- Вот и ведите, - посоветовала ему Бет, краем рта улыбнувшись Джошуа.

- Я принесла моему мужу обед. Я буду приходить каждый день, - Бет кивнула на дверь, -распорядитесь, чтобы мистера Горовица перевели в камеру с отдельной умывальной, иначе он не сможет молиться. Я должна перепеленать ребенка, - Бет, со значением, посмотрела на Морриса, - а мой муж должен поесть. Я ему оставлю посуду, - начальник полиции помялся на пороге своего кабинета:

- Но я не могу выпустить вашего мужа, миссис Горовиц, даже под залог. Он не из этого штата, у него нет поручителей в Чарльстоне…

Джошуа молчал, глядя на жену, Бет, едва слышно, проговорила: «Все будет хорошо, милый».

Его перевели в другую камеру и разрешили Бет спуститься вниз. Он ел, держа на коленях фарфоровую тарелку. Бет, расхаживая по каморке, рассказала, что попросила Фридлендера отправить телеграмму в столицу.

- Дэниел в Буффало, наверняка, - Бет положила спящую девочку на скамью, - но ему все передадут. Телеграмма шифрованная, - она улыбнулась, - как мы во время войны делали. Здоровье тети Джемимы ухудшилось, ее укусила гремучая змея. Срочно нужна помощь врачей, - она помолчала:

- Я еще написала, чтобы Дэниел нашел Вильму. Она в штате Нью-Джерси живет, с мужем и детьми. Пусть с нее показания снимут. Может быть, в описаниях банды Квантрелла, есть приметы этой самой Гремучей Змеи…, - Бет запнулась:

- Вильма мне говорила. У него шрам, на левой руке, здесь, - жена показала на предплечье.

- Я вас люблю, - тихо сказал Джошуа, беря на руки дочь.

- Теперь Бет долго трогать нельзя, - с тоской подумал рав Горовиц, - да меня и не выпустят отсюда. Девочке имя не дадим…, - она просыпалась, позевывая. Длинные ресницы бросали тень на белые щечки.

- Она старшая в семье будет, - ласково сказала жена, - наша Батшева. Не плачь, милый, - Джошуа подавил слезы и улыбнулся дочери. Батшева высунула ручку из пеленок и доверчиво схватила его за палец.

Бет сказала, что Фридлендера приютил один из стариков. Она собиралась приходить каждый день, с едой для Джошуа и новостями. Фридлендер, завтра, должен был принести ему молитвенник, талит и тфилин. Джошуа едва успел поцеловать девочку. Свидание закончилось, охранник топтался у открытой двери камеры. Жена ушла, помахав ему на прощанье, велев, чтобы он не волновался. Бет и девочка жили в семье Робинсонов. Фридлендер оставил акушерке посуду. Бет усмехнулась: «Если я сюда могла прийти, то в лавки наши тоже доберусь. Голодать не буду».

На столе красовался чайник и кружка. Бет принесла ему чай и сахар. Джошуа, попросил у охранника кипятка. Эта камера была еще меньше, на три его шага.

- Славьте Бога, ибо велика милость его, - устало подумал Джошуа, видя перед собой нежное, младенческое личико девочки, слыша ласковый голос жены. Он, закрыв глаза, шептал Псалмы: «Нечестивцы будут наказаны, а праведники унаследуют землю. Это случится, обязательно».

Бельмонте полусидел в постели, опираясь на шелковые подушки, склонившись над блокнотом с подсчетами. Из-за проклятого рава Горовица, покупку имения пришлось отложить. Расписки саквояжников сгорели в пожаре, но двое из них выжили. Бельмонте не мог рисковать и забирать их деньги. Все предприятие принесло ему всего лишь десять тысяч долларов, из которых три ушло Баруху. Бельмонте вел бухгалтерию местного отделения Клана. На их вылазки тоже требовались средства. Каждый из них ежемесячно вносил в кассу по несколько десятков долларов.

Бельмонте отпил кофе. Он не столько горевал о потерянных деньгах, сколько о том, что упрямый старик Фридлендер остался, хоть и без пансиона, но с большими страховыми выплатами, а Горовиц, кажется, вообще вышел сухим из воды.

Доктор Левин, навещавший вчера Бельмонте, рассказал, что начальник полиции собрал консилиум. Врачи признали, что рав Горовиц, хоть и был в ночь пожара в состоянии волнения и тревоги, но сейчас полностью пришел в себя.

Судья в Чарльстоне был северянин, аболиционист, республиканец. Бельмонте, со вздохом, понял, что тюремное заключение Горовицу не угрожало.

- Как только пройдет суд, - пробормотал Бельмонте себе под нос, - его отпустят. Он выплатит штраф и уберется отсюда. Впрочем…, - председатель тонко улыбнулся.

В том, что цветная шлюха его узнала, он не сомневался. Бельмонте это не беспокоило. Дело было еще до войны. Из тогдашних гостей поместья Мэтью, никто понятия не имел, чем занимался Бельмонте в банде Квантрелла.

- Их уже не найдешь, - он покусал карандаш, - война всех разметала. Я в полной безопасности.

Бельмонте лежал в отдельной палате. Еду ему приносили из дома, от их повара. Врачи обещали, что в начале следующей недели он окончательно оправится. По расчетам Бельмонте, рав Горовиц должен был пробыть в Чарльстоне еще не меньше месяца, пока дело бы дошло до суда. За это время Бельмонте предполагал отправить, с надежным человеком, весточку Джессе Джеймсу. Банда приятеля скрывалась на западе штата, в захолустье Голубого хребта.

Бельмонте развернул карту Южной Каролины, что ему принесла жена, и провел острием карандаша вдоль железнодорожной линии, ведущей на север. Такого еще никто не делал, в мирное время, но Бельмонте знал, что в прошлом году, сразу после капитуляции генерала Ли, Джессе и его дружки нападали на поезда.

- У него есть опыт, - заключил Бельмонте, закинув руки за голову, охнув, - он справится. В почтовом вагоне будет золото, непременно. Мы в накладе не останемся. Рав Горовиц пожалеет, что мне дорогу перешел, и она тоже. Сам туда отправлюсь. На ее глазах голову ее отродью разобью.

Он взглянул на свой золотой хронометр. Было время завтрака, однако за дверью, что вела в коридор, царила тишина. Бельмонте поморщился: «Могли бы и не опаздывать, за те деньги, что я им плачу». Он протянул руку за колокольчиком. Здание госпиталя, разбитое во время осады Чарльстона, было восстановлено, но его пока не оснастили электрическими звонками. В особняке и конторе Бельмонте стояла эта новинка. Он, мимолетно, пожалел, что комнаты до сих пор приходится освещать газом и керосином. Вспомнив о керосине, он помрачнел и услышал знакомый, веселый голос начальника полиции Чарльстона: «Доброе утро, мистер Бельмонте! Я к вам с хорошими новостями».

Фридлендер стоял в светлом, пустом коридоре, зажав под мышкой бархатный, потертый мешочек с тфилин.

- А он не откажется? - озабоченно спросил его спутник, невысокий, плотный человек, с каштановой, неухоженной бородой. В ней мелькала седина:

- Потому что если откажется, мистер Фридлендер, - он помолчал, - мы не можем его заставить. Это личный досмотр. До ареста это неконституционно, а арестовывать мы его не можем. Пока, - добавил Аллен Пинкертон.

Он приехал в Чарльстон из Нью-Йорка в середине этой ночи, на особом рейсе военного поезда, с одним вагоном. Полотно очищали по всему пути следования, задерживая пассажирские рейсы на станциях, пропуская локомотив Пинкертона вперед. Они шли без остановок, только замедляли ход на крупных вокзалах, чтобы взять уголь. От Нью-Йорка до Чарльстона было шестьсот миль. Поезд миновал это расстояние за десять часов. Пинкертон постучал в двери начальника полиции города в два часа ночи, вытирая пот со лба. Лето в Нью-Йорке было скверным, лили дожди, а здесь, прикинул сыщик, было не меньше ста градусов по Фаренгейту, даже ночью. Влажный ветер с моря только усиливал жару.

Мистер Моррис, в бархатном халате, со свечой в руке, недоуменно спросил: «Что вам нужно?»

- Аллен Пинкертон, детективное бюро Пинкертона, - сыщик протянул ему карточку, - вот письмо военного министра Стэнтона, подтверждающее мои полномочия. Одевайтесь, мистер Моррис. Я здесь по поручению правительства Соединенных Штатов Америки.

Они пили скверный кофе, сидя в кабинете Морриса, в городской тюрьме. Пинкертон разложил по столу бумаги. Моррис прочитал показания миссис Вильмы Джонсон, двадцати трех лет, проживающей в Трентоне, штат Нью-Джерси, учительницы в школе для цветных. Полицейский поднял глаза: