- Третий месяц, - Анна улыбнулась, - я знаю, это ребенок Волка. Я просила об этом Бога, - она задремала, слыша грохот взрыва и жалкий, отчаянный детский плач.
В подполе было холодно, но огня разжигать было нельзя. Хозяин, заросший бородой до глаз, молчаливый мужик, принес маленькую, чугунную печурку с тлеющими углями. Раб божий Николай лежал на нарах, закинув руки за голову. Он вдыхал запах мерзлой картошки, смотря на деревянный, низкий потолок. Покосившийся домик стоял в ряду невидных усадеб, за старыми заборами, на задах Финляндского вокзала. Он знал, что такое вокзал. Поезда, на силе пара, перевозили людей и грузы. Николай помнил, что он ездил на таком, когда-то.
Он знал, что оказался в столице империи. Глядя на карту, Николай безошибочно находил Москву, Ярославль, и другие города. Из Ярославля он и пришел сюда, держа путь на юг. Ему надо было добраться до Украины и пересечь границу с Австро-Венгрией. В селе Белая Криница, был монастырь старообрядцев. Игумен Арсений сказал, что его ждут.
Летом они пошли вверх по Волге, на барже. Иноки собирались на северо-восток, на реку Ветлугу, в бесконечные леса. Голова у Коли болела все меньше, а потом и вовсе прекратила. Однако ни своей, фамилии, ни даже того, сколько ему лет, он все равно не помнил. Ночами ему снились прозрачные, зеленые глаза и прохладная, ласковая, женская рука, отирающая пот с его лба. Он успокоено засыпал, как в детстве.
- Я был ребенком, - думал Коля, - я болел..., Но где? Кто были мои родители? И Александр, - он повторял про себя имя, - кто это?
В Ярославле они жили в подполе, у местного купца-старообрядца. Коля увидел какие-то растрепанные тома, валявшиеся в углу, с влажными, пожелтевшими страницами. Хозяин махнул рукой:
- На обертку идут, я их пудами покупаю. Они каждый год издаются, а старые выбрасывают.
Коля нагнулся: «Собрания узаконений и распоряжений правительства, издаваемые при Правительствующем Сенате, за 1878 год». Он помолчал, шевеля губами:
- Это приложение к «Сенатским Ведомостям». Здесь публикуются высочайшие повеления, манифесты, указы Сената..., В издании этого года, - Коля взял книгу, но не открыл ее: «Девятьсот сорок четыре статьи».
В подполе повисло молчание, кто-то из иноков забормотал молитву. Игумен Арсений, ласково, сказал:
- Ты пойди, Коленька, в молельню. Скоро обедню служить надо.
Больше с ним никто об этом не говорил, но книги остались в углу подпола. Ночами Коля читал, при свете тусклой лампады, узнавая знакомые слова. Он брал карандаш и писал на полях:
- A mensa et thoro, разъезд без развода..., animus possidendi, тот, кто намеревался владеть предметом судебного спора..., - Коля понял, что он помнит все. Он помнил статьи судебного уложения, решения Сената, речи адвокатов. Он начертил Арсению схему судебного производства в империи. Игумен вынул карандаш из его пальцев:
- Значит, учился ты, Коленька. Может быть, даже в университете, - Коля понял, что такое университет, но, как он не пытался, вспомнить ничего не мог.
Днем, на улице, им появляться было нельзя. Коля все, же взял у хозяина какие-то заплатанные штаны и армяк. Он ходил по улицам Ярославля, вспомнив, что есть место, где можно прочитать книги. Откуда-то в голову пришло слово библиотека. Коля нашел публичную библиотеку. Его даже пустили в читальный зал. Бородатый юноша в пенсне, за конторкой, хмыкнул, когда Коля признался, что у него нет никаких документов:
- Она поэтому и называется публичной, милостивый государь, что открыта для публики. Вам какую книгу? - поинтересовался юноша. Коля покраснел: «Я просто..., просто посижу, с вашего разрешения».
Он вдыхал аромат старой бумаги и кожаных переплетов, разглядывая гравированные портреты на стенах. Он узнал этих людей. Юноша, робко, потянулся за подшивкой губернских ведомостей. Коля услышал сзади голоса. К давешнему библиотекарю пришла барышня, видимо, знакомая, тоже в пенсне, в короткой, по щиколотку, юбке из шотландки. В ее холщовой сумке Коля заметил тетради.
- Илья Григорьевич, - громким шепотом сказала барышня, - чтобы вы ни говорили, а народное образование приносит плоды. Грузчики, бурлаки, ремесленники учатся читать, интересуются газетами! Как говорил поэт: «Ноги босы, грязно тело, и едва прикрыта грудь…»
- Не стыдися! что за дело? Это многих славных путь, - рассеянно продолжил Коля, просматривая газетный лист.
Он повернулся к стойке библиотекаря. Илья Григорьевич и барышня стояли с открытыми ртами.
Коля отодвинул подшивку: «Ломоносов родился в Холмогорах, в Архангельской губернии. Он учился в Славяно-Греко-Латинской академии, и в университете Марбурга. Некрасов, в стихотворении, называет его «архангельским мужиком». Принесите мне, пожалуйста, учебники французского языка, -Коля подумал, - латыни и немецкого.
Библиотекарь выронил деревянную вставочку с пером. Получив книги, Коля понял, что знает все эти языки. Вернувшись в подпол, он все рассказал Арсению. Коля не мог солгать, не мог утаить правду. Иисус заповедовал людям не обманывать друг друга. Коля это знал. Арсений, несколько раз, пытался объяснить ему, что такое ложь. Коля удивлялся:
- Зачем это, святой отче? Сказано, пусть будет твое да, да, и нет, нет, сказано: «Не послушествуй на друга своего свидетельства ложна». Зачем люди это делают? - он поднимал лазоревые глаза. Арсений гладил его по голове: «Человек есть сосуд греховный, Коленька. Слабое создание, не в силах устоять перед искушением...»
Перед глазами Коли встала темная каморка, заколебался огонек свечи. Он вдохнул аромат цветов и покраснел. Игумен спокойно выслушал его и даже улыбнулся:
- Говорил я тебе, сыночек, что ты учился. И дальше учиться будешь. Станешь священником, митрополитом..., Такие люди, как ты, нужны истинной церкви. Не всегда же нас, - Арсений перекрестился, - будут гнать и преследовать.
Коля хотел поехать с иноками на Ветлугу, просил, чтобы Арсений его постриг. Игумен покачал головой:
- Доберешься до Белой Криницы, и примешь чин ангельский. Ты молод, - Арсений вздыхал, - разные вещи могут случиться. Письмо для тамошних иноков я тебе дам. Отправим тебя с надежными людьми..., - они провели в Ярославле лето и осень, ожидая оказии на Ветлугу. Караваны баржей туда отправлялись часто, но Арсений не хотел рисковать. Купец, приютивший их, сказал, что скоро с Низа должны прийти корабли его знакомца, старообрядца. Коля попросил у игумена благословения ходить в библиотеку. Арсений объяснил ему:
- Милый мой, а если облава? Если паспорт у тебя проверят? Ты лгать не умеешь, - он взял руку юноши, - расскажешь и о себе, и о нас..., Мы все в тюрьму сядем. Тебе повезло, но не надо больше Господа испытывать..., - у Коли, в подкладке армяка, было зашито письмо от игумена, в монастырь Белой Криницы.
Еще у него лежала бумага бегунов, простой, пожелтевший листок с надписью: «Господь защититель живота моего: кого страшуся?». Арсений, с иноками, дождались каравана с Низа, и отправились на Ветлугу. Настоятель, расставаясь, благословил Колю. Юноша, поцеловал, старческую, но сильную руку:
- Я за вас молиться буду, святой отче, неустанно. За смиренного инока Арсения. Вы меня спасли..., -Коля вытер слезы. Настоятель перекрестил его:
- Я просто сделал то, что Иисус нам заповедовал, голубчик. Может, - он обнял юношу, - и встретимся еще, когда-нибудь. Я тоже за тебя молиться буду, - Арсений коснулся губами высокого лба.
Хозяин сказал Коле, что в Москву возвращаться опасно. Когда лег снег, и дороги стали проезжими, его послали с обозом на запад. Коля привык ночевать в чуланах и подполах, у крестьян и ремесленников. Старообрядцы передавали его из села в село, из города в город.
- Столица, - вспоминал Коля, - Санкт-Петербург.
Сюда его довезли в закрытых санях, и высадили на Симбирской улице. У Коли имелся клочок бумажки с надежным адресом. Его должны были отправить на Украину. У него при себе не было даже Евангелия. Старообрядцы не пользовались книгами никонианской печати. Редкие, старые издания ревностно хранили. Коля, впрочем, помнил Писание и молитвы наизусть. Оставаясь у хозяев, ожидая очередной оказии, он служил обедни и читал с ними Библию. Он жил и у беспоповцев. Те часто уговаривали Колю не ездить в Белую Криницу, а стать наставником в общине. У них не было священников, службу вели миряне. Коля улыбался: