- Ведите его, - приказал Дэниел, - под конвоем, разумеется.
- Родственник, - процедил он про себя, забирая со стола кольт, - мой отец убил его отца. И правильно сделал. Хороший индеец, как говорил дедушка Вулф, это мертвый индеец.
Кастер присвистнул: «Поговорим с ним, господин генерал. Сам явился, надо же. Он все нам расскажет, обещаю».
Дэниел кивнул. Взяв с табуретки китель, он застегнул медные, блестящие пуговицы. Где-то вдалеке слышался звук трубы:
- Мальчишка скоро должен вернуться. К ужину зовут. Я его никогда не видел, этого Меневу. Никто не видел, - полог зашевелился. Дэниел замер. Это был его дед, покойный Натан Горовиц, только в индейской одежде. Он стоял, невысокий, седоволосый, в замшевых брюках, и такой же безрукавке. Серо-синие, большие глаза посмотрели на них. Старик поклонился, раскрыв смуглые ладони:
- Здравствуйте. Меня зовут Менева. У меня нет оружия, - Дэниел увидел, как чуть заметно кивает сержант из конвоя. Генерал заставил себя улыбнуться: «Добро пожаловать».
У палатки, спешившись, Маленький Джон понял, что черное, это куски разделанного бизона. Мясо подвесили на аккуратно врытые в землю колья, с него еще стекала кровь. Полог типи, на одного человека, был закрыт. Джон покраснел: «Неудобно заглядывать». Он осмотрелся и заметил в прерии невысокого, крепкого, гнедого коня. Индейское седло лежало на траве рядом с типии. Весело горел костер. Джон понял, что проголодался. Он расседлал своего жеребца:
- Прогуляйся, милый. Скоро обратно поедем, - Джон посмотрел на стальной хронометр, - к ужину мы опоздаем, но ничего страшного.
Солнце еще не опустилось. По расчетам Джона, он должен был оказаться в лагере поздним вечером.
- Дядя Дэниел еще спать не ляжет, - подросток присел на землю и достал из своего походного, холщового мешка вяленое мясо бизона, - выслушает меня. Нет здесь никаких индейцев.
Он с аппетитом жевал и вдруг услышал сзади какой-то шорох. Джон вскочил, схватившись за кольт, и повернулся.
- Господи, - понял граф Хантингтон, - у меня рот мясом набит. Надо проглотить, прямо сейчас. Господи, какая она красавица.
Девушка стояла, наклонив изящную голову, с заплетенными, темными косами, пристально рассматривая Джона. Она была в замшевых брюках, высоких сапогах, в тонкой, расшитой бисером рубашке. На белой шее висело ожерелье из рога бизона. Джон заметил, что бусины перемежаются с лиловыми аметистами. Чистые, не ограненные камни, играли на нежной коже. Он отвел глаза, под рубашкой юноша заметил высокую, небольшую грудь. Джон в первый раз стоял так близко от девушки.
- Нет, - вспомнил он, - на Рождество, когда дядя Питер и тетя Марта в замке гостили, мы с Джейн, Люси и Мартином играли в шарады. Мне надо было ее за руку взять…, Но Люси ребенок, ей десять лет. Это как с кузинами Горовиц, не считается, - Джон вспомнил прозрачные, зеленые глаза мисс Кроу. У этой девушки были голубые глаза.
- Она похожа на тетю Мирьям, - подумал Джон, - такая же высокая. Она меня на голову выше. Да проглоти ты это мясо! - разозлился подросток:
- Она не индианка, она очень белокожая. Она загорелая, но, все равно, видно, что не смуглая. Откуда она? Здесь нет белых, - рот наполнила слюна. Джон, с ужасом почувствовал, как она стекает по подбородку. Юноша вытер рот рукавом, и поперхнулся. Полупережеванное мясо встало комком в горле, он отчаянно закашлялся. Девушка добродушно похлопала его по спине. Маленький Джон отдышался:
- Спасибо…, спасибо, мисс…, - он, неуверенно, поклонился: «Простите мою невежливость. Меня зовут Джон, Джон Хантингтон».
Юноше не полагалось первому представляться девушке, и вообще первому с ней заговаривать. Надо было ждать, пока кто-то из старших, мать или тетушка юной леди, не возьмет на себя эту обязанность.
Кроме двух лошадей, его и ее, в прерии больше никого не было. Джон вздохнул:
- Она подумает, что я невоспитанный болван. Но не ждать же, пока люди появятся. Здесь месяц может никто не проехать. Интересно, это она бизона убила? Вряд ли, она девушка…, Она вместе со своей семьей, наверное.
- Амада Маккензи, - она первой протянула ему красивую, с длинными пальцами, сильную руку. Джон осторожно ее пожал. Она держала кожаный мешок, где что-то прыгало.
- Форели, - поймав его взгляд, объяснила Амада: «Река рядом, Литтл-Бигхорн. Я поесть собиралась, мистер Хантингтон. Хотите ко мне присоединиться?».
- Он смутился, - весело подумала Амада, разглядывая зардевшегося Джона: «Хантингтон…, Папа мне говорил о герцоге, английском. Он дезертировал во время войны за независимость, и кочевал с индейцами. Он любил мою прабабушку, Гениси».
За жареными форелями и мясом они болтали о родословном древе.
- Мне тетя Марта о вас рассказывала, - признался Джон, - когда я сюда ехал. А где ваш отец, мистер Менева? С вами? - юноша оглянулся. От нее пахло дымом костра. Девушка облизала пальцы и покачала головой:
- У нас в типи гости, вожди племен. Папа меня охотиться послал. Мы дальше на севере стоим…, -Амада махнула в сторону гор.
- Тетю Марту я помню, хорошо, - розовые губы улыбнулись, - и сына ее. Он инженером стал, - Амада, внезапно, погрустнела:
- Скоро в наши горы тоже инженеры придут, начнут железную дорогу строить, рудники закладывать…., - они сидели рядом, на расстеленном по земле тканом, индейском одеяле. «Амада», как сказала она Джону, означало «лесная роса».
Она показала Джону Библию. Юноша, зачарованно, полистал книгу:
- А кто была ваша матушка, мисс Амада? Я святого языка не знаю, - вздохнул Джон, - мой дядя Пьетро, он раньше был священником, в Канаде жил…
- Мне о нем папа рассказывал, - кивнула Амада.
- Он знает, - продолжил Джон, - а я в Итоне только древнегреческий учу и латынь. А то бы я, конечно, прочел вам, что здесь написано, - он посмотрел на почерк незнакомой женщины: «Бедная мисс Маккензи. Она сирота, матери никогда не видела…»
Амада зажгла свечи, осторожно врыв их в землю: «Дочь Израиля, а больше я ничего не знаю. Папа мне расскажет, через год. Он обещал».
- Вы тоже еврейка, если ваша мать…, - Джон осекся. Голубые глаза девушки блеснули холодом: «Я индианка, и так будет всегда. Белые согнали нас со своей земли, - Амада встала и прошлась по сочной траве. Джон сразу вскочил.
- Согнали, - продолжила девушка, - наши братья страдают в резервациях, белые привозят им алкоголь, - красивые губы дернулись, - спаивают их, обманывают…, Они пользуются тем, что мы не умеем читать и писать, подсовывают кабальные договоры…, В Канаде хотя бы миссионеры школы устраивали, а в Америке и того нет.
Амада повернулась к нему: «Я бы хотела учиться дальше, мистер Хантингтон. У вашей матушки есть диплом. Я бы хотела стать юристом, чтобы защищать права индейцев! - ее щеки раскраснелись, вечерний, прохладный ветер играл темными косами. Она часто, прерывисто дышала.
- Приезжайте! - согласился Джон: «Приезжайте, мисс Маккензи, в Англию. У нас есть Гиртон-колледж, в Кембридже. Наша семья дала деньги на его открытие. В нем только девушки учатся. И у нас нет предрассудков, - торопливо добавил подросток, - кузен Грегори наполовину индиец, а станет врачом. Мы все будем очень рады…, - Джон, было, хотел добавить: «А особенно я», но сказал себе: «Оставь. Она такая красавица, что даже не посмотрит в твою сторону».
- У меня отец…, - Амада присела и задумалась:
- Моему папе почти семьдесят. Я не могу его одного оставлять, кузен Джон. Но спасибо вам, - она приняла от юноши листок с написанным адресом. Почта в Монтане имелась, на востоке территории. Амада обещала писать. Джон уверил ее, что армия здесь просто с миссией рекогносцировки, и не собирается нападать на индейцев. Оказывается, лагерь шайеннов, арапахо и лакота стоял ниже по течению реки. Джон взял слишком далеко к северу.
- Я надеюсь познакомиться с вашим отцом, - Джон седлал свою лошадь: «Я слышал от тети Марты, что он замечательный человек».
Амада объяснила, что индейцы приехали на летний праздник, с женами и детьми. Джон улыбнулся: «Я передам дяде Дэниелу. Пожалуйста, - он ласково пожал руку девушки, - не волнуйтесь. Никто вас не побеспокоит».