- Очень надеюсь, - внезапно подумала Мирьям, глядя на девчонок, - что с ними ничего такого не случится. Хотя откуда? Школа у них закрытая. На выходных Марта и Полина за ними присматривают. На каникулах они в Банбери, или в Мейденхеде. Их в бронированной, карете возят, под охраной.

- Я не уговаривала, - усмехнулась Люси, - я взяла инструменты и все сама сделала. В замке тоже можно было бы провести электричество, - со значением сказала девушка. Джейн покачала головой: «Он после крестовых походов был построен. Вряд ли он выдержит, если мы начнем стены сверлить».

- У вас такие подвалы..., - заметила Люси и увидела, что подруга покраснела. «С чего бы это, -хмыкнула девушка, - подвалы мы еще детьми излазили».

Она повернулась к Марии: «Взорваться здесь ничего не может. Я королевский стипендиат, староста своего года. Я с двенадцати лет работаю в лаборатории и отвечаю за все, что происходит, - Люси вздернула нос и встряхнула пышными, русыми косами: «Я вам покажу один интересный препарат. Тебе, Мария, он особенно понадобится».

Они зачарованно смотрели, как Люси, взяв шприц, набрала туда бледно-желтой, вязкой жидкости. Девушка взяла банку с плотно притертой крышкой. Мария кивнула: «Личинки мух». Люси впрыснула жидкость внутрь: «Ждите». Она, торжествующе, потрясла банкой:

- Я считала, лично. Половина личинок умирает в течение четверти часа. Это коричный альдегид, -девушка указала на шприц, - Дюма и Пелиго выделили его полвека назад, но я немного усовершенствовала формулу..., - Джейн замахала рукой: «Мы все равно не поймем».

- Папа собирается строить завод химических удобрений, в Ньюкасле, - Люси, убиралаьс, - я буду работать, в тамошней лаборатории, после колледжа. Я хочу заниматься инсектицидами. Это очень интересно. Я тебе пришлю этот препарат, - пообещала она Марии.

После визита к Бромли, за чаем в «Фортнум и Мэйсон», Мария, невзначай, спросила у деда:

- Ты откладывал деньги, все это время?

Она думала о своей лавке, о том, что можно устроить настоящую молочную ферму. Девушка заметила, что дед покраснел. Он закашлялся, и долго набивал трубку: «Можно сказать и так».

Мария говорила о своих планах. Каноник, все время, думал: «Надо отдать ей письмо Джоанны, оно у меня с собой. Надо рассказать о ее отце...»

Мария извинилась перед садовником. Внучка, как была, с кочаном в руках, подошла к деду.

- Это капустная моль, - указала она на дырку в листе, - они опрыскивают грядки настоем табака, но..., Дедушка, что случилось? - Мария взяла его за руку. Аарон вспомнил, как внучка, малышкой, подкладывала его ладонь под щеку, когда засыпала.

- Я люблю тебя, деда, - шептала девочка. Он крестил Марию: «Хороших тебе снов, милая».

- Нельзя, - сказал себе Аарон, - ты теперь глава церкви, да и раньше..., Нельзя думать только о себе. Это ее отец. Она имеет право знать, обо всем.

В огороде было жарко, пахло нагретой землей, над ними вились пчелы. Он услышал звук церковных колоколов.

- В Аспромонте тоже было тепло, - вспомнил Аарон, - когда я приехал. Осень стояла на дворе, а все равно солнце пригревало. Иисус, помоги мне, пожалуйста.

- Его высокопреосвященство Тэйт уходит в отставку, по состоянию здоровья, - наконец, проговорил Аарон, глядя в голубые глаза внучки.

- Ее величество оказала мне честь, выбрав меня..., - Мария разжала руки, кочан упал на ногу Аарону. Священник, невольно, охнул.

Девушка бросилась к нему на шею: «Дедушка…, Я не верю, не верю..., Дедушка, милый...»

- Я и сам не верю, - со вздохом признал Аарон. Он пошарил в кармане своего простого, поношенного, старомодного сюртука.

- Я тебе письмо принес, милая. От прабабушки твоей, - он вложил конверт в пальцы внучки. Девушка, недоуменно, спросила:

- От прабабушки Рэйчел, или от прабабушки Элизы? Они умерли давно, до того, как...

- От другой прабабушки, - тихо сказал Аарон.

- По линии отца твоего, милая. Ты почитай, я в церкви буду,- он пошел к паперти церкви Святой Марии, через лужайку. Девушка стояла, глядя ему вслед. Она опустила глаза к четкому, твердому, красивому почерку. Чернила выцвели.

- Моей правнучке, Марии Корвино, - пошевелила губами девушка. Присев на ящик у стены садового сарая, Мария начала читать.

Операционная в Королевском Госпитале Хэмпстеда помещалась на первом этаже, в светлой, выложенной белой плиткой комнате. Пациентка была под хлороформом. Большие банки темного стекла, с этикетками «К и К», стояли в кладовке. Грегори, накладывая маску, вспомнил: «Папа и мама должны скоро приехать, из Ньюкасла. Люси в школу пора. Через две недели занятия начинаются. Люси, и..., - он посчитал пульс и кивнул Мирьям. Доктор Кроу была в холщовом, длинном халате, в таком же фартуке. Черные волосы прикрывал серый платок. Операция считалась рутинной. У женщины неправильно сросся перелом. Пациентка работала поденщицей. Здесь, в Хэмпстеде бедняков лечили бесплатно. Женщина, несколько месяцев назад, не удержалась на стремянке, моя окна, и сломала левую руку.

- Перебивалась кое-как, доктор, - вздохнула она, когда Грегори осматривал ее перед операцией, в палате, - у меня трое детей, их кормить надо. Вы меня здесь долго продержите? - озабоченно взглянула на него женщина: «Я заработок потеряю...»

- Три дня, - уверил ее Грегори, - не больше. Я был у вас в Уайтчепеле. Ваш старший мальчик о сестрах позаботится. Вернетесь домой, а через две недели придете сюда. Мы снимем лубок.

Он положил длинные, смуглые пальцы на руку пациентки.

- Легче, - изумленно отозвалась женщина, - не так болит, доктор.

- И вообще не заболит, - Грегори улыбнулся, поднимаясь: «Ни о чем не беспокойтесь». Он вышел в коридор и прислонился к стене. Граф Хантингтон уехал в Банбери, к семье. Джон, за обедом в особняке на Ганновер-сквер, сказал, что скоро его отец вернется, из Дублина.

- Ненадолго, - усмехнулся Маленький Джон, - у него в Лондоне дела, по работе. Папа с мамой хотят проверить, как я в Кембридже обустроюсь.

Они обедали одни. Тетя Юджиния увела маленькую Жанну на прогулку. Грегори обвел глазами отделанную мрамором малую столовую:

- Ты тоже поедешь в Банбери. Не откладывай больше. Она сказала, что любит тебя..., - юноша сжал вилку в кулаке и услышал недоуменный голос старшего брата: «Ты что это покраснел?»

- Жарко, - коротко ответил Грегори. Он отложил накрахмаленную салфетку. Юноша, молча, распахнул французское окно, что вело в еще цветущий сад.

- Здесь мы сидели, - вспомнил юноша, глядя на мраморную скамейку, - после пасхального обеда...

Мартин и Люси спустились в лабораториию. Девушка показывала брату новые реактивы, из Германии. Грегори бросил взгляд на родителей, на бабушку с дедушкой. Мартин и Сидония приехали, ради обеда, из загородного имения. Взрослые раскинулись в креслах на террасе. На резном столике поблескивал серебряный, кофейный сервиз, пахло хорошим табаком. Отец и дед шуршали газетами, мать углубилась в какие-то подсчеты, бабушка листала: «The Englishwoman's Review».

- Здесь статья мамы твоей, милая, - позвала Сидония: «О том, как правильно подавать петиции в парламент, с юридической точки зрения. Отлично написано».

Джейн нежно покраснела:

- Спасибо, бабушка Сиди. Кузен Грегори, - большие, синие глаза взглянули на него, - вы продолжайте, это очень интересно.

Грегори рассказывал ей о своей пациентке с огнем святого Антония.

- Нам удалось спасти ногу, кузина Джейн, обойтись без ампутации, но это редко случается. Пока у нас нет средств от этой болезни. Фармацевтических средств, я имею в виду..., - золотистый локон выбился из ее простой прически и спускался на белую шею, немного приоткрытую воротником платья. Оно было еще девичьим, коротким, не закрывало щиколотки. Грегори, опустив глаза, увидел стройные лодыжки в серых чулках и скромные туфельки.

Ногу пациентке удалось сохранить, потому что он был ее лечащим врачом, но Грегори знал, что у него не всегда все получается. Он был бессилен при операциях. Грегори не мог остановить кровь. Ему только удавалось сделать так, чтобы пациент меньше страдал.