- Они все рыжие. Сестра моя, - Ева щелкала спицами, - зять, внук их, и сам Аарон… - старшая герцогиня отложила вязание и взяла Полину за руку:

- Поезжай, милая. Марта молодых собирается проводить, и ты к ней присоединись. Ты никогда на Святой Земле не была…, - Аарон присылал сестре подарки из Вифлеема и Назарета. Ева, пожала тонкие пальцы невестки:

- Ты у нас неверующая, но это не страшно. Тебе, все равно, будет интересно. За мальчиком я присмотрю, - пообещала свекровь, - голодным не останется.

Грегори и Джейн, на медовый месяц, уехали в Шотландию.

Джон, придя к матери и бабушке в библиотеку, закурил папиросу. Женщины молчали. Мать читала суфражистский журнал, бабушка перелистывала «Женский портрет» Генри Джеймса. Полина дружила с американским писателем, он обедал на Ганновер-сквер.

Маленький Джон прошелся по ковру и взглянул на миниатюру леди Вероники. Они с Люси танцевали, на приеме после свадьбы, а потом ушли на террасу. Люси говорила о Кембридже, о том, как она ждет занятий в лаборатории. Джон, мучительно, думал:

- Она станет знаменитым ученым, она талантливая…, Школу в шестнадцать лет закончила, поступила в университет…, - пахло едва распустившейся сиренью. С реки дул свежий ветер, внизу виднелись огоньки в домах деревни. В замке играла музыка, венский вальс. Джон вспомнил ее шепот:

- Ты очень хорошо танцуешь. Меня мама учила, - Люси рассмеялась, - и Мартин, и Петр…, В общем, все. Даже дедушка. Только я все равно тебе на ноги наступаю…, - на ее белой шее блестело жемчужное ожерелье. Джон почувствовал прикосновение ее маленькой, изящной руки в бальной, выше локтя перчатке. Русые волосы украшал венок из сирени. Большой зал замка задрапировали белым шелком, гирлянды цветов спускались вниз. Она кружилась, лежа в его руках. Джон тихо сказал: «Ты тоже очень хорошо танцуешь, Люси. Лучше всех». На террасе, он, велел себе: «Сейчас». Девушка молчала, глядя на темные верхушки деревьев в парке, на сокола, парившего высоко в небе, над крышами замка. Она повернулась и, на мгновение, приложила ладонь к его груди: «Очень больно было?». Джон склонил голову и прижался губами к ее запястью:

- Больно. Но не из-за раны. Я боялся, что я не увижу тебя, Люси, не успею сказать…, - он ощутил, как бьется ее сердце, а потом все стало неважно. Он опустился на колени, не выпуская ее руки, Люси обняла его. Она была вся теплая, близкая, она шептала что-то ласковое. Джон, счастливо, подумал: «Через два года. Через два года мы сможем пожениться».

Он потушил папиросу в серебряной, арабской работы пепельнице и откашлялся. Мать заметила:

- Мы молодых дождемся и с тетей Мартой на континент поедем, вместе с ними. У тебя неделя осталась, чтобы предложение сделать, милый мой.

- Говорят, - недовольно пробурчал Джон, - что у меня по лицу ничего не скажешь.

Бабушка захлопнула роман:

- Это, может быть, кто-то другой не скажет. А мы тебя вырастили, - Ева развела руками, - езжай в Лондон, покупай два букета…, - внук убежал складывать вещи. Полина поднялась:

- Второй раз мы с ней сватьями будем. Лучшей свекрови для Джейн и я желать не могла. Жалко, -вздохнула герцогиня, - что тетя Сидония правнуков не увидела, - она оборвала себя. Ева покачала головой:

- Мартин увидит, и я тоже. Я тебе обещаю. Езжай в Иерусалим, - напомнила она невестке, - здесь все хорошо будет.

- Все женятся, - пробормотал Николай, сидя в своей комнате, глядя на подсчеты, - интересно, когда и я…, - юноша покраснел. В Париже было много красивых девушек. Когда они с Пьером пришли в канцелярию Сорбонны, младший брат подтолкнул его:

- Пойди, познакомься. Барышня, что расписание занятий изучает, в тебе дырку проглядела, - девушка была хорошенькой, маленького роста, с короткими, по плечи, белокурыми волосами. Она, покраснев, отвернулась. Николай подумал:

- Потом. Мне учиться надо, вернуться домой…, - он стал единственным наследником отца, но денег на банковских счетах было немного. Хватало на небольшую квартиру где-нибудь на Петроградской стороне. Имение Коля продавать не хотел. Он сказал об этом матери. Юджиния погладила его по щеке:

- Я тебе помогу, милый мой. Ты мой сын, старший. У меня затруднений нет, - женщина повела рукой: «Тем более, Пьер наследство получил».

Дверь скрипнула, Жанна всунула голову комнату:

- Скоро обед. Я сделала вишневый кисель, и пряники, как ты меня учил. Звонят…, - девочка убежала. Коля улыбнулся:

- Сестра. Папа не женился после того, как мама в Париж уехала. Один нас растил, все нам отдавал…, Любил он маму, конечно…, - в комнате еще сильнее запахло пряностям, Жанна оставила дверь полуоткрытой.

- Хорошо, - Коля поднялся и подошел к окну, - хорошо, что у меня семья есть. Мама, брат, сестра, кузен…, - он присел на подоконник и увидел как раз кузена. Петр шел через двор к арке, ведущей на улицу.

- Он в библиотеке хотел позаниматься, - пожал плечами юноша, - зачем он домой вернулся?

Из передней донесся деловитый голос Жанны:

- Руки помой, скоро за стол. Мама на кухне, все остальные дома. Впрочем, ты Николя в Лондоне видел, - Николас Фрэнсис, сняв твидовую кепку, оскорблено заметил:

- Мне десять лет. Я помню, что надо мыть руки перед едой. А ты не командуй, - Коля выглянул в коридор. Юный сэр Николас Кроу обрадовался:

- Дядя! Вы мне в Лондоне, не закончили о Сибири рассказывать…, - Коля многое помнил из своих путешествий по России. Детям нравилось его слушать.

Жанна проводила их глазами и покусала кончик косы. Кузен Петр сказал, что случайно столкнулся с тетей Мирьям и ее сыном у вокзала Гар-дю-Нор. Они ехали на лето в Амстердам, с пересадкой в Париже.

- Случайно, - пробормотала Жанна, - но мы знали, что тетя Мирьям здесь будет. Она телеграмму прислала.

- Николас, - крикнула девочка, - вы, где живете? В Марэ, в том пансионе, что и обычно?

- Да, - раздался голос кузена.

- Мама в номере осталась, у нее голова болит, после поезда. Она попросила дядю Петра меня сюда отвести.

Жанна высунулась в окно передней, выходившее на рю Мобийон. Петр, на противоположной стороне улицы, у лотка цветочницы, рассчитывался за букет пармских фиалок. Жанна нацепила на белокурую голову соломенную шляпку и пробежала по широкому коридору на кухню. Мать украшала взбитыми сливками вишневый пирог.

- Сахар закончился, - торопливо сказала Жанна, - я к бакалейщику и обратно.

Девочка сунула в карман муслинового платья серебро с полки. Дверь квартиры хлопнула. Юджиния, недоуменно посмотрела на фаянсовую банку, перед ней на столе. Она была до краев полна сахаром.

Мирьям отлично себя чувствовала. Она лежала в ванной, горячая вода пахла розами. Женщина устроила голову с узлом черных, тяжелых волос на шелковой подушке. Она подпиливала ногти. Кошерный пансион в Марэ был дорогим, с водопроводом и газовыми светильниками. Мирьям снимала трехкомнатный номер, на верхнем этаже, с мраморным балконом, с видом на крыши Парижа.

Она попросила принести холодное шампанское, и, мимолетно, пожалела, что нет устриц. Мирьям их не ела, однако женщина хихикнула:

- Петр бы от них не отказался. Хотя ему они и не нужны, конечно. Я видела, как он смотрел на меня. В Лондоне, на вокзале…

Марта, вернувшись из Стокгольма, устроила на Ганновер-сквер семейный обед. Николас Фрэнсис был в школе. За столом, из молодежи, сидела только Люси. Мартин учился, а Маленький Джон еще не приехал из России. Говорили о миссис Горовиц, ее старшая дочь выходила замуж, следующим годом, об Аталии, Авраам поступил в Вест-Пойнт. Мирьям, невзначай, посматривала на Петра. Она тщательно оделась к обеду, в шелковое, парижской модели платье, глубокой лазури, с турнюром и оборками. Собиралась только семья. Мирьям, со вздохом отложила вечерний туалет, с декольте, и вышитыми жемчугом бретелями. Она ездила на благотворительные балы, где собирали деньги для приютов в Уайтчепеле, посылала пожертвования раву Судакову, на Святую Землю, помогала деньгами новым поселениям для еврейских колонистов. В синагоге, на Дьюкс-плейс, у нее было свое место. Мирьям бесплатно принимала бедняков в Ист-Энде. Она, все время думала: