Павлины разгуливали по траве у маленького пруда, на темной воде колыхались цветки лотоса. «У индуистов, - Грегори  взглянул на нее, - лотос - символ божественной красоты. С ним изображается бог Вишну, богиня Лакшми…»

-И Ганеша тоже, - весело добавила женщина: «Вы мне говорили, мистер Грегори, вас так зовут. Бог Ганеша, - задумчиво протянула она, - Устраняющий Препятствия. Он еще и покровитель знаний, да? А у него была жена?»

-У нас в Бенгалии, - Грегори помолчал, - считают, что он был женат на банановом дереве. Каждый год, во время праздника Дурга-Пужда, на неделю, дерево превращается в прекрасную богиню. А потом они опять расстаются.

-Очень грустно, - Луиза наклонилась и прикоснулась нежными пальцами к бледно-розовому лепестку лотоса.

-Я с ней тоже расстанусь, - понял Грегори: «Дождусь, пока приедет…, - он понял, что даже не может подумать о ее муже, - вернусь в Калькутту, а потом они отплывут в Европу. И все, и ничего больше не будет. Ничего и не может быть».

-Расстаются…, - услышал он голос женщины. Было совсем, сумеречно, за кустами кричали павлины. Грегори, внезапно, разозлился: «Миссис де ла Марк…, Я знаю, что не имею права даже упоминать о таком, но я себе никогда не прощу, если вы этого не узнаете».

Она молчала, а потом, поднявшись, быстро проговорила: «Я знаю, где вы остановились, знаю этот постоялый двор. Я приду к вам выпить чаю, завтра». Она ушла, шурша платьем. Грегори все глядел ей вслед, вдыхая тонкий, нежный аромат лаванды, в черной, жаркой тьме бомбейской ночи.

-А потом я пришла, - Луиза медленно спускалась вниз. Она даже не увидела маленькую, хрупкую девушку, что стояла рядом с Грегори. Она смотрела в его темные глаза, и вспоминала жаркий, послеполуденный воздух, крики разносчиков на базаре, растворенные окна, легкую, тонкого холста занавеску, что колыхал теплый ветер.

Она и забыла, что это бывает именно так.

-Никогда не знала, - поняла Луиза, велев себе не вспоминать, редкие, раз в месяц, появления мужа в ее спальне.

-Никогда не знала, -  она, тяжело дыша, укрылась в его руках.

-Что? - он ласково, так ласково провел губами по белой, горячей спине. От нее пахло лавандой, и она вся была как цветок, нагретый солнцем. «Не знала, - Луиза выдохнула, - что так бывает…»

-Теперь так будет всегда, - он улыбнулся, прижав ее к себе, белокурые волосы зашуршали. Луиза, присев, собрав их в узел, покраснела: «Всегда?»

-Каждый день, - подтвердил Грегори: «Потому что я тебя люблю, и это до конца дней моих, Луиза. Чему я, разумеется, - он не выдержал и рассмеялся, - очень рад».

-Да что у него с лицом? - Люси, искоса, взглянула на брата: «Я его никогда таким не видела. Глаза блестят…, Плачет он, что ли?».

-Здравствуйте, мистер Вадия, - Луиза заставила свой голос не дрожать: «Надеюсь, вы хорошо добрались? Это ваша сестра?»

Он молчал. Луиза ему написала о ребенке, но только сейчас, увидев ее, Грегори понял: «Нет, все. Я же ей ответил, хватит. Сегодня и поговорю с ним, - он никак не мог назвать Виллема ее мужем, - поговорю, и мы во всем разберемся. Луиза моя жена, у нас будет дитя, никуда она не уедет». Он все смотрел на просторное, светлое платье. Подняв глаза, он увидел, что Луиза покраснела.

-Люблю тебя, - одними губами сказал Грегори.

-Я тоже, - розовые губы зашевелились: «Я так ждала тебя, так ждала».

-Я здесь, и больше никогда тебя не оставлю, - он, наконец, склонился над маленькой рукой: «Позвольте вам представить, миссис де ла Марк, моя сестра, Люси».

Девушка присела. Луиза, чувствовала, как горят у нее щеки, все еще ощущала прикосновение его губ: «Рада встрече, мисс Вадия. Пойдемте, я покажу вам, где можно привести себя в порядок, с дороги. И спасибо за подарки, - она взглянула на Грегори, - дети будут очень рады».

Люси с братом успели заехать в пансион. В Бомбее,  им надо было купить дом, но, как улыбнулся Грегори: «Дело это небыстрое, а жить пока где-то надо». Комнаты держала английская хозяйка. Когда брат ездил один, он останавливался у индийцев, но считалось, что девушке, пусть она и сама была местной, в таких местах жить неприлично.

В спальне у миссис де ла Марк, Люси умылась над медной раковиной. Хозяйка дала ей шелковые полотенца: «Вы не стесняйтесь, мисс Вадия, здесь мыло, ароматическая эссенция…, Я сейчас, - добавила Луиза. Выйдя в коридор, оглянувшись, она постучала в дверь гостевой спальни напротив. Женщина, захлопнув дверь, оказавшись в его руках, выдохнула: «Господи, наконец-то!»

Грегори опустился на колени и приник щекой к ее животу. «Дитя, - подумал он зачарованно, - наш ребенок. Мальчик, или девочка. Господи, как я ее люблю».

-Не надо, - Луиза подняла его и, потянувшись,  - женщина была много ниже, - стерла слезы со смуглой щеки: «Не надо, милый мой, не плачь, пожалуйста. Я никуда не уеду, мы будем вместе, и дети с нами останутся…»

-Сегодня с ним поговорю, и не запрещай мне, - шепнул Грегори, целуя ее: «После обеда, когда мы курить пойдем».

-Нет, - испуганно покачала головой Луиза, - здесь твоя сестра, кузен Питер, дети…, Давай отложим, не надо это делать при семье.

-Вы моя семья, - хмуро отозвался Грегори, но, вздохнул: «Хорошо, если ты так считаешь…, Но не стоит тянуть, любовь моя. Месяц  до родов остался, надо, чтобы мы были вместе.

-Будем, - уверенно ответила Луиза. Быстро поцеловав его, она прислушалась: «Кажется, все собираются. Люблю тебя! - она выскользнула из спальни.  Грегори прислонился к двери, слыша ее тихий голос, все еще чувствуя ее рядом, маленькую, нежную, пахнущую цветами.

За кофе, когда дети ушли,  заговорили о новостях. В канцелярии губернатора Питера успокоили, уверив его в том, что мятеж, можно считать, подавлен, и до Бомбея он, во всяком случае, не доберется.

До этого Виллем рассказывал, как он собирается восстановить замок в Мон-Сен-Мартене. Питер, почти не слыша его, все смотрел на мисс Люси. Она была в простом платье кремового шелка, на смуглой шее блестела серебряная цепочка от крестика. Серьги у нее были  тоже серебряные, тонкой, местной работы. Тяжелые, темные волосы блестели в свете свечей. Окна в столовой были распахнуты, над Аравийским морем лежало огромное, багровое закатное небо. Питер подумал: «Какая красавица».

У нее были большие, почти черные, в длинных ресницах глаза. Когда Питер наливал ей вина, девушка, смешливо, сказала: «Я в прошлом году читала книгу, миссис Элизабет Гаскелл, называется «Север и Юг». Не краснейте, мистер Кроу, - Люси поднесла к губам хрустальный бокал, -  мистер П.К., в предисловии, что «оказал автору книги неоценимую помощь», это ведь вы?»

-Тебе тридцать шесть, - устало сказал себе Питер, - почему ты краснеешь, как мальчишка? Господи, я и не думал, что такая девушка со мной может заговорить. Я для нее старик, у нас тринадцать лет разницы.

Он развел руками: «Я. Муж миссис Гаскелл, он священник, служит в Манчестере, друг моего кузена, Аарона Корвино, тоже священника. Я возил миссис Гаскелл на наши фабрики, в Лидсе. Ей это было нужно для книги».

Люси помолчала и подняла тонкую бровь: «Мне кажется, Джон Торнтон, главный герой, он похож на  вас, мистер Кроу».

-Я польщен, - Питер улыбнулся, - но, смею вас заверить, мисс Вадия, банкротство мне не грозит. Скорее наоборот. Ваш брат, - ласково добавил он, - очень, очень способный работник. Я рад, что теперь он будет стоять во главе всего нашего индийского предприятия.

Люси взглянула на фрукты у себя на тарелке, и поиграла серебряной вилочкой: «Мистер Кроу, не принято нанимать нас…местных, на такие ответственные посты».

Питер отпил кофе и усмехнулся: «В прошлом веке, в России, был царь Петр…»

-Я читала о нем, - прервала его девушка и покраснела: «Простите».

-Я не сомневался, что читали, - лазоревые глаза ласково посмотрели на нее: «Когда Петр был в Лондоне, мой предок принимал его в нашем особняке, на Ганновер-сквер. Петр говорил…, - Питер пошевелил губами: «Мне неважно, какого вероисповедования человек, главное, чтобы он знал свое дело». И какого цвета у него кожа, - добавил Питер, - тоже неважно. Я уверен, ваш брат справится».