Отлично одетый, холеный мужчина еще в прошлом месяце арендовал ящик в почтовом отделении на Юстон-сквер, напротив вокзала. Он предъявил французский паспорт на имя месье Франсуа Вильнева. Клерк принял плату и выдал аккуратный ключик. Волк давно выбрал это отделение. Он говорил своим ребятам:

- На железной дороге, на метрополитене нет людей. Одни пассажиры. Их никто не запоминает. Француз все это время на почте не появлялся. Он зашел в отделение теплым, ярким сентябрьским полднем, вежливо приподнял цилиндр и направился в отдельный закуток, где стояли ящики. Записку с номером подбросил под дверь комнаты пана Крука Дермот О’Лири. Волк достал маленький, присланный городской почтой конверт. Он раскланялся с клерком и проследовал на вокзал. В ресторане Макс поел супа с бычьими хвостами и ростбиф.

За чаем и пирогом с крыжовником он курил, разглядывая через закопченное, стеклянное окно толчею на перроне. У его ног стоял неприметный саквояж. Максу не хотелось снимать две комнаты, это было опасно. Он переодевался в хаммаме для джентльменов, на Белл-стрит, у Мраморной Арки. В саквояже лежал недорогой твидовый костюм. В нем Макс добирался до своего дома в Уайтчепеле. В Ист-Энде было много эмигрантов-евреев, из Польши и России. Брик-лейн была увешана объявлениями, зазывавшими в русские паровые бани. Мальчишки торговали бубликами, в еврейских лавках Макс покупал ржаной хлеб, квашеную капусту, и отличную солонину. К ней он пристрастился еще в Америке.

- Все-таки пошел он в Мэйфер, не удержался, - Макс выпустил дым.

- Хорошо, что его никто не видел. Кузина Эжени в Мейденхеде, вместе со всеми остальными. Это нам только на руку. И семья его светлости в Банбери. Ребята докладывают, что охрана на Ганновер-сквер не появлялась.

Макс отправлял в Мэйфер то разносчика папирос, то точильщика с лотком, то паренька с газетами. У него под рукой имелось три десятка человек. Прочтя записку от пана Крука, на почте, он быстро написал ответ. Макс запрещал Федору Петровичу приближаться к бывшей жене.

- Ходите в музей и ждите доставки груза, - посоветовал ему Волк, - об остальном позаботимся мы. Волк смотрел, как клерк наклеивает марку и орудует штемпелем:

- Интересно, мы когда-нибудь с паном Круком встретимся лицом к лицу, так сказать? Хотя зачем? Все, что нам друг от друга надо, мы и в переписке можем обговорить, - он расплатился и посмотрел на хронометр. Макс знал, что кузина Мирьям закрывала клинику на Харли-стрит во время шабата. Он сам это проверял.

Макс дошел до вокзального сквера и устроился на скамейке: «Может появиться какая-нибудь неожиданная пациентка..., Но вряд ли. У кузины, судя по всему, прием только по записи. Хорошо, -Волк сладко потянулся, - никто не помешает. Мальчишка ее в Мейденхеде. Я видел, она одна по улице ходит».

Макс появился на Харли-стрит в обличье кебмена. У ячейки были свои экипажи и лошади. Транспорт держали на Собачьем Острове, в заброшенном дворе.

- В трущобах все, что угодно, можно спрятать, - Макс наблюдал за играющими на дорожках сквера детьми, - золото, бомбы, пленников...

Он медленно проехал по Харли-стрит. Кузина, в темном, простом платье, вышла из клиники и направилась на восток, к Дьюкс-плейс.

- В синагогу идет, - понял Макс, - она раньше по соседству жила. Когда мы с ней здесь, в Лондоне встретились, - он, невольно, улыбнулся.

Сегодня он хотел дождаться, пока кузина вернется с молитвы, а потом позвонить в ее дверь.

- Она мне обрадуется, - уверенно сказал Макс и подхватил катящийся к нему обруч: «Держи!»

- Спасибо, сэр, - мальчишка в матросском пальтишке, коротких штанах и чулках склонил каштановую голову. Когда Волк жил с Аталией, он часто водил Александра гулять в парк, строил с ним песочные замки, играл в мяч. Макс катал ребенка на лодке вдоль Потомака, рассказывая ему о гражданской войне.

Александр, восхищенно, указал на темную воду: «Вы были на субмарине, вместе с дядей Степаном, что на Арлингтонском кладбище похоронен, - мальчик вздохнул: «А вам не страшно под воду опускаться, дядя Волк?»

- Совсем нет, - хмыкнул Макс. Они поехали в Ньюпорт, в особняк Горовицей. Волк научил мальчишек ходить под парусом и нырять. Они думали, что Макс, кузен их матери. Он писал Александру, как дядя, аккуратно, каждую неделю, извиняясь, что мальчик не может ему ответить.

- Я часто разъезжаю, милый мой, - Волк улыбался, думая, как Александр будет читать записку, - меня не застать на одном месте. Но ты помни, я обязательно вернусь и расскажу тебе о Европе и о нашей борьбе.

Ко всем письмам Волк прилагал рисунки. Он хотел, чтобы Александр увидел и Дублин, и Лондон, и Париж, и Африку. Он отправлял мальчику маленькие подарки и даже не упоминал о его матери. Волк знал, что Аталия всегда его примет.

- И кузина Мирьям тоже, - Макс достал блокнот, - сегодня. Я ее до конца шабата из постели не выпущу. Она и сама не захочет вставать. Надо вина купить, фруктов,- он закурил новую папиросу.

Прежде всего, надо было подумать. Максу нравилось, что особняк опустел. Отпадала нужда возиться с экипажами. Его светлость все равно был подозрителен. Он, действительно, мог не сесть во взятый на улице кеб, даже если бы экипаж остановил мистер Кроу. Чтобы заложить бомбу, требовалось проникнуть в дом, но Макс не видел к этому препятствий. Охрану с городского особняка Холландов, сняли. Он знал, когда наряд полиции, обходящий Мэйфер ночью, появляется на Ганновер-сквер.

- Отмычки, - пробормотал Макс, - отмычки у нас есть, и очень хорошие. А если кузина Марта сунет нос в подвал? - он нашел вычерченный на отдельном листе план особняка Кроу.

- Винный погреб, холодная кладовая..., - Макс разглядывал тонкие линии, - кладовая для бакалеи..., -Макс перелистал страницы и нашел выписки из корреспонденции Марты и Аталии:

- Люси увлекается химией, и хочет устроить в подвале лабораторию. Мы этим летом будем электрифицировать дом. Дядя Мартин и тетя Сидония переедут в Мейденхед, и тогда Люси получит себе место для занятий.

- Люси увлекается химией, - повторил Волк себе под нос.

- Вряд ли кто-то поверит, что девчонка четырнадцати лет могла сделать бомбу. Хотя она дочь Марты..., - Макс усмехнулся:

- Оставим вариант, на котором мы договорились. Фении берут на себя ответственность за взрыв. Тем более, на этом обеде будут дети, пожилые люди..., Все получится в их стиле, очень, - Макс поискал слово, - устрашающе. А Люси..., - он погрыз серебряный карандаш, а потом хлопнул себя по лбу:

- Отлично, просто отлично! Мне надо отправить телеграмму в Дублин, но, думаю, на том берегу Ирландского моря со мной согласятся. В конце концов, - Макс выбросил окурок и поднялся, - они так делали, с детьми сэра Кеннета Маккензи. Это, правда, было давно, - он подхватил саквояж, - но кое-какие вещи не устаревают.

Почтовое отделение было еще открыто. Смеркалось, зажигались газовые фонари, на площади перед вокзалом бурлила толпа. Лондонцы уезжали из города на выходные. Макс выстоял маленькую очередь. Он посчитал слова: «Здоровье детей дяди ухудшилось, срочно требуется консилиум».

Он оставил саквояж в камере хранения, расплатившись за сутки. Волк пошел на Пикадилли, к «Фортнуму и Мэйсону», за вином, яблоками и сливами.

- Цветы надо купить, - напомнил себе Макс, - кузина давно их не получала. А оттуда, - он улыбнулся, -на Харли-стрит. Она к тому времени будет дома.

Швейцар в ливрее магазина заботливо распахнул дверь. Волк снял серый, шелковый цилиндр. Он расстегнул пальто, сшитое на Джермин-стрит, с агатовыми пуговицами, и провел рукой по белокурым волосам. Волк прошел в отдел вин и шампанского и потребовал каталог.

На Харли-стрит тоже никого не оказалось. Мария стояла, держа саквояж:

- Еще не шабат, не стемнело..., А дверь закрыта, - она, для верности, подергала ручку. Девушка вздохнула:

- Может быть, в Мейденхед поехать? Или к дедушке вернуться? Как все складывается неудачно..., -она обернулась и увидела Мирьям. Тетя, быстрым шагом, шла по улице.