Барон недовольно пожевал сигару:

- Мы с Виллемом возвращаемся в Мон-Сен-Мартен. Вчера ночью взорвался рудничный газ на «Луизе». Хорошо, что никто из инженеров не пострадал. Двух откатчиц завалило породой, и одного шахтера, из новых работников. Непонятно, кто это был. Бригады поменялись сменами, а штейгеры ничего не записали, бездельники. Его не нашли, а женщин вытащили. Ты можешь здесь остаться..., -он взглянул на невестку. Элиза перекрестилась и взяла мужа за руку: «Конечно, я с вами поеду, дядя Виллем. А что с этими бедными женщинами? - она вздохнула.

Муж помолчал:

- У одной голова была разбита, а вторая при смерти. У нее ноги раздроблены, она много крови потеряла. Хотя какая у нас больница..., - Виллем, искоса, взглянул на отца, - а никто из Брюсселя не поедет оперировать откатчицу.

- И компания за это платить не будет, - подытожил Виллем: «Собирайтесь, я хочу попасть на утренний поезд».

- Заплачу я, - Элиза раздула ноздри, - и я найду хирурга, который согласится на операцию. Не спорьте со мной, - она подняла руку, - это мой христианский долг. Я сейчас, - она выскользнула из двери, так и не сняв шляпку, думая о том, что кузен Давид не мог далеко уйти. Он действительно стоял у перил променада, на набережной было людно. Элиза, задыхаясь, выпалила: «Кузен Давид, мне нужна помощь!»

Он слушал ее, а потом темные глаза потеплели. Он, коротко, сказал:

- Я буду на вокзале, в нужное время. За меня не беспокойтесь, - доктор Кардозо улыбнулся, - найду, где остановиться в Мон-Сен-Мартене. И не думайте о деньгах, кузина Элиза, - он поклонился и девушка покраснела: «Если дядя Виллем будет вам что-нибудь говорить...»

Давид кивнул:

- Я врач, я знаю, как обращаться, - он поискал слово, - с трудными людьми.

Элиза, во время завтрака, немного рассказала ему о своем свекре. Давид заметил: «Конечно, дядя Виллем неправ. Ребенок ни в чем не виноват. Тем более, у него один брат остался, ваша невестка пропала...»

Виллем вышел на балкон. Невестка быстро возвращалась к гостинице. «Твоя жена неприлично себя ведет, - кисло сказал барон, - врача какого-то нашла. Где она его только взяла?»

Юноша складывал саквояж:

- Папа, это Остенде. Здесь много врачей. Ничего неприличного в этом нет, - Виллем взглянул в серые, чуть покрасневшие глаза отца. Барон усмехнулся: «Когда вы меня порадуете хорошими новостями? Пора, вы год как поженились».

- На все воля Бога, - коротко ответил сын. Виллем решил:

- Ничего она ему не сказала. Вот и хорошо. Она, на что угодно пойдет, лишь бы мальчишка не узнал о ее бесплодии. В Мон-Сен-Мартене уложу ее в постель, - он выбросил окурок вниз, на деревянный променад и пошел переодеваться.

Рудничная больница в Мон-Сен-Мартене была совсем маленькой, две мужские, одна женская палата и кабинет для приема врача. Элиза с Давидом прошли по узкому, заполненному людьми коридору, заполненному матерями с маленькими детьми. Младенцы хныкали, навязчиво пахло хлорной известью. На перроне вокзала в Остенде Давид представился барону де ла Марку. Виллем, было, хотел что-то сказать, но доктор Кардозо прервал его:

- Дядя Виллем, я не хочу разбираться, кто прав, а кто виноват, да это и не мое дело. Я здесь для того, чтобы выполнить свой врачебный долг.

Они ехали в салоне-вагоне, через Брюссель и Льеж.

Все три часа дороги до Мон-Сен-Мартена, свекор дымил сигарой, закрывшись газетой, и в разговор не вступал. Элиза решила не обращать на него внимания. Младший Виллем только весело подмигнул жене. Они с Давидом устроились в другом конце вагона. Доктор Кардозо рассказал Виллему все новости. Юноша усмехнулся: «Очень хорошо, что мы с вами встретились, кузен Давид. Иногда можно подумать, - он понизил голос, - что мы на необитаемом острове живем. Раньше, во времена Арденнского Вепря и адмирала де ла Марка так и было. Даже сейчас горы, что от замка на восток и юг уходят, дикими остались. Мы бы с вами могли форель половить, - Виллем вздохнул, - но я днем и ночью на «Луизе» занят буду. Это наша самая крупная шахта. Надо ее восстановить до начала горячего сезона».

Давид рассказал им об американских родственниках. Элиза, ласково заметила: «Две девочки у кузины Бет. Мы их тоже поздравим, непременно».

- В конце концов, - сказала себе Элиза, слушая разговор мужа и Давида о Суэцком канале, - это не дядя Питер. С ним дядя Виллем в ссоре, а с остальными, нет.

После открытия канала уголь должен был взлететь в цене.

- Рейсов из Азии в Европу станет больше, - сказал Виллем, - дорога в два раза укорачивается. Судостроительные компании будут размещать у нас заказы на сталь. Она тоже подорожает. «Луиза» наша самая богатая шахта, она приносит львиную долю угля, но мы ее приведем в порядок, обещаю, -заявил Виллем.

Они говорили о технике, о том, что лампы Дэви устарели, и часто вызывают пожары. Элиза смотрела на зеленые перелески, проносящиеся за окном, на яркое небо конца лета, и слушала мягкий голос. Она вспоминала букет роз, что Давид подарил ей в Париже, и то, как они стояли на Пер-Лашез, у семейного склепа.

- Нет, - услышала она со скамьи, - о Максе я ничего не знаю. Никто не знает, - Давид улыбнулся, - даже его собственный брат. На похоронах тети Джоанны он был, а потом..., - доктор Кардозо не закончил: «Не удивлюсь, если он в Америку вернулся. Он участвовал в Гражданской войне. Или в Россию поехал, или в Китай. Он бродяга, совсем, как мой зять, капитан Кроу».

Элиза вспомнила, что кузен Давид ей рассказывал в Париже. Девушка, лукаво, сказала:

- Ваш дедушка, полковник Кардозо, тоже в России был, с узурпатором..., - Элиза покраснела, - то есть с Наполеоном.

- Главное, - Виллем отпил кофе, - чтобы папа тебя не слышал. Ему племянник Наполеона орден вручил, - юноша сдержал смешок.

- И на Святой Елене он жил, и в Америке. А ваш отец, в Батавии, - Элиза взглянула на Давида: «Может быть, и вы куда-нибудь соберетесь?»

Она поняла, что так ей было бы легче. «Иначе я все время буду о нем думать, - Элиза, незаметно, открыла ридикюль и сжала пальцами четки, - а это грех, грех...»

Давид развел руками:

- Моя жена привыкла к Амстердаму, у нас ребенок маленький..., Вряд ли, кузина Элиза. Я преподаю в Лейдене, печатаюсь, у меня практика..., - Давид, было, хотел пригласить ее с мужем в Амстердам, но потом сжал зубы:

- Зачем? Чтобы ты видел ее каждый день, и мучился? Она любит своего мужа, и он ее тоже, это понятно. Он хороший человек, оставь, оставь..., - Давид велел себе отвести взгляд от ее закрытого, дневного платья цвета голубиного крыла, велел не любоваться маленькой грудью, пышными бедрами, изящной щиколоткой в кружевном чулке, видневшейся из-под шелкового подола. Они заговорили о канале в Панаме. Виллем и Давид обсуждали будущую войну Германии и Франции, а Элиза тихонько вздыхала, опустив глаза к журналу на коленях, даже не понимая, что она читает.

По прибытии в Мон-Сен-Мартен свекор и муж сразу поехали в экипаже на «Луизу». Элиза быстро нашла Давиду хорошую комнату, с отдельной кухней и умывальной, в доме, где помещалась одна из лавок компании.

- Мадам Леметр за вами будет присматривать, - пообещала девушка, - и принесет сюда новую посуду. За мой счет, - твердо добавила Элиза. Давид, стоя на крыльце, глядел на ряды типовых домов, на пустынные улицы. Смена была в самом разгаре:

- Как она здесь живет? Такая безысходность, такая глушь..., Она образованная девушка, музыкантша, разбирается в литературе..., - он увидел мощные, серые стены замка над равниной. Воздух был пропитан гарью. Когда они шли к больнице, Давид, осторожно, сказал: «Кузина, мой вам совет, как врача…, Когда у вас появятся дети, лучше их растить в более здоровом климате. В таких поселках часто бывает чахотка, мало солнечного света...»

Щека девушки внезапно закаменела. Она отчеканила:

- Я знаю, кузен Давид. Я преподаю в нашей школе, ее содержит компания. Я вижу этих детей каждый день. Недостойно будет..., - она прервалась и покраснела: