Мирьям посмотрела на белое, огромное пространство к западу от Канзаса. Оно упиралось в  побережье Тихого Океана. «А телеграф, - спросила девушка, - его уже прокладывают?»

-Прокладывают, - вздохнул Дэниел, - но это дело долгое. Тем более индейцы..., - он не закончил и весело сказал: «Пойдем, прогуляемся. Покажу тебе новый Капитолий».

-Менева, - думал Дэниел, когда они с Мирьям шли по Пенсильвании-авеню, под кронами высоких, зеленеющих листвой тополей.

-Есть слухи, что он в Скалистых Горах, где-то прячется. Перехватывает гонцов почтового ведомства, переселенцев..., Мстит за убийство отца. Это  папа со своим отрядом, напал на тот совет старейшин. Но кто знал, что они старейшины? - Дэниел пожал плечами: «Комиссия Сената папу оправдала. Тетя Стефания покойная  была кузиной сына Меневы. Джошуа его племянник, двоюродный. Вот оно как. Впрочем, что об этом думать. Еще не хватало индейцев-родственников. Цветные, это другое. Они такие же американцы, как и мы. Надо бороться за их права. Индейцы еще должны стать американцами. Нечего с ними церемониться. Прав был дедушка Дэниел Вулф, когда говорил, что их нужно в море сбрасывать».

Мирьям незаметно оглядела двор и увидела бревенчатое здание караульной. Всадники, спешившись, завели лошадей в конюшню. Кто-то разжигал костер под навесом.

-Здесь не такая высокая ограда, - поняла Мирьям, - можно вскарабкаться.  Прерия вокруг, спрятаться негде. Надо переждать ночь и уходить на запад, как можно дальше. Найду переселенцев, доберусь с ними до Калифорнии. А этот..., - она брезгливо покосилась на Смита, тот отдавал какие-то распоряжения охране, - этот пусть хоть сдохнет, убийца. Потом расскажу Джошуа, что это он..., - Мирьям вздрогнула. Апостол оказался рядом и взял ее за руку: «Морона, я дам тебе первый урок истинной веры, - сказал он, поглаживая бороду. «Потом ты отправишься на кухню, накроешь ужин, и мы взойдем на брачное ложе».

-Господи, как? - повторяла Мирьям, сидя в пустой гостиной. На окнах даже не было занавесок. «Бабушка, - она слушала и не слышала монотонный голос апостола, - бабушка, помоги мне, пожалуйста. Ты говорила, что Господь позаботится обо мне. Я не могу, не могу..., - девушка сглотнула, стараясь не смотреть на Смита.

Тот расхаживал вокруг ее стула.

-Брачное ложе есть ложе святости, - важно сказал Смит, - ты девственница, поэтому моя обязанность, как мужа, наставить тебя в правилах, которым должна подчиняться жена. Перед тем, как взойти на ложе, мы с тобой помолимся вместе, Морона, попросим у Господа крепкого и многочисленного потомства. Потом ты снимешь свои одежды, и покорно будешь исполнять мои желания, ибо я, - Смит поднял палец, - я есть глава семьи и твой господин. Помни, что пророк Алма учил нас: «Не прикасайтесь к нечистому». Ты обязана быть скромной и молчаливой, Морона, -  Смит коснулся ее  укрытой чепцом головы.

-Телица моя, - услышала Мирьям вкрадчивый, тихий голос, - девственная моя, чистая..., Помни, что на тебя наложено тавро мое, печать моя, в этом мире, и в мире грядущем. Когда ты поднимешься с ложа брачного, у тебя в чреве будет дитя, Морона....

Мирьям заставила себе не дрожать. «Не будет, - она стиснула зубы, - не будет. Господи, я прошу тебя, - девушка закрыла глаза, - пожалуйста, дай мне убежать отсюда..., Не делай со мной такого, я не смогу, не смогу...»

Смит наклонился и сомкнул руки вокруг ее шеи. «Скажи мне, Морона, - его губы коснулись уха девушки, - скажи, не скрывай ничего от меня, твоего небесного супруга, ты будешь послушной телкой в стаде избранных?»

-Буду, - Мирьям сглотнула, и апостол улыбнулся: «Хорошо. Накрывай на стол».

Он пил только воду и ел вареные овощи. Мирьям сидела напротив, ковыряя оловянной вилкой в грубой тарелке.

-Пророк учит нас, Морона, - сказал апостол, - что алкоголь, табак, горячительные напитки - все это приводит к разврату. А ты, - он зорко взглянул на нее, - ты не развратничала, Морона? Не касалась себя, тайком? Может быть, ты, - Смит раздул ноздри, - позволяла дурным помыслам и устремлениям побороть твою чистоту? Может быть, ты, -  он поднялся, - разрешала мужчинам нарушить святость своей девственности? Скажи мне, - потребовал он, - ничего не утаивай.

-Мне нечего говорить, - тихо ответила Мирьям. Она покосилась на дверь. Смит показал ей голую, маленькую спальню с узкой, старой кроватью, застеленной холщовыми простынями. Он кивнул на постель: «Здесь ты обретешь жизнь вечную, в небесном союзе со мной, как сказано, жена спасется через чадородие».

-Надо терпеть, - велела себе Мирьям: «Дробовик он у охраны оставил, я видела. Сбегу, когда он заснет. Вылезу в окно и переберусь через ограду. Но ведь это надо будет..., - девушка, с шумом, вдохнула воздух.

Апостол долго, размеренно, читал молитву, а потом повел рукой: «Убирай со стола и присоединяйся ко мне в спальне».

-Ничего не буду делать, - зло сказала себе Мирьям, ополаскивая тарелки: «Даже пальцем его не коснусь..., Господи, я бы убила его, на месте, если бы могла...»

Когда она вернулась, Смит уже стоял на коленях у постели.

-Повторяй за мной, - приказал он Мирьям, - я твой муж, и обязан вести тебя в молитве.

Мирьям неразборчиво бормотала что-то о святости  и чадородии. Смит поднялся: «Стой спокойно».  Он снял с девушки чепец и платье, расплел ей косы. Черные, тяжелые волосы упали на спину.

-Храмовые одежды, - Смит развязал шнурки на воротнике ее белья, - мы обязаны носить постоянно, как знак чистоты. Когда ты исполнишь свой супружеский долг, ты их наденешь. Я ношу, - он стал раздеваться, - на себе бремя особой святости, Морона. Ты будешь удостоена ее частицы. Ложись, - он кивнул на постель, -  и раздвинь ноги.

Мирьям подчинилась, опустив веки. «Этого не будет, - сказала она себе, - Господь сделает что-нибудь, я верю».

Смит набросил на нее грубое одеяло.

-Мы должны быть скромными перед Господом,- заметил он.

Трещала свеча, в комнате было полутемно. Он остался в одной короткой, до пояса рубашке.  Мирьям, так и не открывая глаз, услышала, как скрипит кровать. Сильные пальцы зашарили по ее телу. Он что-то шептал. Оказавшись сверху, придавив ее к постели своим телом, Смит крикнул: «Осанна! Господи, дай ей жизнь вечную! Осанна!»

-Нет! - попросила Мирьям, - нет, пожалуйста! Не надо, не надо..., -  она сжалась от мгновенной, сильной, резкой боли, и почувствовала спазм где-то внизу.

Смит грубо развел ее ноги и велел: «Терпи!». Боль скручивала все тело. Мирьям, облегченно, поняла: «Наставница мне о таком говорила. Он не сможет, ничего не сможет..., Спасибо, спасибо...»

Он все пытался что-то сделать, Мирьям велела себе терпеть, боль все усиливалась. Смит, пробормотав что-то сквозь зубы,  вскочил с постели. «Она станет моей женой, - апостол рылся в своей суме, - станет, так или иначе...».  Мирьям приподняла веки и увидела, что Смит кладет на холщовую простыню нож.  «Когда Авраам вел Исаака на гору Мория, - вспомнила Мирьям, - Исаак спросил: «Вот нож, и вот дрова, отец, а где же ягненок? Авраам ему ответил: «Господь позаботится о ягненке, сын мой». Так оно и случилось. Господи, - она ощутила на лбу прикосновение нежной руки, - спасибо, спасибо тебе».

-Сделай то, что должно, - услышала Мирьям женский голос. Смит опять прижал ее к постели, боль не отступала. Мирьям отвернула голову, пытаясь избежать его поцелуев, и нашла пальцами рукоятку ножа.

Она ударила его в шею, сзади, твердой, опытной рукой, не колеблясь. Мирьям вспомнила: «Это  Tuberculum caroticum, рядом с шестым шейным позвонком. Там сонная артерия, это мгновенная смерть».

Смит захрипел, дергая ногами. Мирьям, превозмогая боль, отбросила его на спину. Схватив подушку, она прижала ее к лицу Смита и навалилась сверху. Вся постель была залита кровью, фонтан оставил брызги на стенах и потолке. «Беги, - услышала Мирьям тот же голос, - беги, на запад. Немедленно».

Она даже не стала вынимать нож. Смит лежал, в задравшейся рубашке, борода была испачкана кровью. Мертвые глаза остекленели в свете большой, полной луны. Мирьям поморщилась, все еще чувствуя спазмы, и натянула свое платье. Ее руки были в крови по локоть. Девушка подхватила свой холщовый мешок и осторожно вылезла во двор.