- Господь укажет мою дорогу.

На Симбирской улице было людно. Прежде чем идти за Финляндский вокзал, Коля взглянул в сторону реки. Он знал, что столица стоит на Неве, а Нева впадает в Балтийское море. Больше он ничего не вспомнил, как ни старался.

Дверь скрипнула, Коля поднялся: «Должно быть, хозяин. Еды мне принес».

Однако это был не хозяин. Коля смотрел на маленькую, хрупкую инокиню, в черном плате, и таком же сарафане. В полутьме подвала, ее лицо было бледным, призрачным, но Коля узнал большие, зеленые глаза.

- Он возмужал, - думала Марта, - или это борода? Господи, бедный мальчик, что с ним? Как он сюда попал?

Она довела Колю до невидного домика на задах вокзала. Спрятавшись за углом, Марта заметила, что юношу встретил какой-то пожилой, седобородый мужик. Марта обретаясь в Рогожской слободе, научилась различать старообрядческие дома. Здесь над воротами тоже был вырезан тонкий, едва заметный восьмиконечный крест.

Марта подождала. Хозяин появился во дворе, один, и женщина решительным шагом направилась к забору. Марта не хотела называть фамилии Николая. Она понятия не имела, что юноша здесь делает. Больше всего трудов ей стоило убедить угрюмого мужика, что она знает Николая, увидела его на улице, случайно, что она его родственница. Марта рискнула и показала мужику паспорт, на имя мещанки Вороновой, с указанным в нем старообрядческим вероисповедованием. Она двуперстно крестилась, и напоминала мужику, что Иисус заповедовал нам верить людям. Хозяин, в конце концов, сдался.

Коля сглотнул:

- Она инокиня. Она не может быть моей матушкой..., Или она постриглась, когда овдовела..., Я должен спросить, должен..., Я ее помню, - понял Коля, - это те самые глаза.

Мальчик смотрел на нее. Он, неуверенно, проговорил: «Простите..., Сударыня..., Вы не матушка моя?»

Марта почувствовала, как у нее забилось сердце:

- Он память потерял. Господи, нельзя его здесь оставлять..., - она посмотрела в чистые, ясные глаза и поняла, что не может ему солгать.

- Нет, Коленька, - Марта ласково взяла его за руку:

- Не матушка. Ты послушай меня, пожалуйста, - она усадила юношу на нары и устроилась рядом. «Нельзя все говорить, сразу, - велела себе Марта, - это для него тяжело будет». Она взглянула на ладони юноши:

- Ты трудником работал, что ли? У тебя порезы, старые. Меня Марфа зовут, Марфа Федоровна. А ты Николай, - Марта, едва заметно запнулась, - мы с тобой в Москве виделись.

- Я был в Москве, - кивнул Коля:

Он поднял ладони:

- Я на келарне помогал, Марфа Федоровна. Мы с вами в Москве расстались?- у него была детская, красивая улыбка. Марта едва удержалась, чтобы не вытереть глаза.

- Надо ждать, - сказала она себе, - Коля здесь родился. Пройдет время, и он все поймет,все вспомнит.

- Да, - она попросила: «Ты расскажи мне, милый, что с тобой дальше было».

Коля, с готовностью, начал говорить. Марта перебирала кожаную лестовку:

- Господи, исцели его, пожалуйста. Нельзя его от себя отпускать, ни в коем случае. Я все сделаю, чтобы он оправился. И Петя здесь, он поможет.

Мальчик сложил руки на коленях:

- Вот и все, Марфа Федоровна. Я в Белую Криницу иду, в монастырь. А вы инокиня? - он поднял лазоревые глаза. Марта взяла с гвоздя его армяк: «Пойдем, Коленька. Я тебе по дороге расскажу. Мы в безопасном месте будем жить, не волнуйся».

От Марфы Федоровны пахло какими-то цветами. Коля вспомнил большой дом белого камня, с колоннами, лай собаки, зеленую траву.

- Там тоже так пахло, - юноша оделся и замер, - жасмин, я помню. Это жасмин.

Он натянул свой треух, и перекрестился. Юноша открыл перед ней рассохшуюся дверь подпола, точным, красивым движением, как будто они стояли не в промерзлом чулане, а в дворцовой зале.

- Господи, помоги нам,- неслышно шепнула Марта. Она стала подниматься вслед за Колей по узкой, темной лестнице.

Если бы юный портье из гостиницы «Европа», оказался туманным, сумрачным полднем на набережной Невы, неподалеку от моста, ведущего к Петропавловской крепости, он бы не узнал элегантного постояльца, мистера Джона Брэдли.

Мистер Брэдли сидел на козлах старого экипажа, в армяке, плисовых штанах, и заячьем треухе, покуривая самокрутку. Верх пролетки был поднят, шел мокрый снег. Гнедая лошадь переминаясь с ноги на ногу, тихонько заржала.

- Сейчас поедем, милая, - успокоил ее Джон, - немного подождем и поедем.

Номер, прикрученный к экипажу, был основательно залеплен грязью.

Марта, в скромном платье гувернантки, в кроличьей шубке и капоре, рассматривала в мощный бинокль ворота крепости. По наплавному, Троицкому мосту, медленно тащился конный омнибус. Западный ветер трепал холщовый верх пролетки. Нева еще не освободилась ото льда, но Марта заметила промоины посреди белого пространства. На западе, над заливом, сгущались тучи. Из-под шерстяного капора выбивались волосы цвета темного каштана.

Марта, в Лондоне, на Ладгейт-Хилл, отдала себя в руки доверенного человека. Женщина осталась довольна результатом.

- Подкрашивайте корни, каждые две недели, - сказал ей мистер Сэмуэль, - настойка грецкого ореха у вас есть. Ее надолго хватит. К сожалению, - он отступил от кресла и полюбовался изящным узлом волос, завитыми локонами, - цвет глаз мы пока менять не умеем.

- Когда-нибудь наука нам поможет, - уверила его Марта.

Он знала, что зять будет искать рыжеволосую, зеленоглазую женщину. Темные локоны, хоть и ненадолго, но ввели бы в заблуждение жандармов. Капор или платок Марта все равно, старалась не снимать, делая это только в безопасных местах.

- Например, в номерах, - она вздохнула, и заставила себя не думать о племяннике. Так Марта называла Колю: «Все с ним будет хорошо. Просто должно пройти время».

На Джоне была одежда племянника. Марта сходила на базар у Финляндского вокзала. Она купила Коле хорошие сапоги, штаны, рубашки, теплый армяк, и шапку с шарфом. Мальчик принял тюк, покраснев:

- Марфа Федоровна, зачем, я бы..., - он запнулся. Женщина, ласково, сказала:

- Мы с тобой семья, милый. И Петр, - она бросила быстрый взгляд в сторону сына, - твой родственник. Нам в радость тебе помогать.

Она пока не говорила Коле, кто они такие. Марта поняла, что мальчик верит всему, что слышит, и не умеет лгать или притворяться.

- Господи, - подумала женщина, - что будет, когда он все вспомнит..., Господи, - она ушла в соседнюю комнату и присела на подоконник, закурив, - я не могу, не могу. Убить его отца..., - Марта опустила голову в ладони: «Это потом. Сначала надо за ним проследить, и найти Волка, если он здесь».

Марта строго велела сыну просто гулять с Колей по Выборгской стороне. Петр должен был рассказывать ему о других странах и ходить в церкви. Марта запретила водить юношу на Невский проспект, или Фонтанку:

- Тем более, у вас одежда неподходящая, - усмехнулась она и взяла руку сына:

- Прабабушка Марта рассказывала, как дедушка Джованни память потерял, во время бунта пугачевского. А потом обрел, когда твой прадед ему икону показал. Ты тоже, - Марта помолчала, -покажи, может быть..., - она не закончила.

Чуда не произошло. Коля благоговейно, сказал:

- Этот образ до патриарха Никона написан был, Марфа Федоровна. Нельзя так говорить, - юноша, едва дыша, коснулся серебряного оклада, - но матерь божья на вас похожа, - Коля посмотрел в зеленые глаза женщины. Про себя, он называл ее тетей. Женщина не сказала, что они за родня, но Коле нравилось жить в номерах. Он делил комнату с Петром, ее сыном. Юноша, услышав слово «инженер», нахмурился:

- Я знаю, чем они занимаются. Техникой, шахтами, железными дорогами. Я знал кого-то, кто был инженером…,

Петр рассказывал об Америке, Индии и Африке, и даже нарисовал карту мира. Коля мог указать столицы стран, океаны и реки. Они говорили о юриспруденции, об истории России. Петя, потом, горько заметил матери:

- Он, как будто дитя, мамочка. Он все знает, все помнит..., - сын помолчал, - кроме фамилии своей, кроме того, кто он такой.