Волк знал, что у него есть полчаса. Ключей от камеры Гольденберга ему стянуть не удалось, зато в тайнике, в подкладке рабочего армяка, у Волка лежали отмычки. Все дело не заняло и пятнадцати минут. Гольденберг спал, когда Волк зашел к нему в камеру. Он задушил предателя полотенцем. На том же полотенце, Волк подвесил труп к решетке, перекрывавшей крохотное окошко.
Волк вернулся в палатку, и закинул руки за голову, вдыхая запах реки. Нева текла совсем рядом: «Я говорил, все будет легко».
Соблазнить содержанку пана Крука тоже оказалось нетрудно. Две недели он приходил на свидания с цветами и осыпал даму комплиментами. Волку Соловьева была не нужна, он хотел добраться до морганатической супруги императора. Одновременно, он стал раздумывать, как ему добиться того, чтобы на Кассандру обратил внимание его величество. Воронцов-Вельяминов, к тому времени, вернулся в столицу, но на балы не ездил. Во-первых, как сказал Саша, его отец еще прихрамывал, а во-вторых, пока не закончился траур по старшему сыну пана Крука. Николай, как оказалось, после удара по голове сошел с ума и бросился в Яузу.
- Туда ему и дорога, - подытожил Техник, - чем быстрее Россия освободится от этой мрази, тем быстрее мы построим новое общество.
Технику, в плане Волка, отводилась важная роль. Он должен был шагнуть под колеса царского экипажа с первой бомбой.
- Это будет обманка, - усмехнулся Макс, рисуя план, - надо выманить тирана на мостовую. Услышав взрыв, кортеж остановится. Он захочет узнать, в чем дело…, - Желябов почесал в засыпанной пеплом бороде: «Рискованно, товарищ Волк. Скорее наоборот, он запрется в карете и велит ехать рысью».
- Не запрется, - уверил его Макс. Он знал, что царь, познакомившись с Кассандрой, увидев ее на канале, выйдет из экипажа.
Он посмотрел на хронометр. Волк, решительно, зашагал во двор дома, где, на первом этаже, снимали квартирку Желябов и Перовская. Макс толкнул рассохшуюся дверь подъезда и поморщился. В нос ему ударил стойкий запах нечистот.
- Хватит с меня этих немытых революционеров, - внезапно, разозлился, он, - забираю Любовь, и больше никогда не буду этим заниматься. Купим виллу, заведем лошадей, яхту…, - Волк был брезглив. Даже когда он, вынужденно, изображал рабочего, он каждый день ходил в бани, или купался в реке. В квартире на Моховой царила безукоризненная чистота. Мистер Вилен пригласил мадемуазель Веру на кофе. Женщина долго отнекивалась, краснела, но согласилась. Верочка, зайдя в переднюю, ахнула:
- Боже мой, мистер Вилен, как уютно! И не подумаешь, что это пристанище холостяка, - Верочка, лукаво, улыбнулась.
Кофе они начали пить в гостиной, а закончили в спальне. Верочка призналась, что была невестой блестящего, боевого офицера. Он погиб на турецкой войне.
- С тех пор, - женщина вздохнула, - месье Вилен, я еще никого не встретила…, - в кровати, Верочка шептала:
- Он приехал в отпуск, с войны…, Мы хотели пожениться, но не устояли перед страстью…, - Макс, едва не зевнул. Вся сказка об офицере была придумана, от начала и до конца. Верочка не могла признаться, что давно состоит на содержании у пана Крука. Макс знал, что женщина, после их знакомства, несколько раз посещала квартиру на Литейном проспекте. Волк за ней проследил.
- Но после Рождества пан Крук ее больше не приглашал, - Волк остановился перед старой, некрашеной дверью, - потому что он сделал предложение Кассандре, и малышка его приняла. Разумеется, приняла. Я ей велел не только согласиться, но и уложить пана Крука в постель. Он, должно быть, порадовался, на старости лет. Кассандра привлекательней мадемуазель Соловьевой, и гораздо моложе, - Верочка целовала Максу руки и клялась в своей любви. Он сказал женщине, что на квартиру приходит поденщица. Уборщицы, Волк не нанимал, это могло быть опасно. Он отлично справлялся со всей домашней работой. Макс любил натирать паркет и мыть посуду. Он постучал в дверь, и вспомнил заваленный хламом коридор, засыпанные пеплом половицы в квартире Желябова и Перовской, жирные стаканы со следами от пальцев.
Перед уходом с Моховой Волк перестелил шелковые простыни. Он сбегал в лавку на Литейном проспекте за французскими нарциссами, положил на лед белое вино и купил бельгийского шоколада. Днем он ждал гостью. Дама приезжала ненадолго, на два часа. Она не хотела вызывать подозрения у слуг.
- Будет о чем вспомнить, - неожиданно озорно подумал Волк, - мадам император в моей постели.
У нее были темные, мягкие волосы, глаза цвета патоки. Волк усмехнулся:
- Царю, седьмой десяток идет. Я, во всяком случае, лучше него. И лучше пана Крука, - он дождался, пока Перовская откроет, и шагнул в переднюю. Пахло какой-то кислой грязью, и дешевым табаком. Волк напомнил себе, что надо успеть помыться и переодеться.
Он скинул треух на грубый табурет, поверх каких-то книг, и достал из кармана пальто блокнот. «Первого марта, - спокойно сказал Волк, глядя с высоты своего роста на бледный, угреватый лоб Перовской, на ее жидкие волосы, - в два часа пополудни, на Екатерининском канале. Пойдемте, - он указал в сторону кухоньки, - выпьем чаю. Я вам все расскажу».
- Неужели, - Перовская, вдруг, схватила его за руку, - неужели, у нас получится, товарищ Волк?
У нее были влажные, цепкие пальцы. Из уборной донеслось кряхтение, и звук льющейся воды.
Волк, наставительно, заметил:
- Меньше чувств, больше спокойствия и организованности, товарищ Софья, и мы добьемся своей цели.
В умывальной гремел таз, Желябов полоскал горло. Волк скинул пальто и брезгливо вытер ладонь о подкладку. Свистел чайник. Волк закурил папиросу, стараясь не замечать запаха в передней. Он шагнул на крохотную, грязную кухоньку.
За большим, выходящим на Михайловскую улицу окном было сумрачно. Федор посмотрел на изящные часы красного дерева. Не пробило и трех пополудни. Мокрый снег хлестал прохожих на улице, мимо Гостиного Двора проехал вагон конки. Его бронированный экипаж стоял рядом с входом в отель «Европа». Пахло хорошим кофе, египетским табаком, на дубовом столе были разложены проспекты отелей и расписания, железных дорог.
- Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство, - на хорошем русском языке уверил его клерк-француз, - с того момента, как вы ступите на перрон Варшавского вокзала, вы и ваша супруга будете окружены нашей неустанной заботой, во время всего путешествия.
Венчание назначили на Красную Горку, в Пантелеймоновской церкви. На церемонии должен был присутствовать государь и великие князья. Набережную Фонтанки и прилегающие улицы, по распоряжению Федора, за два дня до свадьбы, закрывали для проезда карет. Он приказал жандармским нарядам, за неделю до венчания, обойти все квартиры и дома вокруг церкви, на предмет проверки проживающих людей.
- Арестовывайте всех подозрительных, - заметил Федор на совещании, - превентивно, как мы это делали в Москве, во время визита государя. Потом разберемся. Народ на нас не обидится, -усмехнулся Воронцов-Вельяминов, - речь идет о безопасности монарха.
Он бросил взгляд на приставленную к ручке кресла трость черного дерева. Он почти не хромал. Два раза в неделю к нему, на Фонтанку, приезжал доктор Лесгафт. По инициативе хирурга, в этом году открыли армейские курсы гимнастики и фехтования. Федор попросил Петра Францевича организовать занятия для жандармов. Он был большим поклонником спорта. На совещаниях, Федор, наставительно говорил:
- Надо вести здоровый образ жизни, господа. Переедание, злоупотребление алкоголем, отсутствие физических упражнений, вот бич нашего времени.
Лесгафт занимался с Федором восстанавливающей гимнастикой и делал массаж. После операции, когда он очнулся, Склифосовский сказал Федору:
- Ангелу-хранителю своему свечку поставьте. Охранники вовремя спохватились, прибежали и кто-то вспомнил, что при таких ранениях надо накладывать жгут. У вас была повреждена бедренная артерия. Еще полчаса, и вы бы истекли кровью.
Больше ничего повреждено не было, с улыбкой, подумал Федор, просматривая расписание свадебного путешествия. Через неделю после ранения, утром, он проснулся с мыслями об Анне. Федор понял, что, кроме шрама на бедре, и хромоты, временной, как уверил его Склифосовский, все остальное у него в порядке.
