- Он в тебя влюблен был, в Баден-Бадене, - Питер провел губами по ее щеке, - да и кто бы в тебя ни влюбился..., Ему хочется, чтобы его мечта сбылась.

- Такие люди, - кисло ответила Марта, беря серебряный гребень, - не умеют любить, Питер. Не надо его жалеть. Ты помнишь, что он с Юджинией делал. Он до сих пор не оставляет ее в покое, мучит...

- А теперь оставит, - подытожил Питер, - и нас тоже. Я его не жалею, и не собираюсь, любовь моя. Мы с Люси все сделаем, а потом появишься ты, как и договаривались.

Марта кивнула и стала укладывать косы в тяжелый узел. Она взяла духи. В Лондоне ей делали эссенцию жасмина в магазине Yardley. Здесь, в Париже, Марта покупала духи в Lubin, они поставляли свою продукцию королеве Виктории. Марта назначила примерки в ателье месье Ворта. Париж оживлялся после войны, модельер сказал ей:

- Я думаю, что кринолин отжил свое, мадам Кроу. Платья будут узкими, а сзади, - он быстро нарисовал что-то на листе бумаги и показал Марте, - сзади мы собираемся вшивать турнюр. Это поможет..., -месье Ворт замялся. Женщина расхохоталась:

- Тем, у кого мальчишеская фигура. Боюсь, у меня и турнюр ничего не изменит, но мы его сделаем, конечно.

Цвета были глубокими, яркими, темный изумруд, аметист и пурпур.

- Химические красители, - Питер рассматривал альбом с образцами, - совершили революцию, месье Ворт. Ткань может быть любого цвета. Недалек час, когда мы откажемся от шелковых чулок и оденем, женские ноги в продукцию химической промышленности.

Ворт даже закашлялся: «Это как, месье Кроу? Искусственная ткань?»

Питер кивнул:

- Ваш, французский химик, месье Одемар, пятнадцать лет назад предложил обрабатывать нитроцеллюлозу эфиром и ацетоном. Целлюлоза, - Питер подал руку жене, - делается из хлопка и довольно дешева. Однако пока этот процесс долог, и трудоемок. Но я вам обещаю, - Питер улыбнулся, - мы увидим платья из искусственных тканей, и чулки такой тонкости, что через них, - он подмигнул Ворту, - мы сможем рассматривать женские ноги. Как это было во времена вашей революции.

- Тогда они просто без чулок ходили, - развеселился модельер, - но для этого нужны короткие платья, а такого никогда не случится, месье Кроу. Никогда приличная женщина не наденет наряд, открывающий щиколотку.

- Я бы поспорил, - отозвался Питер, - но я никогда не спорю.

Марта придирчиво осмотрела мужа и дочь и осталась довольна. У любого управляющего магазином седые виски Питера, его бриллиантовый перстень и золотой брегет вызвали бы полное доверие. Муж взял с собой паспорт, где четко значилась мисс Люси Кроу, дочь Питера и Марты, пяти лет от роду, проживающая в Лондоне. Она присела и обняла девочку:

- Ничего не бойся. Начинай кричать, когда вы окажетесь у входа в магазин. Папа все время будет рядом, а я приду и заберу вас из полицейского участка.

- Еще и в полиции побываю, - довольно поняла Люси: «Мартин позеленеет от зависти. Будет, что девочкам рассказать. Они после Каира и Красного моря меня слушали, открыв рот. Они нигде, кроме Англии, не были. Хотя у Марии, на ферме, хорошо. У нее даже козлята есть, и теленок, - Люси весело улыбнулась и шепнула: «Не волнуйся, мамочка».

Питер, сидя напротив дочери, незаметно огляделся: «Господин Воронцов-Вельяминов, собственной персоной. Я его видел, на улице, он от нас не отставал». Зять Марты устроился за столиком в углу. Питер заметил, что в руках у него был какой-то сверток.

- А если он с оружием, - забеспокоился мужчина, - у меня ничего нет, и здесь Люси..., Он не будет в меня стрелять, он хочет ее забрать без шума. Но без шума не получится, - Питер подавил улыбку и сказал дочери:

- Ты посиди здесь, милая. Я возьму на кассе вещи, что вчера мама отложила.

Пальто он оставил на спинке стула. Выйдя из кафе, оказавшись в зале с елкой, Питер завернул за беломраморную колонну. Дверь в кафе была только одна, он бы не пропустил дочь и Воронцова-Вельяминова. Марта велела Люси кричать как можно громче:

- Можешь даже его укусить, - усмехнулась женщина. Люси, открыв рот, показала мелкие, белые зубы: «Так и сделаю».

В свертке лежала красивая, фарфоровая кукла с набором платьев и шляпок. Федор проводил взглядом мужа невестки и перекрестился. Девочка сидела к нему спиной. Она сняла шляпку, но осталась в своем бархатном пальто. Она грызла печенье и пила шоколад, подняв голову, рассматривая фрески на потолке кафе. Федор осторожно поднялся и понял, что не знает с чего начать.

- Это моя дочь, - разозлился он, - так и начну. Нечего здесь думать.

Он присел напротив. Девочка не удивилась, только посмотрела на него прозрачными, зелеными, глазами. Люси вспомнила голос матери:

- Он тебе скажет, что ты его дочь..., - Люси фыркнула: «Так я ему и поверила. Но я ему об этом не скажу, конечно, - прибавила Люси, - пока мы до входа не дойдем. Я вообще буду молчать».

Федор откашлялся и улыбнулся: «Тебя ведь Люси зовут? Ты дочь мадам Марты Кроу?». Девочка облизала серебряную ложку, которой размешивала шоколад, и кивнула.

- Я твой отец, милая, - Федор смотрел на нее, чувствуя слезы на своих глазах:

- Господи, какое счастье..., Я хотел тогда, в Бадене..., И Юджиния родит девочку, я уверен. Будут у меня две красавицы, как я тогда и думал..., - он вспомнил бронзовые волосы невестки и велел себе: «Хватит. Это была просто игра. Марта ее больше никогда не увидит, обещаю. Пусть платит за то, что лишила меня дочери, на целые пять лет».

- Пойдем, Люси, - Федор протянул ей руку, - у меня есть подарок. Ты ведь хочешь узнать, где я живу, хочешь прогуляться со мной..., - девочка, молча, послушно, подала ему ладошку. «Мальчишки вырастут скоро, - подумал Федор, - а девочки всегда при мне будут. И Любаша знает Юджинию, примет ее..., - девочка надела шляпку и они вышли из кафе. Стрекотал поезд, пели механические птицы, над залом висел аромат хвои и духов. Питер, стоя за колонной, услышал отчаянный, рыдающий детский голос:

- Отпусти меня! Отпусти немедленно! Меня украли..., - надрывалась Люси. К вращающейся двери бежали охранники в форменных куртках Le Bon Marche. Питер пробился через толпу. Федора держали двое. Люси, шлепнувшись на мраморный пол, горько рыдала: «Папа! Мама! Я была здесь с папой, я хочу к папе!». Толпа шумела. Питер протянул руки: «Девочка моя! Я здесь, я здесь, что такое?». Люси бросилась к нему в объятья. Питер услышал, как всхлипывает женщина сзади.

- Мерзавец! - крикнул кто-то из покупателей Федору: «Как такого земля носит, а на вид приличный человек!

- Месье, - Питера тронули за плечо, - меня зовут месье Ленуар, я управляющий магазином. Что случилось?

Питер погладил русые волосы дочери. Люси спрятала лицо у него на плече. Он холодно ответил, вытянув в сторону Федора палец, украшенный бриллиантовым перстнем:

- Этот человек хотел украсть мою дочь, господин управляющий, невинного ребенка пяти лет от роду..., - Ленуар побледнел и что-то прошептал служителю: «Мы немедленно вызовем полицию, месье...»

- Месье Кроу, Питер Кроу, из Лондона, - он склонил каштановую, в седине голову. Ленуар испуганно вспомнил: «К и К». Этому рыжеволосому тюрьмы не миновать. Но какая мразь, а одет хорошо. Бедное дитя..., - он посмотрел на красные пятна на щеках похитителя и коротко дернул подбородком куда-то в сторону. Охранники увели Федора. Ленуар стал уговаривать толпу разойтись. Оказавшись у двери на черную лестницу, Федор оглянулся. Мистер Кроу смерил его спокойным, оценивающим взглядом. Питер ушел вслед за управляющим, держа на руках дочь. На мраморном полу валялись осколки разбитой куклы.

Его привезли в полицейский участок шестого округа, на рю Бонапарт, за углом от церкви Сен-Сюльпис и дома бывшей жены. Они даже проехали вдоль рю Мобийон. Рынок Сен-Жермен, на противоположной стороне улицы, бойко торговал, витрины лавок украсили к Рождеству. Федор, горько подумал:

- Я обещал мальчикам, что мы каникулы вместе проведем..., На Рождество их во дворец забирают, в семью его величества, а потом..., Мне не доказать, что Любаша, моя дочь..., - он искоса взглянул на непроницаемые лица полицейских. Федор отказался говорить, кто он такой. Документов у него с собой не было. Он хотел взять их в пансионе, по дороге на рю Мобийон. Федор приехал в Париж легально, под своим именем, с настоящим паспортом.