Марта, примерно, представляла себе, о чем может пойти речь на свидании с премьер-министром. Однако на Ладгейт-Хилл ее ждал отменно сработанный русский паспорт. Она вспоминала имя, нацарапанное Полиной на листке бумаги, в госпитале.

- А если она ошиблась…, - напряженно думала Марта, - до кургана сто футов было. Но Полина их с детства вырастила, она знает его лицо. Я уверена, что он в Россию сбежал, - полиция, превентивно, арестовала несколько десятков известных ирландских радикалов, однако они все молчали. От банды ничего не осталось, кроме трупов, а их опознать никто не мог.

- Или делают вид, что не могут, - мрачно сказала Марта мистеру Филду, - не пытать же нам этих людей. Джон…, его светлость покойный, и в Ирландии пытки запретил, во время расследований.

- Это изменится, миссис Кроу, - уверил ее Филд, - министр внутренних дел подписал распоряжение о замене пожизненного заключения на повешение, для некоторых фениев, что в наших тюрьмах содержались. Мы с ними церемониться больше не будем, - Марта сидела, вглядываясь в газету.

Она собиралась поехать в Россию следующей весной. До этого времени ей надо было заняться восстановлением особняка, проследить за работой компании, и подобрать человека для миссии Гриффина, отправляющейся в Афганистан.

- И Дизраэли, - пробормотала Марта, читая передовицу The Times, - понятно, что Джон с ним разговаривал, перед смертью.

Редактор вспоминал либерализм первого наместника Ольстера, сэра Кеннета Маккензи:

- Как известно, король Яков вознаградил стремление к миру с ирландцами тем, что отправил сэра Маккензи на эшафот. Покойный герцог Экзетер поплатился за свои иллюзии относительно того, что Ирландия может стать независимой от Англии. Никаких поблажек, никакого гомруля, эти люди понимают только один язык, пули и петли, - Марта резко ткнула папиросой в серебряную пепельницу:

- В Америке то же самое об индейцах пишут. Господи, сколько это будет продолжаться…, И Индия, надо ей дать свободу…, - она вспомнила постскриптум в записке от Полины: «Дети теперь жених и невеста. Мы подождем два года, пока Джейн школу закончит. Грегори нам очень помог. Он, конечно, будет нас навещать».

Они собирались вернуться в Лондон в конце недели. Старший сын приехал из Парижа с усталым лицом. Марта подумала:

- Если бы он мог в Ньюкасл отправиться…, Однако он, наверняка, хочет в Африку поехать. Не зря он с Ротшильдами встречался, - Петр, только, коротко, сказал, что Ротшильды заинтересованы в поддержке алмазодобывающей компании. Марта кивнула: «Хорошо, милый мой». Под голубыми глазами юноши залегли темные круги. Он был в наскоро купленном, траурном костюме.

Марта оправила подол черного, шелкового платья. Посмотрев на хронометр, женщина вышла в коридор. Она хотела удостовериться, что со свекровью кто-то дежурит, и отправиться в Лондон. Дети были в своих спальнях. Люси, свернувшись в клубочек, тихо плакала. Девочка подняла русоволосую голову:

- Мамочка…, Дедушка Аарон мне привез весточку, от Маленького Джона, то есть от его светлости…, -Люси сглотнула, - можно, мы иногда будем писать друг другу? Я тебе все буду показывать, - почти испуганно добавила Люси. Марта сидела на кровати, в комнате дочери:

- Зачем это, милая? Пишите, сколько хотите, я тебе доверяю, - она поцеловала мокрую щеку и предложила: «Дать тебе этот бюллетень химического общества, что Петр привез? Полежишь, почитаешь…»

Девочка кивнула:

- Мне так легче, мамочка…, - Люси, внезапно обняла ее, расплакавшись. Марта долго гладила ее по теплым локонам: «Ничего, ничего, милая…, Отдыхай».

Люси заснула, младший сын тоже, а Грегори она застала у постели свекрови.

- Я дедушку в кровать отправил, - сын поднял серо-голубые глаза,- я сам…, - Марта попросила:

- Не надо, милый. Ты устал, очень, я вижу…, - она бросила взгляд на пышный букет роз, в серебряной вазе, на камине. Алые лепестки, казалось, чуть трепетали.

- Бабушке лучше, - Грегори считал пульс, - ей просто не надо волноваться, хотя…, - он махнул рукой и не закончил.

Марта велела: «Ты подожди. Я тетю Мирьям позову, из кладовой. Она убирает».

Спускаясь вниз, по укрытой персидским ковром лестнице, Марта думала, что Аарон, конечно, ничего не сказал Полине.

- И никогда не скажет, - горько вздохнула женщина: «Она в трауре сейчас. Аарон на Святую Землю уедет, и не увидятся они больше». Она думала о перестройке особняка, о том, что надо найти человека для афганской миссии, и видела светло-голубые, спокойные глаза Мирьям.

Когда женщина приехала в Лондон, Марта, аккуратно, спросила ее, не сталкивалась ли она с Максом, после бунта в Париже.

- Полине он не пишет, - объяснила Марта, - она бы хотела с ним связаться. Его дядя погиб, и Питер…, -Марта замолчала. Мирьям покачала головой: «Нет».

- Нет, - повторила Марта и прислушалась. В столовой было тихо, слуги ушли в свою пристройку. В распахнутой двери передней Марта увидела Аарона. Он шел, вместе со священником местной церкви, к воротам.

- На кладбище собрались, - поняла Марта, - у Аарона здесь и жена, и дочь похоронены…, Здесь все похоронены, - она прислонилась к косяку высокой, дубовой двери, глядя на усыпанные мраморной крошкой дорожки, на розарий, на цветы в гранитных вазах на террасе. Темза поблескивала под осенним солнцем. Марта услышала щебет ласточек и заставила себя не плакать. Она выбрала для надгробия мужа строки от Иоанна: «Он был светильник, горящий и светящий». Каноник, взял ее руку: «Правильно».

Марта смотрела на реку, вспоминая ровные ряды могил, темный гранит памятника погибшим на морях, кресты белого мрамора. Она, обняв детей за плечи, бросила горсть влажной земли на крышку кедрового гроба.

- Прощай, мой милый, - одними губами сказала женщина, - спи спокойно. Я обо всем позабочусь.

Марта вернулась в переднюю и повертела капор черного шелка, лежавший на сундуке. В большом, венецианском зеркале прошлого века, отражалась вся она, от черных туфелек, до бронзовой, неприкрытой головы, затянутая в траурный шелк, с прямой спиной, с гагатовыми ожерельями на тонкой, шее, в глухом, высоком воротнике. Вокруг рта залегли резкие морщины. Экипаж должен был отвезти Марту на станцию через час, Дизраэли ждал ее к чаю, в своей резиденции, в Уайтхолле.

Марта, спустилась по боковой лестнице, что вела в кладовые: «Ладно. Здесь Аарон, Мирьям, мальчики…, Есть, кому за детьми и стариками присмотреть. Мирьям за кухней проследит, голодными не останутся. Надо у нее спросить, - напомнила себе Марта, - что из города привезти, от аптекаря, для тети Сидонии…, На всякий случай…, - она застыла в темном коридоре.

Мерно шипели газовые светильники. Марта услышала из-за двери кладовой с посудой низкий, задыхающийся женский стон. Она аккуратно нажала на ручку. Марта увидела в щели рыжие волосы сына, и проблеск белой, отливающей жемчугом кожи. Петя стоял на коленях. Женщина сидела на сундуке, платье сбилось к поясу, черноволосая голова откинулась назад.

- Пистолет у меня при себе, - спокойно вспомнила Марта, - очень хорошо.

Она рывком распахнула дверь и встала на пороге.

Когда они приехали в Париж, Мирьям появилась в его гостинице утром. Петя едва успел разложить свои вещи. Он остановился в скромном пансионе, в Латинском квартале. Юноша услышал стук в дверь. Она была в темно-синем, шелковом платье, от нее пахло мускусом. Женщина подталкивала его к кровати, развязывая галстук, расстегивая его рубашку, поднимая юбки:

- Милый, милый, - шептала она, - я скучала, прошло два дня…, - в Кале, ночуя в гостинице, Петя боялся, что Мирьям к нему придет. Рядом, в соседних комнатах, были дети, дядя Аарон, Мария и Моше. Петя, не дождавшись ее, облегченно выдохнул: «Слава Богу». В Париже она не отпускала его до обеда. Мирьям пообещала прийти вечером:

- Барону Ротшильду я отправлю записку. Давид принимает их семью, - профессор Кардозо был одним из самых известных хирургов в Европе. Он заведовал кафедрой травматологии в Лейдене, выпускал книги, и служил личным врачом императора Виллема Третьего. Мирьям весело сказала Петру: