Все было готово. После убийств они должны были бежать на юг, в Мэриленд, отсидеться там в безопасном доме, адрес был известен еще с прошлого лета, хозяин их ждал, и потом пробираться дальше. Мэтью успокаивал сообщников, говоря, что в суматохе отступления конфедератов они с легкостью потеряются.

Оставалось только ждать. Он послал еще одно анонимное письмо кузену Дэниелу, городской почтой, на адрес его дома. Мэтью легко, в случае нужды, изменял почерк. Он знал, что Дэниел, с его дотошностью, может вспомнить, как выглядела рука Мэтью. В детстве они часто занимались вместе.

-Евреи въедливые, - недовольно пробормотал Мэтью, - что кузен Джошуа, что этот. 

Кузина Марта все еще ездила в Белый Дом. Мэтью велел себе пока не беспокоиться:

-Потом, все потом, - он  лежал на узкой, старой кровати, в маленькой комнатке, почти чулане, - после того, как выстрелит Брут и все остальные. Потом я навещу кузину Марту, заберу Аталию, и мы уедем.

В деревне ниже по течению Потомака жил знакомый  Мэтью, хозяин пристани, конфедерат. Их с Аталией ждал паровой катер. «Пропадем, - улыбался Мэтью, - исчезнем…, Деньги мои в Европе, спасибо Бенджамину».

Он поворачивался на бок, и видел перед собой белокурые волосы Аталии, ее голубые глаза, слышал ее шепот: «Конечно, я все, все сделаю…, Все сделаю, хозяин…»

-Она будет покорной женой, - Мэтью сладко потягивался, - верной. Не то, что сучка, кузина Бет. Обманула меня, сбежала…, Странница, - презрительно морщился Мэтью.

За маленьким окном слышался скрип повозок. Начался обмен пленными, конфедератов везли на юг. Пахло весной, сырой, влажной землей. На голых половицах каморки виднелась блестящая, призрачная лунная дорожка. Мэтью засыпал,  глубоко, спокойно дыша.

Анонимное письмо о полковнике Вильямсоне Дэниел получил, вернувшись в столицу. Он даже не стал заезжать в Бюро Военной Информации. После капитуляции,  Дэниел остался в штабе Гранта, допрашивая пленных южан. Важно было понять, не собираются ли конфедераты организовывать партизанские отряды, или подпольное сопротивление.

-Не страна, а слоеный пирог, -  Грант, недовольно, разглядывал карту.

-Железные дороги лежат в руинах, коммуникации перерезаны, суматоха…, Мы окружаем южан, южане окружают нас…, Некоторым генералам конфедератов закон не писан, и капитуляцию они для себя обязательной не считают, - Грант сочно выругался.

-Обидно погибать в самом конце войны, - отчего-то подумал Дэниел и посмотрел в свою записную книжку. Каждый год, осенью, он аккуратно заносил туда даты праздников.  Всякий, кто увидел бы листок, ничего не заподозрил. Это был просто столбик цифр.

-Завтра надо оказаться в  столице, - понял Дэниел, - Песах начинается, вечером. Дома, конечно, все в запустении. Ладно, надеюсь, что рав Штерн меня приютит, на седер.

Так и оказалось.

Дэниел не стал заходить к Майклу,  хотя, конечно, он хотел увидеться с кузиной Мартой и семьей. Он добрался до Вашингтона, верхом, потный, грязный, в той самой запыленной сержантской форме, когда уже вечерело. Дэниел едва успел собрать все доставленные ему письма в одну папку, помыться и переодеться в штатское. В синагоге, на Восьмой улице, начиналась молитва. Он пробрался на место деда и погладил медную табличку: «Натан Горовиц». Дэниел закрыл глаза, слушая красивый голос кантора, и вспомнил детство. Они молились еще в старом, деревянном здании. За несколько лет до смерти бабушки и дедушки община купила бывшую методистскую церковь и перестроила ее.

Дэниел взглянул на Ковчег Завета: «Тогдашний президент Пирс даже подписал указ о нашем законном открытии. Единственная синагога в Америке, учрежденная биллем Конгресса».

Рав Штерн был рад усадить Дэниела за праздничный стол. Майор Горовиц знал, что он, как всегда, заговорит о сватовстве. Раньше Дэниел отговаривался войной, но сейчас раввин поднял руку:

-Это я слышал, мистер Горовиц. Войска южан бегут, нам надо возвращаться к мирной жизни. Подумайте, кто из девушек вам по душе. Сами понимаете,- рав Штерн погрустнел, - женихов в Америке немного осталось.

Посуду убрали, жена раввина отправилась спать, другие гости разошлись. Дэниел искоса посмотрел на седую, ухоженную бороду рава Штерна:

-Джошуа написал мне, что ему в Нью-Йорке отказали. Это потому, что Бет цветная. С Аталией такой заминки не будет. Джошуа, конечно, свою карьеру похоронил. Ни одна община его с такой женой не наймет. Ему останется только мальчишек к бар-мицве готовить. Жаль, он ведь очень способный. Хотя и у него денег много, и у Бет. Голодать не будут.

Дэниел  иногда думал, что понимает кузена.  С тех пор, как он увидел Аталию, он и сам больше ни о каких девушках помыслить не мог. На вечерах у Вильямсона, майор Горовиц всегда, неотступно, следил за ее стройной спиной, за украшенной цветами, вечерней прической.

-Когда мы поженимся, -  Дэниел закрывал глаза, - она каждый вечер будет ложиться  в моюпостель, будет рожать моих детей, она станет моей, навсегда….

Дэниел носил этот документ в потайном кармане записной книжки. Он не хотел, чтобы бумагу кто-то увидел. Когда Вильямсоны появились в столице, Дэниел попросил покойного Кормщика сделать нотариально заверенную выписку из архивов синагоги в Чарльстоне. Дэниел с детства помнил историю о сватовстве покойного капитана Хаима Горовица. Он тогда улыбнулся: «Абигайль Линдо, дочь Авраама Линдо, вышла замуж за британца, Вильямсона. Это мне пригодится».

-О  сватовстве, - Дэниел достал блокнот, - я бы с вами и хотел поговорить, рав Штерн. Праздник, торопиться некуда…, - Дэниел откинулся на спинку кресла и положил перед раввином документ из Чарльстона, с печатями общины и нотариуса.

Отпив кофе, Дэниел добавил: «Разумеется, я сделаю пожертвование, рав Штерн, в честь моей свадьбы…, Новая пристройка для классов, свиток Торы, миква…»

-Если Бет рав Судаков разрешил учиться, - подумал Дэниел, - то Аталии тем более позволят.

Денег майору Горовицу было не жалко. Он, хоть и не был так богат, как Джошуа, кузену отошла еще и половина состояния покойного дедушки Тедди, но тоже не знал, ни в чем нужды.

Рав Штерн улыбался. Он вернул Дэниелу  бумаги и сцепил пальцы на круглом животе:

-Буду очень рад познакомиться с вашей невестой, майор. Думаю, после Нового Года, - раввин повел рукой в воздухе, - мы, как бы это сказать, все оформим. Можно будет ставить хупу. Или даже раньше, - он подвинул Дэниелу блюдо с мацой и радушно сказал: «Афикоман мы  съели, а это вам, домой. Вряд ли вы успели купить что-то к празднику».

Столица была пустынна, только откуда-то издалека, из бедных кварталов у Потомака, доносилась музыка Дэниел, идя к своему особняку, решил:

-Завтра, все завтра. Макс, наверное, к тому времени доберется до столицы. Завтра пойду, увижусь с кузиной Мартой…, Вильямсона мы арестуем на следующей неделе, конфискуем его имущество. Аталия останется на улице, в одном платье…

Дэниел даже замедлил шаг. Он увидел перед собой Аталию. Девушка, стоя на коленях, рыдала: «Майор Горовиц, пожалуйста…, Спасите, спасите моего отца, я на все готова ради этого….»

Дэниел облизал губы. Часто дыша, он велел себе: «Потерпи! Уже скоро!»

Пройдя через сад, пахнущий первыми цветами, он отпер дверь особняка:

-Надо будет кузине Мирьям написать, сообщить ей, что я женюсь.  Хорошо, что тогда наш брак расстроился. Мы бы все равно не ужились. На врача учится…, - он зашел в темную переднюю, - наверняка, не девственница давно. Мне такая жена не нужна.

Газовый рожок слабо горел. Широкая, дубовая лестница, уходила вверх. Дэниел, услышав какой-то шорох за спиной, обернулся. Макс прислонился к косяку двери, и устало сказал:

-У Майкла темно, не хотел их будить. Я у тебя переночую. Я только до столицы добрался. Еще хорошо, что подвезли немного, - Макс порылся в кармане куртки и протянул Дэниелу какой-то конверт.

-Это подарок, - со значением сказал Макс, - тебе, майор. И всему Бюро Военной Информации. Лично от моего бывшего командира, генерала Ли.