Дэниел, в неверном свете рожка, пробежал глазами послание: «Опять этот  Дрозд….»

-Вот и найди его, - посоветовал Макс и пожаловался: «С ног валюсь. Приму завтра ванну, и перееду к Майклу, - Волк расхохотался, показав белые зубы, - там ветчиной кормят».

-Это все подождет, - Дэниел достал свой блокнот, - сейчас я сварю кофе. Ты мне расскажешь все, что Ли говорил об этом Дрозде. До последнего слова, до последней буквы…., Иди в кабинет, - распорядился Дэниел. Скинув пиджак, засучив рукава крахмальной рубашки, майор Горовиц направился на кухню.

Подойдя к ограде особняка Вулфов, Макс обернулся: «А за кем кузина Марта замужем?». Дэниел, в штатском, светло-сером костюме, с шелковым галстуком,  усмехнулся:

-Я тебе читал письмо из Лондона. За братом того самого Федора Петровича, жену которого твой Анри увез из Санкт-Петербурга, с  твоей помощью.

Макс, утром, недовольно посмотрел на свою холщовую куртку:

-Все мои вещи у Майкла. Придется в таком виде идти представляться кузине. Хотя бы помылся.

Волк не только помылся. Он успел с утра сбегать в лавку и сейчас держал в руках букет белых роз. «Я все-таки немного француз, - подмигнул он Дэниелу, - положено приходить к даме с цветами».

Серые глаза майора Горовица даже не потеплели. Волк хмыкнул:

-Интересно, как он собирается ухаживать за мисс Аталией?  Хотя, понятно. Арестует ее отца, и девушке больше ничего не останется, как согласиться на его предложение. Я говорил, не надо кузену Дэниелу дорогу переходить.

Утро было теплым, солнце сверкало в лужах. Волк, возвращаясь в особняк, прислушался. Звонили колокола церквей. «Пасха в воскресенье, - вспомнил он, - побуду здесь еще немного, соблазню мисс Аталию, или кузину, и поеду в Лондон».

Волк, разумеется, Дэниелу об этом не сказал, только повел рукой:

-Вернусь на континент, закончу свою диссертацию по Кампанелле, получу звание, доктора философии, в Женеве. Буду спокойно преподавать.

Макс действительно намеревался заглянуть в университет. Жизнь  в Ричмонде у него была спокойная, библиотека в Хэпмпден-Сидней колледже, отменная. За год он успел  позаниматься с профессорами. Почти все студенты ушли на фронт. Старики были рады, когда капитан Марш робко попросил:

-Я, конечно, не смею отнимать у вас драгоценное время…

Макс освежил свою латынь. Диссертация была готова, в его саквояже лежала стопка тетрадей, исписанных четким, решительным почерком.

Они стояли на отделанном серым мрамором, с копиями греческих статуй, крыльце. Волк, внезапно, подумал: «Если Мэтью так и не объявится, Майкл еще богаче станет. Я, впрочем, тоже на бедность не жалуюсь».  

Дом на набережной Августинок модернизация барона Османа не затронула. Впрочем, как написали Максу его поверенные,  в квартире проложили водопровод и сделали ремонт. Ее снимала звезда Лирической Оперы, мадам Карвальо, со своим мужем, директором театра. Волк привык все считать в американской валюте. Квартира  приносила ему около десяти тысяч долларов в год.

-Надо будет посидеть с адвокатами в Париже, - решил он, - поговорить, в какие акции выгодно вкладывать деньги. Революция, конечно, это все сметет, но я ведь и стараюсь для революции.

По завещанию Волка, в случае его смерти, квартира отходила брату и его наследникам.

-Это пока я не женюсь, - напоминал себе Макс, - но в буржуазный брак я вступать не собираюсь, а своих детей я обеспечу.  Тех, что рождены от любимой женщины, от спутника жизни, а не от  лживой и подлой пиявки, - он даже поморщился.

Тяжелая, дубовая дверь распахнулась. Макс, опустил глаза вниз: «Ничего здесь не получится». Макс даже сглотнул.  У нее были такие же ледяные, прозрачные глаза, как у бабушки Джоанны, и рука была такая же, маленькая, жесткая. Она была очень похожа на портрет миссис де ла Марк. Волк видел  его в Лондоне еще ребенком.  Джоанна, в последний раз, привезла внуков в Англию за год до смерти прабабушки Марты. Он вспомнил хрупкую, изящную, седоволосую женщину в черном платье, и отчего-то поежился.

-Дэниел, - ласково улыбнулась женщина, - Дэниел, милый, как я рада тебя видеть! Вы, должно быть, кузен Макс, - Марта протянула ему тонкие пальцы: «Очень надеюсь, что вы оба никуда больше не уедете. Мы за вас волновались. Майкл в Белом Доме, мой муж  на верфях, а сын, его Петр зовут, по-русски, в школе. Вы проходите, - Марта отступила.

В библиотеке пахло хорошим табаком. Макс заметил на столе закрытую тетрадь, и рядом, механическую ручку. Кузина Марта была в домашнем платье, без кринолина, цвета палых листьев, волосы  сколоты простыми шпильками. Пахло от нее жасмином. Макс, присмотревшись, увидел тонкие морщинки у больших глаз. «Тридцать лет ей, - вспомнил Волк, - Майкла ровесница. Она, как бабушка, сразу видно. Не надо ей дорогу переходить».

Марта прошлым вечером пришла к мужу в кабинет и погладила его по голове:

-Степушка…, Я все понимаю, милый. Я дома, на своей земле, а ты больше никогда в Россию не вернешься. Тяжело тебе, - утвердительно  сказала Марта.

Он сложил чертеж, Марта краем глаза увидела в линиях что-то знакомое, и признал: «Тяжело, милая». Степан потянул ее к себе на колени:

-Тогда, в Сакраменто, после ссоры нашей, я даже хотел пойти…, - Марта приложила палец к его губам: «Но не пошел. Не надо, Степушка, - она прижалась щекой к его щеке, - я увидела бы все. Я тебя люблю». Степан почувствовал, как жена вытирает слезы с его глаз. Он уткнулся лицом  в мягкое плечо: «Хочется дома, Марта…, У меня никогда его не было…, Даже к Феде меня только ненадолго привозили».

В кабинете, слушая мужа, Марта решила:

-Не надо ему письмо от Юджинии показывать. И Макс, когда вернется, пусть молчит. Я его попрошу. Я не хочу, чтобы Степушка страдал. Он сам с братом увидится. Приедет Федор Петрович в Европу, рано или поздно. Пусть поговорят.

Марта долго сидела, обнимая Степу, шепча ему на ухо, что они обязательно купят дом на Темзе, заведут лодку, и будут катать детей по реке. «Мальчиков, - Марта укачивала его, - и девочек, милый. Я уверена, что у нас все получится, Степушка».

-Зачем я тебе? -  Степан, вынув из ее волос шпильки, целовал нежную шею: «Я тебя старше, Марта, и то, что в Сендае было…, - он не закончил. Марта взяла его большую ладонь:

-Вы не виноваты, милый. Что было, того не будет больше, - она улыбнулась: «А ты мне затем, что я тебя люблю, и буду любить всегда. Пока мы вместе, смерти нет, - она закусила губу и сдавленно сказала: «Тебе нельзя…»

-Ничего, - его губы коснулись маленького уха, - ничего, любовь моя…, Господь  хочет, чтобы люди любили, Марта. Помнишь, - Степан поднял ее на руки, - помнишь, ты мне говорила, что исчезнет ненависть и останется одна любовь…., Прости меня, - он зарылся лицом в ее распущенные волосы, - прости…

Марта  успела вспомнить: «Петенька спит». Потом все исчезло, и они опять были вместе, как тогда, в пещере под Бахчисараем, как в маленькой комнатке их дома в Гунибе. Марта, плача, смеясь, шептала: «Я люблю тебя, я так тебя люблю, Степушка…». Они лежали на диване, обнявшись, Степан показывал ей чертежи подводной лодки. Он весело сказал: «Скоро показательное погружение устроим. Вы  с Петенькой посмотрите, конечно».

-Но ведь это не опасно? - она устроилась головой на его груди, сбросив измятое платье на ковер. Рубашку Марта засунула куда-то за спинку дивана. Степан поцеловал ее белое, мерцающее жемчугом плечо: «Совершенно не опасно, не волнуйся. Я такое делал, на Крымской войне. Марта…, - он почувствовал  ее всю, горячую, нежную, и попросил: «Не уходи, никогда. Обещай, что всегда будешь со мной, Марта».

Она поцеловала лазоревые глаза: «Пока мы вместе, смерти нет, Степушка. Я это всегда помнить буду. И ты помни. Расскажу тебе, о чем я сегодня с президентом говорила, - смешливо добавила Марта. Степан удивился: «Ты с ним чай пьешь».

-И разговариваю тоже, - Марта блаженно вздохнула: «Хорошо-то как!»

-Потом в спальню пошли, - вспомнила она, показывая Максу и Дэниелу саблю с иконой. «Это мой муж гравюру сделал, - Марта развернула изящный свиток, - еще в Японии».