет, дочери короля Якова, — шепнула Энни на ухо Александру. «Так что я буду при дворе, ну, не сейчас, а попозже. А мама поедет в нашу усадьбу, в Нортумберленд, она говорила, там так хорошо, — Энни мечтательно закатила глаза.
— А вы, сеньор Питер? — вдруг спросила Ракель.
Мужчина усмехнулся и встряхнул каштановыми волосами: «А я вернусь к себе на склады, донья Ракель, буду проверять качество перца и подписывать контракты, — у меня это очень хорошо получается».
Он поскреб в бороде и вдруг, рассмеявшись, добавил: «Когда покончим со всеми неотложными делами, я первым делом побреюсь, помяните мое слово».
Ракель посмотрела на его прямую спину, — Питер вернулся к детям и что-то им показывал на берегу, и, закусив губу, грустно подумала: «Вот так и расстанемся, да, и больше никогда не увидимся».
— Вы вот что, — велел дядя Александру и Энни, — ничего без моего разрешения не делайте, понятно? Даже и не думайте, — добавил он, глядя в упрямые глаза девочки.
Та только вздохнула и налегла на весло.
Мэри оделась, и, пощупала у себя под платьем, — нож, укутанный в салфетку, был привязан тряпками к груди.
Она надела чепец, и, постучав в дверь изнутри, сказала: «Я готова».
Майкл поднял засов, и, держа в руках свечу, оглядел ее с ног до головы. «Пойдем, — велел он.
Оказавшись на крыльце, Мэри вдохнула вечерний, свежий воздух, и чуть не зашаталась. «Я решил разрешить тебе провести последнюю ночь в церкви, как ты и просила, — сухо сказал Майкл, смотря на нее сверху вниз. Его красивое лицо чуть подергивалось. «Завтра на рассвете я за тобой приду. Община помолится на площади, и тебя казнят».
Бесстрастное, бледное, охваченное коричневой шерстью чепца лицо жены даже не дрогнуло. «Сучка, — бессильно подумал Майкл. «Подговорила этих девчонок сбежать. И мальчишку тоже, ищи их теперь. Мы, конечно, посадили их родителей под замок — но проку от этого никакого, они не знают, где дети. Ладно, все равно надо сниматься с места, мушкеты, пули, порох у нас есть, навестим индейцев по дороге, эти трое наверняка туда отправились».
В поселении было тихо, только за несколькими ставнями горели свечи. Перед зданием совета Мэри увидела деревянный помост с петлей, что висела с перекладины, и грубый ящик, стоявший снизу.
Муж открыл церковь, и, указав на огромное распятие, велел: «Иисус умер за наши грехи, Мэри, он простит тебя, если ты раскаешься, перед смертью. Я буду молиться за твою душу».
Женщина опустилась на колени перед распятием и вздрогнула, услышав, как заскрипели огромные, тяжелые створки дверей.
Она подождала, опустив голову в руки, а потом, оглянувшись, расстегнув в темноте платье, достав нож, — усмехнулась.
— Дорогой муж, — пробормотала она, взламывая замок на двери его кабинета в притворе церкви, — как хорошо, что ты — запасливый человек. Как хорошо, что Чарли Уильямс, который настилал тут полы, рассказал Энни о тайнике под ними. И я, кажется, — замок щелкнул и поддался, — даже знаю, что в нем лежит.
Свет луны пробивался через щель между ставнями. Мэри отсчитала нужное количество половиц, и, наклонившись, поддела доску ножом. Она ощупала пальцами большую книгу в тайнике и улыбнувшись, открыла ее — на ощупь. Внутри было вырезано углубление.
— Ты же мой хороший, — нежно сказала Мэри, приложив к щеке изящный пистолет. «Вот ты где, а я уж думала — не увидимся».
Она проверила оружие и пробормотала: «Он не заряжен, конечно, а пороха тут взять неоткуда. Ну да ничего, и так сойдет».
Женщина засунула пистолет в карман платья, и, поставив доску на место, закрыв кабинет, привалившись к бревенчатой стене церкви, — стала ждать рассвета.
Полли устроилась удобнее, и, натянув одеяло на плечи Энни, что уткнулась ей в бок, подумала: «Господи, бедная сестричка моя. Моя-то девочка — и не жила бы, если бы и вовремя родилась, а тут — кормить дитя, пестовать, он тебе уж и улыбается, — а потом умирает на руках у тебя. Мерзавец, какой он мерзавец, — женщина едва слышно вздохнула.
«Ну да ничего, расплатится — за все преступления свои».
Под перевернутой пирогой было темно и тепло, и Полли, зевнув, вдруг услышала тихий голос Ракель: «А ваш сын не простудится? Все-таки ветер на улице, зима. И сеньор Питер тоже».
— Они одеяло взяли, у индейцев они толстые, еще и Цезарь их греет, — женщина улыбнулась.
«Да и Александр мой — часто на охоте в лесу ночует. Костер-то опасно разжигать, вдруг из поселения увидят».
— Сеньора Полина, — голос девушки был неуверенным, робким, — а вы, сколько замужем были?
— Десять лет, — ответила Полли. «А вы, донья Ракель, не стесняйтесь, ложитесь поближе, так уютней».