- Мистер Фридлендер, бегите за акушеркой, миссис Робинсон, в цветном квартале, у баптистской церкви! Бет, отойди как можно дальше! - он увидел, как жена рванулась к нему: «На втором этаже люди. Я вернусь, обещаю».

Джошуа прижал ко рту тряпку, и взбежал по лестнице наверх. От стен тянуло жаром, в коридоре были ничего не видно от густого, серого дыма. Он закашлялся и споткнулся о тело. Джошуа стащил его вниз.

- Еще двое. Где пожарные, соседи давно должны были их вызвать..., - Джошуа оставил потерявшего сознание человека на траве сада. Он увидел людей, сбегавшихся к пансиону. Кольт нагрелся и жег ему карман. Две оставшиеся двери были закрыты. Джошуа сбросил пиджак и стал стрелять в замки. Одного постояльца спасать было поздно, в спальне ревело пламя, а второго он нашел без чувств, на пороге его комнаты. Пол на лестнице горел. Джошуа еле нес мужчину, выше его на голову. Шатаясь, он вывалился наружу, на ступени пансиона и услышал грохот у себя за спиной. Крыша проваливалась.

Звенел пожарный колокол, ржали лошади, кто-то громко распоряжался. Джошуа, тяжело дыша, подошел к ограде. Он стал искать Бет и Фридлендера. Рав Горовиц наткнулся на холодные, карие глаза. Бельмонте стоял поодаль, оценивающим взглядом смотря на пылающее здание.

- Это он, - понял Джошуа, - больше некому. Не смей, тебе надо найти Бет, она рожает..., - Джошуа ощутил в руке тяжесть кольта. Подняв пистолет, прицелившись, он выстрелил в Бельмонте.

Бет стояла, уцепившись за кованую ограду, едва дыша от боли, кусая губы. Вокруг шумела толпа, Фридлендер побежал за акушеркой. Она смотрела на столб огня, поднимающийся к небу.

- Джошуа говорил, - схватки были сильными, скручивающими все тело, - говорил, что отец его во время пожара вашингтонского родился..., Они тогда из города бежали. И вот опять..., - Бет заставила себя не кричать и зашептала псалмы.

В Иерусалиме тетя Дина говорила их каждый день. Она молилась за больных людей, за рожениц, за бесплодных женщин, ездила в Вифлеем, к могиле праматери Рахили. Однажды, возвращаясь оттуда, она сказала Бет:

- Шуламит у нас так родилась. Я выкидывала сначала, потом…, - зеленые глаза женщины погрустнели, - трое мальчиков не жили, один за другим..., Я псалмы читала, Исаак тоже. Мы кормили бедняков, женщины халы пекли, с молитвой, чтобы у нас дитя на свет появилось. И все равно..., - госпожа Судакова помолчала:

- У вас, в Америке, не принято много детей рожать. Но посмотри на тети Малки потомство, по всей Святой Земле они живут. Это лучше, - добавила Дина. Бет увидела Джошуа на пороге горящего дома. Женщина попросила:

- Господи, пожалуйста. Пусть с моим мужем все будет хорошо, пусть дитя здоровым на свет появится, пусть у нас будет много их, мальчиков и девочек..., - она услышала сзади ласковый голос: «Миссис Горовиц, я миссис Робинсон, акушерка. Ваш муж ко мне заходил. Дайте мне руку, пожалуйста».

Она была высокой, лет пятидесяти, с легкой сединой в черных, прикрытых капором волосах, с кожей цвета темного каштана.

- У меня экипаж, - акушерка оторвала Бет от ограды, - нам надо ехать, миссис Горовиц. Я вижу, что схватки сильные.

- Но мой муж..., - Бет помотала головой. Она успела кое-как набросить шаль и завязать ее тюрбаном: «Мой муж здесь..., - она почувствовала, как намок подол ее длинной, с глухими рукавами, шелковой рубашки. Миссис Робинсон твердо сказала:

- У вас воды отошли. Вам нельзя быть на улице.

Бет поняла, что все еще держит в руке кинжал. Миссис Робинсон разжала ее кулак. Бет заметила, как заблестели темные глаза негритянки.

- Я скажу раву Горовицу, что вы уехали, - вмешался Фридлендер. Его седые волосы были испачканы пеплом. Бет продышала:

- Спасибо..., Спасибо вам..., Мне жаль..., - она указала на дом.

- Это стены, - коротко сказал старик, - люди важнее. Езжайте, пожалуйста, миссис Горовиц. Все будет хорошо.

Звенел колокол, пожарные разворачивали шланги толстого холста, толпа волновалась. Бет подумала:

- Бельмонте здесь. Я его видела. Или мне показалось. Что ему делать на пожаре? Хотя он рядом живет..., - она почти ничего не понимала. Бет, скорчившись на сиденье экипажа, услышала какой-то выстрел, крик толпы. Экипаж тронулся, и она опустила веки: «Пожарные стреляли, наверное».

Они проезжали мимо синагоги. Акушерка потянулась снять шаль с ее волос: «Вам легче будет, мисссис Горовиц».

- Нельзя, - Бет потуже затянула тонкий кашемир, - я еврейка, нам нельзя волосы показывать..., Никому, кроме мужа, - она уцепилась за руку женщины. Схватка отступила. Бет заметила: «У вас акцент не местный».

- Мы из Канады, - миссис Робинсон стерла пот с ее лица, - сюда после войны приехали. Наш сын, тоже пастор, дома остался. У него жена, двое сыновей. Муж мой сказал, что неграм здесь помощь нужна. Он у меня в Бюро по Эмансипации работает, грамоту преподает. И я тоже. И церковь у него, баптистская, - они свернули к цветному кварталу. Миссис Робинсон ласково взяла Бет за руку:

- Бабушка моя из рабства бежала, а мама на озере Эри родилась, на корабле, когда их в Канаду вывозили. Ее тоже еврейка принимала, миссис Мирьям. Маму мою в честь нее назвали, и меня, вслед за ней. Бабушка мне об этом кинжале рассказывала, - акушерка, осторожно, коснулась пальцем золотой рыси.

- Мы родственники с миссис Мирьям, - сквозь боль улыбнулась Бет, - дальние.

- Вы Странница, - экипаж остановился у крепкого, каменного дома, миссис Робинсон помогла Бет сойти с подножки: «Мы о вас в газетах читали. Все будет хорошо, милая, - она поддержала Бет. Женщина закричала, низко, страдальчески.

Миссис Робинсон завела Бет в скромно обставленную переднюю: «Лютер, начинай греть воду. Мы в спальню».

Высокий, чернокожий мужчина, в домашней, бархатной куртке, поклонился: «Добро пожаловать, миссис Горовиц. С вашим мужем мы уже познакомились. Он придет, утром, когда пожар потушат, уверяю вас».

Окна спальни были распахнуты во влажную, ночную жару. Пахло морем и магнолиями. Миссис Робинсон переодела Бет в чистую сорочку и расхаживала с ней по спальне. Бет, в перерывах между схватками, рассказывала ей о работе на Юге, во время войны, и о Святой Земле.

- Я в здешней синагоге пряталась, - Бет помотала головой от боли и приказала себе терпеть, - у них была станция Подпольной Дороги..., Здесь мы с равом Горовицем и встретились, то есть, мы друг друга с детства знали..., - Бет застонала: «Миссис Робинсон, а это не опасно? Еще неделя, а то и больше…»

- Ребенок не спрашивает, - акушерка устроила ее на постели, - думаю, все в порядке будет. Вы с мужем оба невысокие..., - Бет повторяла про себя псалмы, найдя пальцами кинжал, сжимая голову рыси.

- Будь твердой, - велела себе она, - Джошуа придет, утром, возьмет дитя на руки..., Все равно ему здесь нельзя было быть..., - она заплакала и крикнула:

- Очень больно, пожалуйста..., - по смуглому, потному лицу текли слезы. Миссис Робинсон обняла ее: «Потерпите, милая моя. Вам тридцать, ребенок первый..., Со следующими детьми легче будет».

- Много, - сказала себе Бет, раскрывая рот, так и держа в правой руке кинжал, - будет много детей. Как у Сары-Мирьям, первой..., - она, внезапно, вспомнила свой сон, услышала гудение огня, и велела себе: «Еще немного. Все закончится, все будет хорошо».

Девочка родилась, когда на востоке, над океаном, вставал розовый, ранний рассвет. Была она маленькая, изящная, темноволосая, с белой кожей, и звонко, весело кричала. Миссис Робинсон, обтерев ее, рассмеялась:

- Маленькая на мужа вашего похожа, глазами. А стать, - акушерка осмотрела младенца, - ваша будет, миссис Горовиц.

В серо-синих глазах отражались первые лучи солнца.

- Моя красавица, - Бет всхлипнула, укачивая девочку, - мама здесь, мама с тобой..., И папа скоро придет, тебя увидит. Знаешь, какой у нас папа хороший..., Он умный, и смелый, и добрый..., Ты наше счастье, - Бет осторожно поцеловала еще влажные завитки волос. Девочка нашла грудь и засопела, укрывшись в ее руках. Миссис Робинсон велела: «Спите, пожалуйста. Я вам завтрак принесу...»