- Он что, меня в этот комитет хочет пригласить? Но я в нем заседаю. Мы в прошлом году епископа Дарема выбирали..., Хотя здесь архиепископ, это большая ответственность..., - Аарон, невольно, перекрестился. Он, сначала, даже не понял, что оказалось у него в руке.

Это был конверт с печатью королевы Виктории. Аарон вспомнил, как держал такой же, еще на Крымской войне.

- Мэри была бы рада, - ласково подумал он, - рада, что у нас внучка.

- И монарх делает свой выбор, - завершил Тэйт. Он указал глазами на конверт. Аарон достал исписанную знакомым почерком бумагу. Королева всегда поздравляла его и Марию с Рождеством и Пасхой. Аарон читал, а потом поднялся:

- Ваше высокопреосвященство, я..., - он растерянно огляделся. Тэйт, внезапно, улыбнулся: «Поздравляю вас, ваше высокопреосвященство».

- Я бы, - Аарон помолчал, сжимая в руке конверт, - я бы хотел помолиться.

Тэйт склонил голову и указал на дверь библиотеки. «Я подожду вас».

Аарон и сам не помнил, как он оказался в коридоре резного дуба.

- Помолиться, - он оглянулся, - Господи, Иисус, мог ли я ожидать..., Я не справлюсь, я деревенский каноник..., То есть епископ, - поправил себя Аарон, - но все равно..., - он спустился на первый этаж. В открытую дверь виднелся шпиль церкви святой Марии. Аарон постоял немного на пороге дворца. Обогнув каменную пристройку, где помещалась кухня, каноник пошел на огород, к внучке.

Волк снял себе комнатку в Ист-Энде, в старом, покосившемся доме, где жили прачки, рабочие на железной дороге, и ремесленники. На первом этаже была дешевая лавка, на углу пивная, где он ужинал. Обед выдавали на работе, в депо. Завтрак он готовил на керосинке. Макс жил тихо, пользуясь своим американским паспортом.

По дороге из Нью-Йорка в Ливерпуль он, ненадолго остановился в Дублине. Макс получал регулярные отчеты из Ирландии, и России. Фениям, как и народовольцам, удалось посадить в канцелярию оккупационной администрации, так называл ее Макс, своего человека. В пивной на окраине Дублина Волк увиделся с невзрачным юношей в очках. Молодой человек передал ему полное расписание поездок его светлости на ближайший год. В сентябре герцог Экзетер должен был оказаться в Лондоне. Волк, вернувшись в Дублин, послал невинную открытку на безопасный ящик в Варшаву: «Дядя хорошо себя чувствует. Он приглашает нас в сентябре на семейный обед». Это был сигнал для пана Крука. В Лондоне, Волк быстро устроился слесарем в депо. Опыт работы на железной дороге у него был отменный, рекомендации отличные.

- В конце концов, - усмехнулся Волк, расписываясь в ведомости, - кто, как не я, взорвал мост в Огайо и организовал забастовку в Балтиморе? Ребята даже баррикады построили. Америку мы еще раскачаем, обещаю.

Акция в России планировалась на ноябрь. В Лондоне, Волк тайно встретился с бежавшими из России народовольцами.

- Если диверсия на железной дороге будет неудачной, - он отхлебнул пива, - у нас есть два запасных плана. Взрыв во дворце и бомба в экипаже. Один из них мы опробуем здесь.

Живя в Америке, Волк следил за семьей через Аталию. Она аккуратно писала Марте. Волк разъезжал по всей стране, туманно говоря Аталии, что у него много дел. Женщина ими не интересовалась. Он знал, что всякий раз, по возвращении в Вашингтон, его ждет теплая постель, и Аталия, тихая, покорная, улыбающаяся. Она не заговаривала о замужестве. Впрочем, Волк знал, что, выйдя замуж, она потеряет свою военную пенсию. Аталия не упоминала о детях, не просила поехать с ним в Европу. Она хлопотала над ним, приносила ему завтрак в кровать и целовала ему руку.

Мальчикам она представила Волка как своего родственника по линии отца, из Франции. Авраам на него не обращал внимания. Старший сын Аталии занимался в школе, готовился к бар-мицве, переписывался с равом Горовицем и равом Судаковым.

- А вот Александр, - Волк улыбнулся, рассматривая детский рисунок, что был вложен в его блокнот, -Александр хороший мальчишка.

Он, сам того не ожидая, полюбил ребенка. Волк рассказывал Александру о Джордано Бруно, Кампанелле и Робеспьере, о декабристах и революциях в Европе. Макс укладывал малыша спать, и пел ему песни Беранже, что он, в детстве, слышал от бабушки. Узнав, что Волк, ребенком, дал клятву бороться за свободу угнетенных, Александр потребовал:

- Я тоже так хочу, дядя! Это будет наша тайна, - он прижался каштановой головой к плечу мужчины, -мы маме ничего не скажем. Волк велел: «Давай ладонь». Мальчишка не заплакал, только закусил губу. Александр кивнул:

- Я всегда буду сражаться рядом с вами, дядя Волк.

Когда Макс уезжал в Европу, Александр крепко обнял его за шею: «Возвращайтесь, дядя. Я буду вас ждать». Он подарил Волку рисунок. Баррикада перегораживала улицу, над ней развевались красные флаги. Мужчина и мальчик стояли рядом, держась за руки.

- Пролетарии всех стран, соединяйтесь! - написалл сверху ребенок, без ошибок. Волк всегда, ласково, улыбался, глядя на бумагу. Он решил забрать Александра у Аталии, когда мальчик подрастет, и воспитывать его, как своего сына.

- В конце концов, - Волк сидел на деревянном подоконнике своей комнатки, - может быть, я и не встречу женщину, которая станет моей спутницей, моим товарищем..., Мне почти сорок.

Он, конечно, этого не чувствовал. Он обливался холодной водой по утрам, делал гимнастику, плавал в море даже зимой, был умерен в еде и позволял себе лишь немного алкоголя.

- Надо будет навестить кузину Мирьям, - Волк смотрел на полуденную толчею внизу, на мальчишек с газетами и папиросами, - она никому не скажет, что я здесь. А я узнаю, какие планы у мистера Питера Кроу и его семьи. Они должны устроить большой обед, если все приехали, обязательно...

Волк, сначала, хотел подорвать особняк на Ганновер-сквер. Побывав на площади, он заметил невидных мужчин в пиджаках. Двое сидели на скамейках в маленьком парке, прикрывшись газетами, еще двое прогуливались по мостовой. Это, несомненно, была охрана его светлости.

Волк, сидя со своими ребятами, покачал головой: «Незачем рисковать. Они даже ночью дежурят».

Он вспомнил рассказы бабушки о люке на крыше особняка Холландов, и отогнал эту мысль: «Туда не пробраться».

В Лондоне, в его ячейке были фении, несколько русских эмигрантов и анархисты. Волк очень тщательно отбирал людей, рабочих или техников, спокойных, не вызывающих подозрения. Они не участвовали в забастовках, не покупали радикальных газет, не значились в досье Скотленд-Ярда или ведомства его светлости.

- Меньше крика, больше дела, - советовал Волк своим соратникам, - не надо привлекать к себе внимания.

Это же он написал и пану Круку. Федор Петрович, было, хотел остановиться в «Лэнгхеме», в Мэйфере. Волк велел ему снять комнаты в пансионе для джентльменов, в Блумсбери. Он напомнил родственнику, что девочку ему придется вывозить из Лондона под хлороформом. Пан Крук ответил, что сам все организует. Волку надо было доставить подростка по безопасному адресу, полученному от пана Крука.

- У них здесь есть резидент, - понял Макс, - ладно, не буду вмешиваться в дела Российской империи. Тем более, этой империи недолго жить осталось, как и всем остальным.

- Бомба в экипаже, - сказал он на заседании ячейки, - бомба с часовым механизмом. Мы таким устройстом подрывали мост в Огайо. Никто ничего не заподозрил, все списали на усталость металла. А здесь, - Макс широко улыбнулся, - спишут на ирландских националистов.

Фении согласились взять на себя ответственность за акцию.

- Британия, конечно, будет мстить, - сказал Максу в Дублине Номер Один. Даже Волк не знал, как его зовут. Номер Один был главой «Невидимых», террористического крыла фениев. Мужчина выпил темного пива и вытянул ноги к огню в камине:

- Это убийство главного секретаря по делам Ирландии..., Но все знают, что мы его приговорили к смертной казни. Никто не удивится. Наши братья в тюрьмах взойдут на эшафот, - ирландец поднял бровь, - однако каждый из них готов умереть за свободу страны.