- Я хорошая женщина, благочестивая. Я соблюдаю заповеди, забочусь о сыне…, А Петр…, - она понимала, что краснеет, - я могу выйти за него замуж. Тогда всем будет хорошо. Николас его любит и примет. Он крестный отец Ника, - Мирьям расчесывала тяжелые волосы, - и у нас может быть еще ребенок. Юджиния в мои годы родила. Марта ничего не сделает. Ее сын взрослый человек.

Она хотела посоветоваться с бабушкой, просила ее прийти, но вокруг царило молчание. Когда Мирьям гостила у брата, на Хануку, Давид пожал плечами:

- С осени от нее весточек не было. Я бы поехал в Польшу, - брат замялся, - но никто не знает, где это. Она все время новыми торговцами пользовалась. Где их сейчас искать?

Мирьям посоветовалась с равом Адлером, в Лондоне. Раввин пообещал написать в Гродно и Белосток. Однако ответов пока не приходило.

За обедом Мирьям бросила взгляд на сына Федора Петровича:

- Он совсем юноша. Никакого сравнения с Петром…, - она томно, прикрыла глаза длинными ресницами:

- Марта в Париж едет, после венчания Джейн и Грегори. Она говорила, что с молодыми и Полиной в Мон-Сен-Мартен отправится. Никто нам не помешает…, - Мирьям больше не вспоминала о дочери. Она знала, что Менева погиб:

- К тому все и шло. Американцы индейцев не оставят в покое. И он пожилой человек был…, - бабушка, когда-то пообещала ей, что с Авиталь все будет в порядке. Мирьям ей верила. Сын Воронцова-Вельяминова напоминал Юджинию. Мирьям увидела темную комнату в подвале фермы, рыжие, коротко стриженые волосы, Воронцова-Вельяминова, почувствовала боль в сломанном запястье:

- Господь его наказал, и Макса тоже. Их нет. Незачем все это ворошить, - уверенно сказала себе женщина: «Петр…, Он ко мне вернется».

Она выпустила воду из ванной и взяла хрустальный флакон с ароматической эссенцией. Мирьям знала, что Петр остановится на рю Мобийон. Она знала и то, что телеграмму, полученную от нее, из Лондона, мужчина никому не покажет. Мирьям, как была, обнаженная, прошла в свою спальню. Она выбрала в шкатулке жемчужное, широкое, обвивающее шею ожерелье. Такие драгоценности ввела в моду принцесса Уэльская, Мирьям часто осматривала жену наследника престола. Она видела, в Лондоне, что Петр никак не мог отвести глаз от ее шеи.

Мирьям надела перед зеркалом кружевные чулки и короткую рубашку:

- Надо было мне, в Японии, сказать Степану, что я жду ребенка, - вспомнила она, - Степан бы со мной остался. Он совестливый человек, все русские такие. Петр на него похож. Он мне сделает предложение, непременно. Но Степану сейчас шестьдесят было бы, - Мирьям сунула ноги в атласные туфли на высоком каблуке, - а Петру тридцати не исполнилось. Он станет хорошим отцом, он всегда с Ником возится…, - за сына Мирьям была спокойна. Она знала, что на рю Мобийон есть, кому за ним присмотреть.

Она набросила шелковый, японский халат. Мирьям, перед отъездом из Лондона, все рассчитала:

- Скажу ему, - женщина зажгла папироску, - что сейчас безопасное время. Я всегда была очень осторожна, настаивала на мерах предохранения…, Он мне поверит, непременно. Марта через неделю из Мон-Сен-Мартена вернется, не раньше. За это время я все успею…, - она курила, а Петя поднимался по лестнице с букетом фиалок.

Он ничего не мог сделать. Подав ей руку, на платформе дуврского экспресса, на вокзале Гар-дю-Нор, ощутив прикосновение ее длинных пальцев, он зарделся. Ник болтал о чем-то, но Петя ничего не слышал. Рассчитываясь с носильщиком, отправляя их багаж в пансион, ловя экипаж, он смотрел на ее покачивающиеся, узкие бедра. Женщина была в дорожном платье темного шелка и вышитом пальто. Черный локон выбивался из-под шляпы с пучком перьев страуса, спускаясь вниз, к белой шее, едва видной из-под закрытого воротника.

- Один раз, - Петя поднял руку, чтобы постучать в дверь.

- Один раз, чтобы мне стало легче. Завтра пойду и наймусь инженером, куда угодно, в Россию. О Николае тетя Юджиния позаботится. Следующим летом он приедет в Санкт-Петербург. Только надо мамы дождаться, Грегори…, - Петя знал, что в Париже открылось много представительств российских концернов.

- В Баку, к Нобелям, - он стоял в коридоре, - на Урал, к Вогау, в Донбасс, к Штолле…, Нет, это близко, как и Санкт-Петербург, надо дальше…, - он ничего не успел решить. Дверь открылась, на него повеяло запахом роз. Он услышал нежный смех:

- Милый мой, спасибо за цветы…, - она ловко закинула красивую руку ему на шею. Петя напомнил себе: «Один раз».

Жанна запыхалась. Она, сначала, думала, что кузен Петр идет в Сорбонну, и хотела повернуть обратно, однако он миновал набережную Августинок. Жанна сжала кулаки:

- Он на Правый Берег собрался, с цветами. У него свидание…, - девочка покраснела:

- Я посмотрю, с кем, вот и все…, - она сглотнула комок в горле и поспешила дальше. Он шел в Марэ. Жанна, облегченно, сказала себе:

- Никакого свидания. У тети Мирьям болит голова, он принес ей цветы. Простая вежливость, она родственница. Когда она у нас обедает, Пьер тоже два букета покупает, ей и маме.

Жанна, сначала, не хотела заходить в пансион, вслед за кузеном, однако у подъезда высаживались постояльцы, на ступенях бегали малыши. Девочка решила: «Никто меня не заметит». Никто, действительно, не обратил внимания на высокую, белокурую барышню в соломенной шляпке, в еще детском, ниже колена, платье.

Жанна уверенно поинтересовалась у стойки портье, где живет мадам Кроу и ее сын:

- Они наши родственники, - обаятельно улыбнулась девочка, - я принесла ей записку от моей мамы, -Жанна повертела перед носом портье блокнотом. В нем она составляла списки покупок на рынке, но служащему это было знать не обязательно.

Девочка поднялась на четвертый этаж и огляделась. Кузена Петра видно не было. Жанна хотела постучать в дверь номера тети Мирьям:

- Спрошу, где он, - подумала девочка, - скажу, что…, что мама просила его в магазины зайти. Это будет хорошо, - она застыла. Из номера донесся низкий стон.

Жанна опустилась на колени и посмотрела в замочную скважину. Девочка едва не отпрянула. Он тоже стоял на коленях, перед большим креслом. Она увидела спущенные, кружевные чулки, белые, стройные ноги, откинутую назад, черноволосую голову. Жанна побледнела:

- Господи, что это…, - она часто задышала, услышав знакомый голос:

- Иди, иди ко мне, я хочу тебя…, - Мирьям выгнула спину, царапая пальцами бархатную обивку кресла, кусая ткань, сдавленно крича. Она почувствовала обжигающий жар внутри и еще смогла усмехнуться:

- Он такой же, как его отец. Степан всегда продолжал…, - она завыла: «Еще, еще!» и попросила:

- Бабушка, пожалуйста. Я хочу, чтобы рядом со мной кто-то был, чтобы обо мне заботились…, Если у нас появится ребенок, он так и сделает. Пожалуйста…, - кресло двигалось, раскачивалось. Жанна смотрела в замочную скважину, сжав руки, заставляя себя не плакать.

Жанна все-таки зашла в лавку на бульваре Сен-Жермен и купила фунт сахара. Она не помнила, как добралась на Левый Берег. Жанна думала о том, что делала тетя Мирьям. Остановившись на мосту через Сену, она приложила ладони к горящим щекам:

- Мужчинам все это нравится. Я слышала, как он..., - девочка обернулась и посмотрела на собор Парижской Богоматери. Они с матерью и братом ходили к обедне в церковь Сен-Сюльпис. В ней крестили и Жанну, и Пьера.

- Тетя Марта на следующей неделе возвращается, - Жанна направилась дальше, - она моя крестная мать. Нельзя с ней сейчас говорить. Мне всего одиннадцать лет. Надо просто, - девочка сдвинула шляпку на затылок, - ей понравиться. Она и так меня любит. Она добрая женщина и обо всех заботится. Но если она моя будущая свекровь...,- Жанна провела в коридоре почти час.

Потом они ушли в спальню. Девочка, со вздохом поднялась. Жанна, рассчитываясь за сахар, поняла, что она и так увидела многое.

- И запомнила, - девочка, поднималась по лестнице, - и никогда не забуду. А тетя Марта..., - она провела рукой по перилам:

- Она посоветует Петру сделать мне предложение. Он всегда к своей маме прислушивается. Пьер так делает, и Николя..., - Жанна присела на ступеньку лестницы, поставив на колени пакет сахара. Она, было, хотела записать кое-что в блокнот, куда девочка заносила рецепты и сведения по домашнему хозяйству. Жанна помотала головой: «Опасно. Мама может увидеть. Но мне это и не нужно».